Граф Спенсер стоял во главе длинного стола красного дерева и указывал каждому, куда ему сесть. Меня, после некоторого колебания, поместили между матерью принцессы и ее бывшим мужем: слева от меня оказалась миссис Франсис Шенд Кидд, а справа — принц Чарльз. Принцу было нелегко оказаться на территории Спенсеров, особенно после того, как граф произнес свою речь, направленную против Виндзоров. Ему тяжело было сознавать, что все на него смотрят с неодобрением.

Разговор не клеился. И я, как единственный из сидящих за столом, кто знал, что отношения между принцем и принцессой в последнее время были вполне дружескими, взялся беседовать с принцем. Я отлично понимал, что если заговорить о Хайгроуве и его садах, то тема не исчерпается до самого конца обеда.

— Приезжай как-нибудь посмотреть сады, — предложил принц Чарльз.

— С удовольствием, Ваше Королевское Высочество, — ответил я, зная, что не приеду.

Уильям и Гарри сидели на другом конце стола. Несмотря на свое горе, они старались нет-нет да и поддерживать разговор. Когда подали кофе, дворецкий подошел к графу и что-то прошептал ему на ухо. Граф встал и вышел из комнаты. Его не было минут пять. Наконец он вернулся и объявил:

— Диана вернулась домой.

Мы снова прошли через холл с шахматной плиткой. Я шел следом за принцем Чарльзом и его детьми. И тут, через дверь, я увидел то, что меня потрясло. Королевский штандарт исчез с гроба, а на его месте, накрыв гроб только наполовину, появился красно-бело-черный с золотом флаг Спенсеров. Значит, когда граф вышел из столовой, он заменил штандарт. До самого моего суда в 2002 году все думали, что принцессу похоронили под королевским штандартом. Похоронили как члена королевской семьи. Похоронили как принцессу. Так, как ей и хотелось. Своим необдуманным действием граф испортил всю серьезность церемонии, которая была так тщательно заранее продумана, и даже не понял этого. Принцесса гордилась тем, что принадлежит к королевской семье. Она плакала, когда ее лишили права называться Ваше Королевское Высочество. Какая жестокая насмешка: королевская семья, лишившая ее этого титула, устроила ей королевские похороны, но ее брат решил показать свою власть и все испортил.

Вдруг появились восемь солдат из полка принцессы Уэльской с гробом на плечах. Они медленно понесли его к озеру. Там, на острове, на который мы прошли по временному понтонному мосту, была приготовлена могила. Тут не было цветов, только трава и деревья, листва которых отбрасывала пятнистые тени, Я думал: «Как можно хоронить в таком месте женщину, которая не выносила одиночества?». У меня было ощущение, что похороны планировал человек, который совсем не знал принцессу (тогда как я знал ее прекрасно) и все сделал неправильно. Все ближайшие друзья принцессы сошлись во мнении, что место выбрано неподходящее. Когда принцесса при жизни искала убежища, граф ей отказал. А теперь, когда она умерла, он принял ее и похоронил в самом отдаленном и заброшенном уголке. Но пора было прощаться. Я понимал, что больше сюда не вернусь. На этот остров не смогут попасть друзья принцессы, если захотят возложить цветы на ее могилу. Сюда невозможно будет просто прийти, как принцесса приходила на могилу принцессы Грейс в Монако, а я сотни раз приходил на могилу своей матери.

Заупокойная длилась полчаса. Я не стану рассказывать о том, что там происходило, кто что говорил. Скажу только, что в конце я нагнулся, взял горсть земли и бросил ее в могилу. Земля рассыпалась по золотой табличке «Диана — принцесса Уэльская — 1961–1997».

Я сказал вслух:

— Прощайте, Ваше Королевское Высочество.

Потом я сидел с Франсис Шенд Кидд в беседке на берегу озера. Она курила.

— По крайней мере, Пол, в моей жизни были девять месяцев, когда она принадлежала только мне. Мне одной. Девять месяцев она была только моя, — сказала она.

Я развязал галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Я снял с шеи золотой крестик на цепочке, который она мне дала перед ночными бдениями.

— Он защищал меня, но теперь я должен отдать его вам, — сказал я и опустил крестик ей на ладонь.

