Справа у GutTrip'а на башке чёрная шапка с вырезами для глаз, у меня красный платок-намордник, слева у Пункера чёрный платок. Наших вышло уже прилично, если учесть что полгода назад в этом городе вообще не было ничего такого. В чёрных рубашках, милитари-штанах, тяжёлых ботинках, с платками на лицах, с самодельными контрастно-красно-бело-чёрными повязками на липучках на левых рукавах. Один из двух флагов наш юный новобранец вчера ночью изготавливал, в самые последние часы, с помощью бабушкиных ниток, маркера и… какой-то белой пасты! S.S., столяр, смастерил древки для флагов! А некоторые мудилы в мундирах всё спрашивают нас: «Кто вас финансирует? Чьи деньги вы так бешено отрабатываете? Березовский? Гусинский? Нельзя же быть такими отморозками забесплатно!». Для них понятия ИДЕЯ больше нет. Всё измеряется маркой автомобиля, к которому ты приписан в ГАИ и метражом бетонной норы с крутым евро-сральником.

— Янки — в Освенцим!! Америку индейцам!!! — разносится по проспекту рёв десятка глоток.

Как говорит Чингиз, наши головы стоят не дороже футбольных мячей. Хорошая голова — стоит как хороший мяч из дорогой кожи; плохая голова — как плохой мяч. На всех планетах, где количество обезьянок в одеждах переваливало за какую-то критическую отметку, жизнь одной обезьянки становилась очень дешёвым товаром для большинства. Большинству становилось честно насрать на жизнь одного индивидуума. А что делать? — предложение людей начинает явно превышать спрос на них. Цена падает. Закон экономики душ. В будущее попадут не все. В лично мой проект будущего билеты вообще проблематично достать. Казначейские билеты с этого момента считаю просроченными и оттого недействительными. Выбрось каку!

— А вы кто такие? Где разрешение на митинг? Я вас не пущу!

Вот пизда старая. Жопа-духовка. Меня всё время волновал вопрос метаболизма, реакции вздутия аккуратненькой подтянутой круглой девичьей попки в такую вот жопень при-хотьбе-колыхающуюся. Холодец прям. Проследить бы этот процесс в кадровой нарезке месяц её жизни=секунда фильма. Оплошность небольшую мы допустили: обозначили себя ещё до подтяга толпы — нас сразу засекла марксистская функционерша (ОНИ НЕ КОММУНИСТЫ, это их присвоенный раскрученный предками брэнд. для «Красных Бригад» не было врага непримиримее, чем Итальянская Коммунистическая Партия, Карлос Маригелла презирал «коммунистов» своей Бразилии).

Функционерша ехидно ходит рядом и зырит. Противная, блядь, как слово «ампутация». Бдительная, как повариха из столовки, отсчивающая положенные 8 (восемь,????????) маленьких серых липких пельменей на порцию в покоцанной тарелке с жирной алюминиевой погнутой каким-то мудаком ложкой. Чингиз, в чёрных сапогах до колен и исламско-зелёном плаще до сапог, плавником уходит в толпу решать проблему с возникшей дурацкой тёткой и я на расстоянии чувствую, как он начинает втирать ей нашу уже ставшую классикой тёрку с чиновниками: «Я-то могу им сказать, но я им не начальник и пацанов не удержу!! Дайте разрешение, иначе они попрут сами и дестройничать начнут!!». У Чингиза, выражаясь футбольной терминологией, роль центрфорварда — публичного политика. Его уже ДПСники в лицо знают и к ларьку за пивом подвозят. Как всегда тёрка катит, и нас «великодушно» не выдворяют с проспекта. Согласились потому, что мы бы и не ушли. Им нужны справочки! Им на всё нужны документики!! На революцию они тоже хотят иметь разрешение от Минюста. Обыватели козлы.

— Обыватели казлыы!!! Обыватели казлыы!!! — разносится по проспекту рёв десятка глоток. — Обыватели казлыы!!!

В том, что вы — жидкое говно, мы никогда и не сомневались.

Владимир Ленин.

Нас засекли Органы. Вьются рядом. Жу-жу-жу. Жу-жу-жу. Сниму я вас на камеру, начальству покажу. Жу-жу-жу. Премию заслужу.

— Первый раз вижу чёрный серп и молот, — говорит подошедшее к нам нечто напоминавшее рухлядь-пенса (пенсионера) среднего пола.

— Так когда-то и красный флаг впервые был поднят, — говорю я и сразу вспоминаю стих «Серб и Молод».

— И такую молодёжь я первый раз вижу, — оно кривит ртом, кривит душой и отчаливает к себе в квартирку-тепличку, перезревать в удобрение для своих томатов.

