— Не скажу, — буркнул Иванов, поднимаясь на ноги.

— Да ладно, колись, — сказал Сергеев. — Кто?

Иванов покосился на шатер и почти беззвучно, одними губами, прошептал:

— Аудра.

Сергеев встал, как громом пораженный.

— Ты что, с водяной трахался?!

— Ты выбирай выражения! — возмутился Иванов. — Я, быть может, влюбился…

Сергеев горестно вздохнул, потянул Иванова за собой, к дверям гостиницы, и негромко, но очень убедительно, заговорил:

— Позволь мне немножко просветить тебя, друг мой. Видишь ли, от союза мужчины-водяного и женщины-водяной рождаются одни только девочки. Численность женских особей среди водяных в три раза превосходит численность мужских особей. Поэтому водяным необходимы обычные сухопутные мужики, без притока свежей крови они выродились бы на протяжении жизни двух-трех поколений. Это не любовь, это — основной инстинкт. Друг мой, тебя просто поимели.

Слушая Сергеева, Иванов становился все мрачнее и мрачнее. Когда Сергеев закончил говорить, Иванов резко развернулся, и направился было обратно, он явно намеревался выяснить отношения с Аудрой. Сергеев его задержал.

— Не надо, — мягко сказал он. — Что сделано, то сделано.

— Как она могла? — дрожащим от обиды голосом проговорил Иванов. — Как она могла?..

— Могла — не могла, — проворчал Сергеев сочувственно. — Если припрет, и не такое сделаешь. И вообще, что ты разнылся? Радовался бы, что тебя выбрали для улучшения генофонда.

— Уж я так рад… — зло сказал Иванов, отвернувшись от шатра, где от посторонних глаз скрывалась коварная водяная. — Пошли отсюда скорее. Я так жрать хочу, просто помираю с голоду.

— Ничего, не помрешь. — Сергеев хлопнул напарника по плечу. — Я закажу тебе какой-нибудь особенной рыбки. Поешь, и полегчает.

Иванов тяжело вздохнул.

— Если бы…

Иванов бежал вниз по лестнице, перепрыгивая по две-три ступеньки сразу. Он гнался за человеком, который уносил — Иванов был в этом абсолютно уверен — голову Марка Копфлоса. Иванов еще не видел преследуемого, тот спешно топал по лестнице двумя пролетами ниже. Сжимая в потной ладони горячий пистолет, Иванов стремительно настигал беглеца. Цель была близка. Иванов прибавил ходу, перепрыгивая уже по четыре ступеньки за раз, — и увидел человека, одетого во все черное. У него не было головы! То есть голова была, но не на плечах, как полагается всем нормальным людям, а в руках — черный человек бережно прижимал ее к груди обеими руками, и голова его была из чистого льда! Иванов удивился, увидав такие дела, но совсем чуть-чуть. Главное, он наконец нашел то, что так долго искал. Но черный человек, конечно, так просто свою голову не отдаст. Иванов на бегу прицелился из пистолета в черного человека, испуганно замершего внизу, и нажал на спуск. Пистолет отчего-то застрочил длинной автоматной очередью, ствол повело вбок, строчка пуль прошла наискосок от правого бока через грудь черного человека к левому плечу, раскаленные кусочки свинца ударили в хрупкую ледяную голову, и она со стеклянным звоном разлетелась на тысячу осколков…

В этот момент Иванов осознал, что автоматная пальба и звон бьющегося стекла это уже не сон. Еще не вполне проснувшись, он проворно скатился с кровати на пол, успев выдернуть из-под подушки пистолет. Сергеев тоже уже стоял на четвереньках возле своей кровати и таращил сонные глаза в сторону разбитого окна.

На улице стояла кромешная ночь, но внизу, под окнами гостиницы, надсадно гудели лодочные моторы, и какие-то люди неразборчиво кричали что-то злое.

По окнам хлестнула еще одна автоматная очередь, пули ударились в потолок, отбивая пласты штукатурки. Льдисто звенели остатки стекол, осыпающиеся на пол из оконной рамы.

— Нахтфишеры, — сказал Сергеев. Положив пистолет рядом с собой, он нашаривал на стуле одежду.

— Придурки, — констатировал Иванов, садясь на пол рядом с кроватью. — Может, стрельнем в ответ?

