— Мне должно угостить вас? — спросил Эйрик, который только теперь углядел Митотина.

В следующий миг с почетного сиденья поднялась Гюда, с любопытством воззрилась на них. Она была в длинном винно-красном платье с меховой оторочкой на капюшоне, подействовавшем на Геста примерно как органные каскады в Винчестере, на щеках у нее играл яркий румянец, как после бурной ссоры, но глаза светились зеркальной ясностью, она безучастно взглянула на птицу, чуть заметно улыбнулась и словно бы глазам своим не поверила, увидев Геста, который опять пал на колени, на сей раз как почитатель, прикрыла рукой черное пятнышко на шее и нервно посмотрела на мужа — тот спокойно расхаживал подле стола, наливал вино и любовался ловчей птицей.

— Ты пришел преподнести мне сей драгоценный дар? — спросил он, досадливым жестом вновь приказывая Гесту подняться на ноги.

— Нет, — ответил Хавард.

— Отчего же нет?

— Я уже обещал его Эдрику Стреоне.

Эйрик с интересом посмотрел на него:

— А зачем?

— Затем, чтобы птица выклевала ему глаза, — сказал Хавард.

Ярл громко хохотнул, взглянул на Гюду, которая рассеянно улыбалась, и наконец вперил взгляд в Геста.

— Тебе известно, — проговорил он, по-прежнему обращаясь к Хаварду, — что этот маломерок намеревается убить меня? Некая внутренняя сила повелевает ему убить меня, и он не властен над этой силой, а потому поклялся никогда более не появляться вблизи меня. Однако вот он, здесь, в Англии. Что ты думаешь по этому поводу?

Эйрик глотнул вина. А Хавард не нашел что сказать. Гест заметил, что Даг сын Вестейна, стараясь не привлекать к себе внимания, стал у окошка, выходящего на реку, тот самый Даг, что в Нидаросе приходил к нему потолковать об Эйнаре из Оркадаля.

— Если дозволишь мне, государь, молвить слово в мою защиту, то я скажу, что очутился здесь не по своей воле и не по зову сердца и о мести не помышлял с того вешнего дня почти два года назад в Нидаросе, когда стоял перед тобою. Думаю, Даг это подтвердит.

— Даг? — Эйрик взглянул на воеводу, который нехотя поклонился и сказал:

— Малыш-исландец долго пробыл у нас. И никто не замечал в его поступках обмана и предательства. В Нидаросе он состоял при Эйстейне сыне Эйда.

Ярл как будто бы оценил столь блестящий отзыв.

— Эйстейн — человек достойный. Сражался при Клонтарфе, — сказал он. — И уцелел. Теперь, поди, в Исландии сидит, во всем своем скромном величии.

Даг кивнул и опять уставился в окно.

Гюда с нервным смешком вмешалась в разговор:

— Он умеет рассказывать истории.

— Что он умеет?

Она повторила, уже без смеха.

— Выходит, ты тоже знаешь его?

— Да. Он умеет читать и запоминает все, что слышит, слово в слово, я видела его в церкви в Нидаросе, он умный человек.

Гюда произнесла все это бесхитростным тоном. И ярл вроде как призадумался над ее словами, но по-прежнему с иронической усмешкой на губах. Потом сказал:

— Зато я не так умен. Поэтому вы проведете ночь в темной, а я решу, что с вами делать.

Гест кивнул, пробормотал, что ему все равно, снова пал на колени и попросил разрешения преподнести подарок ярловой супруге.

Эйрик, посчитав аудиенцию законченной, уже отвернулся к винному бочонку, однако, услышав эти слова, насмешливо глянул на Геста:

— Друг твой не хочет сделать подарка мне. А вот ты хочешь преподнесть подарок моей супруге?

— Да, — ответил Гест с непроницаемым видом, снял с себя крест убитой девочки и шагнул к Гюде, голова у него кружилась, но он сумел превозмочь слабость. На лице Гюды расцвела осторожная улыбка.

— Какая красота!

Ярл подошел к ней, выхватил крест.

— Что здесь особенного? Обыкновенный крест. И серебро-то так себе, плохонькое, вдобавок в пятнах. Что это?

— Слезы Англии, государь.

