Изменить стиль страницы

5

Твина она нашла в заброшенной части "Восточного города". Он сидел на полуразрушенной глинобитной стене и курил трубку.

– Извини, – сказала Лиса, подходя, – Раньше не могла.

– Извиняю, – Твин посмотрел на нее внимательно. – Полгорода знает, что ты ходила в замок.

– Он меня не впустил, – пожала она плечами. – Но попробовать стоило, ведь так?

– Ну-ну, – задумчиво сказал Твин. – Попытка не пытка, не так ли, Лаврентий Павлович?

– Кто у вас там такой сильный объявился? – спросила она.

– Ты кого имеешь в виду? Толкунова или Ловца?

– Вообще-то, по-видимому, Ловца, но раз уж начал с Толкунова, давай сначала про него.

– Опасный человек, – сказал, помолчав, Твин. – Главное, непредсказуемый, потому что никто его толком не знает. На рожон не лезет, публичности никакой, но в четверг уже введен в Политбюро, а ведь он, заметь, штатский!

– Действительно штатский, я точно знаю. – Твин выпустил из трубки клуб дыма и осмотрелся по сторонам, как бы проверяя, нет ли поблизости свидетелей их разговора. – Провинциальный комсомольский босс, в заговоре не участвовал, генералам не родня, но переворот пережил и даже в гору пошел.

– Ставров готовит себе преемника?

– Все может быть, но это, как ты понимаешь, не мой уровень.

– Ладно. Спасибо за политинформацию. Кто такой Ловец?

– Девочка одна, – сразу же ответил Твин. – Я ее не видел, но слышал, что обнаружили ее еще ребенком и специально растили где-то в Сибири или Казахстане, точно не знаю. Лет ей, я полагаю, от семнадцати до двадцати, натуральная блондинка, высокая. Чувствует метров за триста. Это все.

– Но искал ты меня не поэтому.

– Естественно.

– Тогда, излагай.

– Первое. Стало известно, что Рапоза Пратеада это Алиса Дмитриевна Четверикова уроженка Челябинской области, в разработке с 1974 года, с того же времени в бегах. Последний раз под своим именем появилась в октябре 1974 года в Свердловске. Связи: Фарадей, он же Кайданов Герман Николаевич, предположительно, убит при попытке прорыва в Минске шестнадцатого июня 1992 года; Жук, он же Карпинский Евгений Самойлович, в розыске, Тоска – Томилина Полина Сергеевна, убита при задержании в Перми, шестого января 1989 года; Лопарь – Синицын Иван Петрович, убит в Советске при попытке прорыва через границу пятнадцатого марта 1992 года; и еще одиннадцать кличек без расшифровки псевдонимов. Самый интересный из них – Иаков, по данным Интерпола, умер, предположительно, в девяносто третьем или девяносто четвертом году на территории СССР.

– Спасибо.

– Не за что. И второе. Обратите внимание на майора Северцева Константина Борисовича из Ворошиловградского областного управления. Похоже, он тоже "скрытник", но полной уверенности у меня нет.

– "Скрытник"? – сразу же насторожилась Лиса. – Он бывает здесь?

Но ответить Твин не успел. В створе улицы появилась бегущая женщина в длинном бальном платье, подол которого она держала обеими руками, задрав выше колен. Уже проскочив улицу, она сразу же вернулась назад и понеслась к беседующим Твину и Лисе.

– Извини, Твин, – сказала Лиса. – Минута!

И она побежала навстречу женщине.

– Что?

– Все, – выдохнула запыхавшаяся женщина, падая ей на грудь. – Все, Рапоза.

– Что? – настойчиво повторила Лиса.

– Две пули в грудь, – Санта говорила с трудом. – Нога сломана. Вокруг бой.

– Где?

– Байрес, центр.

– Сколько вас?

– Трое, но не уйдет никто. Все горит!

– Господи, Санта! – Лиса не знала, что сказать. Там в далеком Буэнос-Айресе умирали люди – ее люди! – и она ничем не могла им помочь.