— Не стоит, — сказал Сергеев, натягивая штаны. — Быстрее уедут.

— Не шмальнули бы из гранатомета, — сказал Иванов.

— Если бы у них был гранатомет — уже шмальнули бы, — рассудительно сказал Сергеев, застегивая рубашку.

— Ну, тогда, значит, полный порядок. — Иванов снова улегся на кровать, на ощупь нашел на прикроватной тумбочке часы и высветил табло, — цифры показывали 02.17. — Кому не спится в ночь глухую?..

Лодочные моторы на улице взревели и загудели на монотонной слабеющей ноте, нахтфишеры сматывали удочки. Сергеев обулся, подобрался к окну, похрустывая битым стеклом, и на мгновение выглянул наружу.

— Уехали, — сказал он, уже смелее высовываясь из окна. — Вот сволочи, все окна на верхнем этаже побили.

— Катер-то хоть на месте? — спросил Иванов.

— На месте.

После того, как нахтфишеры отвалили от гостиницы, по коридору забегали, засуетились, загомонили переполошенные постояльцы; было слышно, как в каком-то номере плачет маленький ребенок.

— Лично я собираюсь доспать причитающееся мне до утра время, — заявил Иванов, с головой заворачиваясь в одеяло, — от окна ощутимо тянуло ночной прохладой, на улице было градусов двадцать, от силы двадцать два.

— Не хочется тебя огорчать, — сказал Сергеев, — но поспать тебе не удастся. Сейчас сюда милиция прибудет, и придется нам на всякие глупые вопросы отвечать.

— Черт! — Иванов сел в кровати. — Зря ты мне не позволил подстрелить кого-нибудь из тех придурков. Я бы хоть знал, что не напрасно сна лишился.

Милицейский наряд прибыл через полчаса.

ПЯТНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК ЗА БАШКУ МЕРТВЕЦА

Милицейский наряд и оперативно-следственная группа отбыли восвояси в начале пятого утра. За пару часов и Иванову, и Сергееву пришлось ответить на большое количество самых разных вопросов. Вопросы были по делу и праздные, глупые и просто идиотские, а также такие, на которые федеральные агенты не сочли возможным отвечать. Кроме того, многие из этих вопросов милиционеры задавали по нескольку раз — то ли не понимали ответ с первого раза, то ли пытались подловить федералов на противоречиях и сделать из этого далеко идущие выводы, то ли они просто так развлекались. В общем, когда милиционеры наконец убрались из гостиницы, это было воспринято даже с большей радостью, нежели когда от гостиницы убрались нахтфишеры.

— Наверное, при приеме на службу в местную милицию кадровики пользуются перевернутой шкалой определения коэффициента умственного развития, — предположил хитроумный Сергеев.

— Не пользуются они никакой шкалой, — сказал Иванов, прямо в одежде упав на кровать. — Они только голову линейкой меряют, чтоб знать размер фуражки.

Сергеев посмотрел в разбитое окно. За окном уже было светло, вставало солнце.

— Горит восток зарею новой, — дурным голосом пропел Иванов, валяясь на кровати. — Я должен поспать хотя бы два часа. А лучше — пять. Иначе я буду не-ра-бо-то-спо-со-бен.

Сергеев признался, что ему часа три сна тоже не повредили бы. На том и порешили.

— Иванов.

— У?

— Вставать пора.

— Который час?

— Уже день.

Иванов с трудом разлепил глаза и убедился, что Сергеев прав, как всегда. По покалеченному пулями потолку разбежался целый выводок солнечных зайчиков — это груда битого стекла на полу сверкала во все стороны кусочками солнца. Опять было жарко. Иванов, заснувший в одежде, с отвращением обнаружил, что рубашка насквозь мокрая от пота и противно липнет к телу. Вот у Сергеева подобных проблем не наблюдалось; он уже и умылся и побрился, теперь благоухал одеколоном словно майский сад.

Иванов свесил ноги с кровати, с кряхтением поднялся и, шатаясь, побрел в ванную приводить себя в надлежащий вид. После всех необходимых процедур, когда Иванов вернул себе внешность цивилизованного человека, Сергеев повел напарника в гостиничный ресторан — завтракать. По времени это уже был, скорее, ланч.