Хамоватая четверка, с удобством устроившаяся в его доме, вызывала противоречивые чувства. Первым желанием было немедленно ворваться в квартиру и вытолкать взашей наглых типов, однако музыкант, против обыкновения, предпочел послушать разум, а не сердце и навострил уши на лестничной площадке.

— А скоро это эльфийское лордство здесь вообще появится? Может, стоило оставить кого-нибудь на конюшне? Еще не поздно это сделать, — снова послышался голос за дверью. На этот раз говорил зрелый мужчина.

— Не надо, еще спугнем. Он ведь даже не догадывается о нашем визите. Думаю, по прошествии ста лет оборотничества, он не так осторожен, как новички. Мол, не схватили сразу, не схватят и сейчас. Посторонние внизу могут вызвать ненужные подозрения, а так он сам зайдет в квартиру: тут-то мы его и возьмем.

— Логично, в принципе. Но я все равно беспокоюсь. Многолетнюю, опытную нечисть ловить ой как трудно.

— Вы бы лучше замолчали, — тихо вмешался в диалог старческий голос. Наверное, старший маг. — Оборотни обладают тонким слухом, а этот еще и музыкант. Как бы он нас не заметил раньше времени. И кофе, кстати, тоже уберите. Не могли найти что-нибудь менее пахнущее!

В квартире воцарилась относительная тишина, а через какое-то время исчез и дразнящий аромат кофе. Шут же застыл в одной позе, чувствуя, как конечности немеют, священный ужас растекается по телу, а в голове бешено пульсирует односложное «Как?!». Сто лет он прожил без каких-либо проблем с полицией! Нет, всякое, конечно, случалось, но что-что, а свое волчье альтер-эго он всегда скрывал тщательно. На его столичной квартире даже стояло звукоизоляционное заклинание и повышенная магическая защита окон и входной двери, чтобы в полнолуние он мог превращаться, не опасаясь, что соседи, испугавшись, поднимут шум.

И все же, как? Он был предельно осторожен и никому ничего не говорил!

Осознав, что еще немного, и он тронется умом, Шут сорвался с места и стремглав кинулся вниз, к конюшне. Взять Дефекта и убегать! Бросать все… хотя, что у него теперь вообще есть? Власти знают, что он оборотень, а значит у него больше нет ни дома, ни денег, ни театра, ни имени… ни права на жизнь. Официально Вельта Демолира признают погибшим век назад, подождут для проформы еще полгода и если родственники не объявятся (а они не объявятся по причине своего отсутствия в природе), древнейший род Демолиров бесследно исчезнет, поместье перейдет в другие руки… А театр! Как же его прекрасный театр, которому он посвящал все свое время?! Забавно, сто лет он мечтал о смерти и даже не сопротивлялся бы, попытайся полиция его схватить. Теперь же умирать не хотелось. Но хотелось с садистским удовольствием убить того, кто подчистую разрушил его только начавшую налаживаться жизнь.

К счастью, Дефект по обыкновению изводил конюха, и расседлать его пока не успели. Хвала небесам хоть за это!

Конь галопом нес его в неизвестность… в прямом смысле слова. Управлять им не было никакого желания, да и куда ехать и что делать эльф не представлял. Вот и все, лорда Демолира больше нет. На этот раз окончательно. А он — снова Шут, бродячий музыкант… нет, уже не с туманным прошлым. Вообще без прошлого. Без прошлого и с сомнительным будущим.

— Что сделано, то сделано, Агата. Я, честно говоря, не понимаю, в чем проблема, — устало произнесла Марга, отворачиваясь от зеркала.

— Честно говоря, я и сама не понимаю, — неохотно сообщила Сангрита и посмотрела в окно. Было поздно, и на улице ничего интересного не происходило. Как и последние два месяца, погода стояла дождливая, и даже романтично настроенных прохожих, привыкших к вечерним променадам, не было видно. Должно быть, они вняли гласу разума и решили, что романтика романтикой, но подхватить простуду холодной осенней ночью — не самая радужная перспектива. Девушка просверлила мостовую задумчивым взглядом и, так и не отыскав на ней что-либо для себя познавательное, снова взглянула на бабушку.