– Все, – тихо сказала Санта. – Еще максимум пять минут, и все. Живая я им не дамся. Муж с детьми в Европе. У девочки явные способности… Запоминай…

Она растаяла в руках Лисы, едва успев назвать адрес и телефон. Была, и не стало, но в последнее мгновение перед тем, как стать воспоминанием, Санта "показала" Лисе горящий Буэнос-Айрес, мечущихся по улице людей, и себя сому, лежащую в луже крови на асфальте. Мгновенное отображение, как несколько вырванных из контекста кадров кинохроники, которую никогда не покажут по телевидению. Впрочем, это действительно была съемка, которую вели спецслужбы с полицейского вертолета, зависшего над объятой пламенем и безумием улицей, электронная запись, которую последним, скорее всего, уже неосознанным усилием считал с носителя умирающий мозг Валерии де Кункейро. Горящие дома и автомобили, перевернутый автобус, молодая черноволосая женщина с неестественно подвернутой ногой, агонизирующая на асфальте проезжей части, и боец спецназа, направляющий ей в лицо ствол штурмовой винтовки. Все.

Опустошенная, не имеющая сил даже на то, чтобы плакать, Лиса медленно вернулась к Твину, терпеливо ожидавшему ее на прежнем месте.

– В Байресе разгромлена группа Санты, – сказала она тихо.

– Мне очень жаль, – так же тихо ответил Твин, генерал-майор Лагутин из второго главного управления КГБ СССР, "скрытник", продержавшийся гораздо дольше всех остальных, двадцать два года.

6

Лиса проснулась рывком – сразу, вдруг, как привыкла это делать за четверть века непрерывного пребывания под прессом опасности. Вообще, двадцать пять лет подполья были жестокой школой, но она все еще была жива, и это кое-что значило.

– Сколько? – спросила она, открывая глаза во тьму, и зная наперед, что находится в подвале не одна.

– Почти семь дней, – ответила откуда-то из угла Дама Пик, и Лиса "увидела", как женщина выбирается из-под одеяла и протирает со сна глаза. – Будешь вставать, или еще полежишь?

"Как вампиры, – подумала Лиса со злой усмешкой, обводя взглядом заставленный старой мебелью и картонными коробками с ненужными вещами подвал. – Как проклятые вампиры, в подземелье, в гробу… Только свой гроб каждый из нас носит в себе".

Она подняла перед собой вялые, онемевшие руки и стала сгибать их в локтях, одновременно проворачивая в запястьях. Сгибы локтей – особенно левый – ныли от многочисленных инъекций, но это было меньшее зло, чем обезвоживание или истощение организма.

– Что наверху? – спросила Лиса, просовывая чуть согревшиеся руки под одеяло и снимая с себя памперс.

– Ночь, – Дама Пик была уже рядом. – Тебе помочь?

– Не надо, – Лиса отбросила в сторону полный памперс и, откинув тяжелое ватное одеяло, села на кровати, спустив ноги на цементный пол. Ноги тоже были вялые, но и это было всего лишь временное неудобство, а вот холодный, как лед, цемент был неприятностью, чреватой осложнениями. Она нагнулась и, нашла глазами шлепанцы на толстой резиновой подошве, и с наслаждением вдела в них свои сразу замершие ступни.

– Кто наверху?

– Бык и Алекс, – сразу же ответила Дама Пик, подавая ей джинсы и свитер.

– Спят? – сил, чтобы "дотянуться" до них самой, у нее сейчас не было.

– Да, наверное. Час тридцать ночи.

– В округе тихо? – первым делом она всунулась в свитер, и только после этого начала натягивать штаны. Прямо так, без трусов. На голое тело.

– Не волнуйся, – успокоила ее Дама Пик. – Если бы что-то было не так, мы бы тебя сразу же разбудили. Пойдем наверх, у меня там супчик гороховый на копченых ребрышках, пальчики оближешь!

– Великолепно, – улыбнулась Лиса, зная, что Дама Пик видит в темноте не хуже нее. – Суп, чай, картошка с мясом…

– Ведьма! – хихикнула Дама Пик.

– И коньяка я тоже выпью, – закончила свою мысль Лиса. – Но сначала разбуди Алекса. Он мне нужен прямо сейчас. Я буду ждать вас на кухне.

– Как скажешь, – Дама Пик пожала плечами и направилась к лестнице. – Ты начальник, я дурак. Я начальник, ты дурак.

На самом деле она ничему не удивлялась и ничем не возмущалась. С Лисой она работала уже восемь лет и к стилю своего командира и подруги успела привыкнуть.

Лиса постояла секунду, глядя в спину Даме Пик, и медленно пошла следом, чувствуя, как возвращается жизнь в окостеневшее тело.