Лапьер с удивлением посмотрел на него. Тодд продолжил:

– Он дал мне срок до апреля. Я плачу на месяц раньше и получаю скидку. Так что вы лучше позвоните и скажите ему об этом.

– Но… – начал было Лапьер, но Тодд уже вышел из столовой. Он появился в приемной с таким решительным выражением лица, что Глория, увидевшая его возле дверей кабинета, воскликнула:

– Честное слово, у тебя свирепый вид. Я как раз принесла выпить тебе и твоему гостю. Я думала, что ты еще с ним.

– Да, я с ним, – сказал он, забрав у нее поднос и возвращаясь к дверям.

– Спасибо, Глория, – улыбнулся Тодд, и улыбка еще не сошла с его лица, когда он вернулся к Русу.

Но Рус никак не мог предполагать, что эта улыбка относилась к Глории. Он решил, что это улыбка торжества. Его сердце упало.

– Ну? – спросил он с тревогой.

И в этот короткий миг Тодд понял, что Рус может выложить на стол больше денег!

– Вы были правы, – сказал он. – Двадцать пять – это слишком много для Карьера.

Рус улыбнулся с облегчением и протянул руку за бокалом.

– Я ведь говорил вам…

– Но Гонсалес – один из самых богатых людей в Европе. Я вас предупреждал.

Улыбка на лице Руса погасла.

– Он готов заплатить больше, чем двадцать пять миллионов?

– Да, и при этом не надо платить ему комиссионных.

Возмущенный, Рус захлопнул дверь, как бы для того, чтобы Тодд не смог уйти.

– Больше двадцати пяти миллионов, – повторил Рус. Он даже застонал, представив реакцию своих клиентов. Они больше никогда не станут связываться с «Альсруер, Вормак и Рус». В ужасе он обратился к Тодду:

– Вы уже подписали что-то с Карьером?

Тодд перелистал бумаги, которые ему дала Катрина.

– Вот соглашение. Оно готово для подписания. Рус рванулся вперед и схватил соглашение. Он быстро взглянул на него и вздохнул с облегчением, увидев, что оно не подписано. Он насильно усадил Тодда в кресло.

– Разве мы не можем согласовать это здесь, между нами, без всех этих хождений туда-сюда… – он показал на закрытую дверь. – Я не дурак. Я еще немного подниму цену. – Он посмотрел Тодду в глаза. – Может быть, чуть-чуть подниму. – Рус сглотнул, ненавидя себя за то, что собирался сделать. Никогда раньше он не доходил до максимума. Он заставил себя говорить. – Но если я назову эту цифру, мне нужно ваше слово, что мы заключим сделку сейчас. Прямо здесь. Хватит торговаться. Что вы на это скажете?

– Это зависит от цифры.

– Ладно, ладно, но действовать будем таким образом. Правильно? Но больше я не подниму цену ни на пенни. Это предел всех пределов. Вы поняли меня?

Тодд посмотрел на него.

– Предположим, я скажу двадцать восемь миллионов? – продолжил он, глядя в лицо Тодду. – Это подойдет? Двадцать восемь миллионов и та же самая скидка, если с концертом будет что-нибудь не так. – Он взмахнул рукой. – Двадцать восемь миллионов с концертом, двадцать три миллиона без него?

Тодд ослабел от радости. Даже без концерта они заработают пять миллионов. А с концертом он и Хэнк получат каждый по пять миллионов.

– Что вы скажете, мистер Тодд?

– Но все равно ваш процент. Ведь, как мне кажется, вы работаете на покупателя…

– Забудьте про мой процент, – сказал Рус впервые в своей жизни. Эти слова вылетели у него, прежде чем он смог остановить себя.

– Хорошо, – ответил Тодд, показав на телефон. – Я предлагаю, чтобы вы созвонились с ними, и я принесу сюда факс. – Он показал на соглашение. – Ну что, вы рады?

Рус провел пальцем по странице, пробежал глазами по строчкам. Потом он перевернул страницу и то же самое проделал со вторым листом.