Давай-давай. Иди-иди. Кто следующий на очереди? И они подходят. Нервничают, но подходят. Прёт их высказаться. Речь — это такой же инстинкт. Слова — конечный продукт распада мыслей, продукт жизнедеятельности человека, что-то вроде пота или мочи. Вследствие чего хуманы постоянно говорят. Что мы не правы. Что пацаны мы в принципе правильные, дело говорим, но слишком горячие, молодые (читай глупые) и слишком рьяно взялись за это самое дело — говорят нам аморфные холодные старики. И не те методы у нас. Что нет у нас экономическо-теоретической базы — говорят экономисты-теоретики. Что зачем мы носим платки и маски на лицах — что мы скрываем? Что я хотел бы, чтоб вы меня уговорили вступить, покажите ваши рекламные проспекты, а можно я за другом сбегаю, он тоже хотел вступить, я сейчас… Что повязка свастику напоминает — говорят свастикофобы. Что мы хорошо всё организовали — говорят неорганизованные. Что нам сейчас пизды наваляют, если мы не свалим отсюда в течение 5 минут — говорят пиздатые Органы. Что неплохо бы собрать консилиум и подискутировать с коммунистами в Универе на философские темы — говорят коммунисты-философы — КоПпеРФильды, значиться.

— Какой первый шаг вы предпримете, если окажетесь у руля?

— Выгоним всех мудозвонов, прозаседавшихся в Кремле, в этой извечной крепости бояр, пыточной тюрьме любого вольнодумия. Закроем Кремль как центр власти, откроем как музей. Там, в огромном пустынном зале, в золотой роскоши, будет стоять скульптура презика Puto. Один. Голый. Печальный. С удвоенным ВВП в руке. А вместо Кремля мы отгрохаем другое здание в стиле авангардной архитектуры, чтобы всё время творческий прилив был, кирпичи и драгоценные троны не давили на мозг.

— А что вы думаете…

— Эх, яблочко, куда ты ко-тишь-ся, попадёшь в ЧК — не воро-тишь-ся!! — запевает Чингиз, его песнь подхватывают другие и «яблочники» сзади заметно тормозят шаг.

Я разворачиваюсь и фотографирую очередью снимков их растерянные лица. Какие-то ленивые профсоюзы ещё проплаченной прогулкой идут. Сброд. И эти люди называют себя «гражданами». Анархисты-малолетки, идущие рядом во главе с Фаустом, в чёрных капюшонах и рваных джинсах с заклёпками, смотрятся на порядок красивей. Ещё идут крестным ходом комсомольцы с иконами великомученика Че Гевара. Неправильные комсомольцы, как сказали нам другие комсомольцы, которые назвали себя правильными комсомольцами. «Мы — правильные комсомольцы», — сказали они. — «Верь нам, брат». Голос в сердце вкрадчивый. «Идём с нами, брат, у нас солидарность». Глаза их ключевой воды прозрачней. И над головами что-то на секунду засветилось. Я потряс головой и сбросил наважденье.

Комсомольцев у нас в городе я условно разделил на белых и черных джедаев. Но вообще в природе их больше разновидностей встречается. У комсомольцев, как у чеченцев есть деление на тейпы — у каждой левацкой партии своя группировка комсомольцев. В РФ уже 10 коммунистических партий! И наверное столько же будет построенных коммунизмов. Так что будь осторожен с комсомольцами: может статься так, что ты вступишь в сговор с неправильными комсомольцами, а правильных комсомольцев ненароком упустишь. Комсомольцы — это лотерея. Никогда не знаешь, с каким комсомольцем ты сейчас разговариваешь: правильным или же нет.

Кто-то покупает мои авторские листовки за полтинники! Ура! Мой первый литературный гонорар! ФСБ-ТВ кружит и тщательно пихает объективы в лица. На журналистов они не похожи, даже если б я был в сиську пьяный.

Такое ощущение, что время убыстрилось. События, флаги, люди вокруг мелькают цветными зарисовками, эмоциональными лицами из комикса в стиле anime. Кадрами мультфильма. Кадры решают всё! И ты наблюдаешь себя как после псилоцидов — со стороны, на страницах комикса. Вот вспыхнула и погасла какая-то быстрая стычка с кучкой гопоты пьяной, подосланной Органами. Гопота слишком быстро отыскала нас в толпе и только после разговора, в котором она выясняла, те ли мы, на кого их послали, начала знакомый каждому ритуал доябывания: «ну ты чё-ё? ты чё тут?». Всё это снимает подкравшееся поближе FSB-TV с кинокамерой, в надежде на хулиганку. Картинка на белом экране кинотеатра, ей богу.