Та сидела с расческой в руках и не менее задумчиво смотрела на Сангриту.

— Ты ведь хотела этого и сделала все сознательно. Так чего беспокоиться? Проблема решена, забудь и радуйся жизни, — нерешительно, словно сама сомневалась в правильности своих слов, сказала актриса и, снова отвернувшись к своему отражению, провела расческой по таким же рыжим, как у внучки, но с нитками седины, волосам.

— Да, теперь, наверное, все будет проще, — согласилась Сангрита, скорее пытаясь убедить в этом себя, чем выражая четкую, сформировавшуюся точку зрения. Получалось плохо. Девушка снова перевела взгляд на покрытое каплями стекло и, потягивая виски со сливками, медленно, заодно приводя мысли в порядок, заговорила:

— Понимаешь, иногда приходит в голову, что может зря я так. Слишком все это жестоко и необратимо. То есть, когда он меня изнасиловал… У меня ведь еще есть возможность забыть это со временем. И магия тоже… Вряд ли она вернется, но у меня ведь еще есть театр, правильно? Конечно, это все больно, но я знаю, что смогу найти в себе силы смириться и жить дальше. То есть, моя жизнь все равно осталась моей жизнью, просто будущее у нее другое. А у него я, получается, забрала ее полностью. Теперь в полиции знают, что он оборотень, а у нечисти нет права даже на жизнь.

Положив расческу на туалетный столик, Марга встала, подошла к бару и тоже смешала себе виски, только не со сливками, а с содовой. Отпив глоток, актриса помолчала еще немного, собираясь с мыслями, и честно сказала:

— Я понятия не имею, правильно ли ты поступила, дорогая.

— Что, совсем ничего сказать не можешь? Ну, скажи тогда, хотя бы, что я сентиментальная идиотка и забиваю тебе голову ерундой. Может тогда меня перестанет мучить совесть?

— Чтобы она мучила меня за то, что необоснованно тебя успокоила? — оскорбилась Марга. — Нет уж, благодарю. Пойми, это все-таки очень спорный вопрос. Если посмотреть с одной стороны, то ты самым подлым образом выдала чужую тайну и разрушила своему эльфу жизнь. А посмотришь с другой стороны, то вроде бы никто не тянул его за язык, когда он по пьяни выбалтывал тебе подробности своей жизни. Да и сам он причинил тебе столько вреда, что вся жалость к нему бесследно испаряется. Не знаю… но, в любом случае, ты уже не можешь ничего изменить, так что лучше забудь. Ну, судьба у него такая.

Повисло молчание и женщины, потягивая напитки, углубились в собственные невеселые раздумья.

Добродушная и романтично настроенная Марга искренне считала лорда Демолира эльфом хоть и не совсем вменяемым, но не злым, и полагала, что в глубине души он просто не может не симпатизировать ее внучке. Как там было на самом деле, мог знать разве что сам Шут, но пока симпатия проявлялась только в виде однократного изнасилования, однократной пьяной исповеди и многократных придирок по пустякам.

Саму Сангриту эльф ощутимо раздражал, да и таким уж хорошим она его не считала. Самодовольным, надменным, капризным, вредным, расчетливым, хитрым, безнравственным, иногда в своей неуравновешенности даже забавным… но добротой от него уж точно не пахло. Надо бы, наверное, радоваться, что избавила мир от такого аморального субъекта, но счастье что-то не спешило с визитом. Сомнения, сомнения, сомнения… сомнения в правильности совершенного поступка не давали покоя. Когда она, в молчаливой ярости, выходила из кабинета Демолира, где с треском и грохотом разбилась уже окрепшая надежда поставить “Революцию”, где мелкий каприз какого-то самовлюбленной эльфа почти что сровнял с землей все ее головокружительные перспективы, тогда принятое решение сдать оборотня властям казалось единственно верным. Обуреваемая эмоциями, она еле дождалась следующего дня, чтобы подбросить в полицию анонимное письмо о страшной тайне одного небезызвестного виолончелиста. Теперь же ее обуревала сентиментальная жалость, на фоне которой все обиды стали казаться мелочными и совсем неважными. Глупо, конечно… но поделать с этим Сангрита ничего не могла, равно как и не могла что-либо исправить.