– Вроде бы нормально. А, подождите минуточку… – Он нахмурился. – Дата обмена контрактами должна быть заполнена. Тут сказано после концерта…

– Я как раз думал об этом. Концерт заканчивается в десять тридцать. Как насчет того, чтобы отпраздновать событие? Ваши клиенты должны приехать в качестве гостей. Думаю, им понравится Энрико Барзини, и мы сможем завершить нашу сделку в полночь.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Необычайное волнение нарастало в Майорке уже начиная с декабря, а сейчас напряжение здесь было больше, чем в самой «Паломе Бланке». Семьдесят дней и ночей строители работали, пытаясь обогнать время, и каждые двадцать четыре часа возникало новое срочное дело. Планы менялись и уточнялись. Второй этаж основного здания еще не был полностью достроен, но снаружи казалось, что, попав на просторные террасы и пройдя по великолепным широким коридорам, попадешь в не менее великолепные номера. Пока это обман. Номера представляли собой пустые, с плохо оштукатуренными стенами и незаконченными полами помещения. Правда, на верхнем этаже было уже закончено около ста номеров, и когда наступил наконец долгожданный день, они уже были заселены музыкантами, певцами, телевизионщиками и техническими работниками, большинство из которых уже жили здесь по крайней мере три недели.

В общем, все, что можно было увидеть невооруженным глазом, было закончено. Огромная терраса с видом на море была достроена. Площадки были вылизаны, кроме тех, на которых в дальнейшем будут располагаться теннисные корты и закрытые бассейны, а также были готовы места для четырех тысяч счастливчиков, которые получат билеты на величайший в мире концерт. Сцена и подсобные помещения были уже готовы. Оркестровая яма, встроенная на месте огромного, словно для олимпийских соревнований бассейна, была закончена, также как и студия для Майка Томпсона. И только гавань осталась неприкосновенной, поскольку была уже заполнена огромным количеством яхт, занявших все водное пространство вокруг.

В кухнях яхт-клубов чувствовалось большое оживление: шеф-повара и просто повара, посудомойщики и официанты готовились к великому дню.

«Палома Бланка» была в центре событий – смесь отеля, студии для съемки фильмов, телевизионная станция, студия звукозаписи и концертный зал, а ее жители находились в состоянии растущего напряжения. За один вечер Майорка должна была стать культурным центром Европы из-за концерта, который будет демонстрироваться во Франции и Германии, Голландии и Бельгии, Италии, Швейцарии, Испании и Соединенном Королевстве. И вполне понятное волнение, которое охватывает артистов перед представлением, а особенно таким, которое увидят миллионы людей, создавало импульс, который распространился далеко за пределы «Паломы Бланки».

Волнение чувствовалось везде – в Андраиксе и Карпедере, в Дейе и Салинасе – и на улицах Палмы, по которым Герберт вез Катрину из аэропорта.

Знамена и плакаты заполнили от края до края Маритим Променад. На людях были надеты майки с надписями «Барзини в „Паломе Бланке"!», и они читали утренние газеты, в которых были статьи про Барзини, и они завтракали в кафе, украшенных флажками «Барзини в „Паломе Бланке"!». Голос Барзини звучал в свежем утреннем воздухе, доносясь из громкоговорителей на каждом музыкальном магазинчике и из студии звукозаписи в городе.

– Здорово! – воскликнул Герберт. – Испанский Совет по туризму должен дать вам медаль.

Катрина усмехнулась.

– В своем роде это и есть медаль.

Огромное количество официальных представителей проделало путешествие из Мадрида, чтобы увидеть «Палому Бланку» своими глазами. Министерство культуры устроило прием в честь Барзини, на который он, вместе с Осси, прибыл в начале недели. Был создан специальный офис для прессы, в штате которого находилось четыре переводчика, которые помогали отвечать на вопросы журналистов всего мира. А Катрина просто сбилась с ног – работа с Майком Томпсоном, организация фотографий, проведение интервью, визитов в «Палому Бланку», встречи в аэропорту через ВИП. Каждую неделю к ней на помощь прилетала Шарли, но, имея ограниченные возможности из-за контракта с Бобби Левитом, она могла оставаться только с четверга до воскресенья. И сверх того прибыл еще Рус с новыми владельцами, которые, после того как выразили желание проверить все собственноручно, были затем вовлечены в общую суматоху. Герберт улыбнулся.