Оба оцепенели. Гест услышал, как Хавард перевел дух, когда ярл вдруг грохнул кулаком по столу и выкрикнул «нет!», трижды, потом как-то весь резко скорчился и замер в напряженной позе, сжимая и разжимая кулаки.

Мгновение спустя он выпрямился и сухо бросил, что Гест и Хавард могут остаться в войске и беспрепятственно ходить куда угодно, ибо он им доверяет.

— Ты умный человек, государь, — сказал Гест и поблагодарил.

— Этого я не знаю, — тем же сухим тоном произнес ярл, но с насмешливой улыбкой. — Зато знаю хотя бы, как ты остаешься в живых, маломерок. Выглядишь невиновным.

Даг сделал им знак, они поклонились и поспешно вышли вон.

— Как тебе это удалось? — спросил Хавард, глядя на свои трясущиеся руки.

— Не знаю, — ответил Гест.

Следующим вечером их снова призвали в парадный зал. Ярл желал послушать историю, и настроение у него улучшилось. Гест рассказал про святого Антония, который раздал отцово наследство беднякам и поселился в пустыне отшельником-аскетом… однако на лице ярла прочел лишь очень умеренный интерес, притом что в глазах Гюды горело увлечение. Тогда Гест стал рассказывать о себе, об убийстве Вига-Стюра и бегстве, которому не было конца, хотя дело давно закрыто, и эта история пришлась ярлу больше по вкусу.

— Ты человек свободный, — сказал он. — Можешь делать что угодно. Отчего же ты здесь?

Гест собрался с духом:

— Я рассказал тебе об этом, государь, чтобы ты узнал меня.

На следующий вечер он поведал о Хельге на льдине, о погребении Бальдра и о встрече Эйрика Кровавой Секиры с Эгилем сыном Скаллагрима в Йорвике[97] в незапамятные времена.

Эти истории, по всей видимости, тоже вызвали у ярла интерес — слушая, он потягивал вино и нет-нет поглядывал на жену, которая даже хотела вознаградить Геста за историю о Хельге золотым перстнем. Но говорил Эйрик мало, только поблагодарил, когда Гест закончил, и жестом велел ему удалиться.

Когда же на третий вечер они сидели вдвоем и Гест рассказывал про святого Колумбу[98] Эйрик прервал его посреди истории: он, мол, хочет кое-что ему сказать — и предложил угоститься вином.

Подождав, пока Гест нальет себе вина и пригубит кубок, ярл сказал:

— В Оукеме бесчинствовали не люди Дага сына Вестейна, а солдаты одного из английских ярлов, предположительно Ульвкеля. Что ты думаешь по этому поводу?

Гест негромко отвечал, что князья, бесчинствующие в собственной стране, вряд ли верят в успех предприятия, которому служат, и это, скорее всего, знак отчаяния. Потом добавил: ему-де удивительно, что ярл вообще спрашивает об этом его, ведь он понятия не имеет, что творится в английских лесах.

— Я задавал этот вопрос по меньшей мере сотне людей, — сказал ярл с насмешливой улыбкой. — А теперь спрошу тебя о совсем другом: эта Хельга на льдине, чем она питалась целых семь дней?

— Водой. Пила только воду из лужиц на льдине. А один раз поймала птицу и съела сырьем. Но хуже всего другое: ей нельзя было спать и приходилось почти все время стоять во весь рост, чтобы не замерзнуть до смерти.

Ярл надолго задумался.

— Нечасто мне доводилось слышать столь странные истории. По-твоему, это не выдумка?

— Нет, — сказал Гест.

— Почем ты знаешь?

— Просто никто бы не сумел выдумать такое.

Эйрик опять задумался.

— А это тебе откуда известно? — наконец спросил он.

— Так, ниоткуда.

Ярл коротко хохотнул, потом сказал:

— Впредь мы еще не раз с тобой побеседуем. И за зиму я решу, как с тобой поступить. Сейчас ты можешь идти. А сокольнику передай, чтобы не попадался мне на глаза. Пусть сидит в Даговой дружине и делает что хочет, но я не желаю видеть ни его самого, ни птицу его. Так ему и скажи.

— Скажу. — В очередной раз Геста поразил резкий перепад ярловых настроений. Однако он сделал и еще одно открытие: ему нравилось разговаривать с ярлом, он как бы заучивал наизусть чрезвычайно сложную сентенцию и при этом обнаружил, что смысл ее меняется, снова и снова.