Она выкурила две сигареты, и мы вернулись в гостиную пить чай. Все разбились на группы и беседовали. Затем граф Спенсер включил телевизор. Все посмотрели на экран. На одном из каналов в это время показывали, как прошли похороны. Принц Чарльз и его сыновья молчали. Молчали и все остальные. «Зачем он включил телевизор?» — подумал я.

Затем из телевизора послышался голос графа Спенсера. Передавали речь, которую он произнес в Вестминстерском аббатстве. В жизни не чувствовал себя так неловко. Принц Чарльз решил, что повторное унижение — это уже слишком.

Он отставил свою чашку и сказал Уильяму и Гарри:

— Думаю, нам пора уходить.

На заднем плане слышался торжественный голос графа. Виндзоры вежливо прощались со всеми. Я ушел вскоре после них.

Весь сентябрь и октябрь я, совершенно потерянный, бродил по апартаментам № 8 и 9. Я плохо спал. Мне все время снился один и тот же сон: мы в Кенсингтонском дворце и принцесса спрашивает меня: «Когда мы всем расскажем, что я жива?». Я просыпался с четким ощущением, что она рядом. Мария говорила, что я плакал во сне. Я не мог сидеть дома, мне нужно было попасть в Кенсингтонский дворец. Только там мне становилось легче, потому что все напоминало о принцессе,

Я часами ходил по комнатам и представлял принцессу. Вот она сидит на диване в гостиной. Вот играет на фортепьяно Рахманинова. Поплотнее запахивает свой махровый халат и приступает к завтраку. В гардеробной выбирает, что бы надеть. За столом, склонившись над бумагами. Я садился на диване, на котором совсем недавно сменили обивку, и сжимал в руках подушку с вышитой на ней буквой D. Я смотрел на камин, на сером мраморе которого была приклеена табличка: «Я ЛЮБЛЮ ДИ», а рядом еще одна: «ОСТОРОЖНО: На борту Принцесса» — Диане они казались забавными. На крючке на внутренней стороне двери висели розовые пуанты. В углу на полу стоял ящик, в котором она в школе хранила сладости. На крышке была надпись: «Д. Спенсер».

Я сидел на лестнице и представлял, как она перегибается через перила и кричит вниз в буфетную: «Пол, ты внизу?». Я вспоминал, как мы вместе писали письма, вспоминал, как хлопала дверь, когда принцесса вбегала с какой-нибудь новостью.

Я сидел в кресле у нее в спальне и разглядывал мягкие игрушки, наваленные на диване: горилла, панда, кролик, лягушка, розовый слоник, черная пантера, ежик… Их там было больше пятидесяти.

На тумбочках по обеим сторонам кровати стояли фотографии Уильяма и Гарри. На круглом столике у окна — еще пять фотографий, на которых были ее муж и дети, а на одной — только принц Чарльз. Были и другие снимки: ее отец которого она так любила, принцесса с Лайзой Минелли принцесса танцует с Уэйном Слипом в «Палладиуме», ее сестры Джейн и Сара, ее подруги Люсия и Роза.

Как-то Мария пришла в Кенсингтонский дворец и принесла мне сандвич.

— Дорогой, тебе не станет легче, если ты все время будешь сидеть здесь.

Но она была не права. В каком-то смысле мне становилось легче.

Однажды я проснулся посреди ночи. Мне снова приснился тот сон. Я не выдержал и пошел в Кенсингтонский дворец. Мне только что приснилась принцесса, и мне надо было почувствовать ее присутствие, оказаться среди ее вещей. Те, кто пережил смерть близкого человека, догадаются, что я сделал, когда пришел во дворец. Остальные, скорее всего, решат, что я сумасшедший. Я вошел в гардеробную, отодвинул занавеску, скрывавшую ее платья и костюмы, и забрался под вешалки. Я чувствовал запах ее одежды. Мне стало легче, и я заснул.

В середине октября в той же гардеробной я стоял вместе с сестрами и матерью принцессы: леди Сарой, леди Джейн и миссис Франсис Шенд Кидд. Они выбирали, какую одежду забрать. Они попросили меня принести чемоданы принцессы — три черных кожаных чемодана разного размера. Все три чемодана они набили блузками, юбками, кашемировыми свитерами принцессы, туфлями, косметикой, духами, солью для ванн и велели уложить чемоданы в багажники их машин. Эти вещи не успели оценить, прежде чем суд утвердил завещание. И теперь они как наследники могли делать все что хотят.