— Ничего не бойся. Я умею с детьми. На моих глазах росли братишки, я еще только в школу пошла, а уже помогала маме с ними возиться. Мы все устроим, как надо, и кроватку выберем, и игрушки — ничего в этом трудного нет.

— Будем просто счастливой семьей, правда?

— Да. И не будем придумывать сами себе лишения и жертвы, — серьезно подтвердила Ярвенна. — Ничего страшного, пусть мы и землепроходцы, мы можем стать обыкновенной счастливой семьей. Случись с нами какая-нибудь беда, поможет мама. Очень удачно, что она ждет ребенка, правда? Если мы постараемся, наш ребенок родится почти одновременно с ее, и она присмотрит за обоими, а понадобится — даже сможет кормить.

По старинным изображениям и манускриптам можно было судить, что Дух, таинственный разум, живущий одновременно во множестве созданных им тел, учился у людей, наблюдая за их ремеслами и искусством. Косматый великан со свирепой головой вепря приходил смотреть, как женщина печет хлеб, и получал в награду за внимание лепешку. Большой золотистый краб выбирался из моря на стук топора, чтобы видеть постройку корабля. Странный птицезверь прилетал послушать флейтиста. Диковинным ученикам не нужны школы, скамьи и парты. Но как и чему теперь учить Духа? Он, наверное, давно все забыл. Он путает: у посохов не бывает глаз, вместо пряжек на сандалиях люди не носят живых медно-красных ящериц.

Посох, который Дух Земли недавно вручил Сеславину, уже пустил корни посреди поляны, слегка зазеленел и все реже открывал свои совиные глаза, понемногу превращаясь в обычное деревце. Рядом с ним землепроходцы положили обтесанный камень и выбили на нем азбуку и самые простые слова: день, вода, дом… Напротив повесили на столбах колокол, украшенный изображениями туров, коней и соколов.

В нынешнем году, как и в прошлом, Ярвенна вернулась домой в начале осени. Ранней зимой она зачала ребенка.

На рассвете утром Сеславин услышал далекий призыв. Он лежал в постели возле жены, хотел проснуться, но забылся в коротком видении. Сеславин увидел, как на поляне в Патоис у подножия дуба ревет, задрав морду, огненногривый тур. Только через миг Сеславин опомнился: это не сон, и тур вправду стоит возле старого дуба. Ритуальный нож, который раньше Сеславин просто вонзал в землю у подножия, теперь был воткнут в ствол, чтобы не занесло снегом. Сеславин опомнился и привстал.

— Ярвенна, дай мне хлеба с солью, я схожу навещу тура.

— Иди на кухню, возьми, — ответила она. — Возвращайся к завтраку.

Оба встали. Сеславин в рубашке, не накинув ничего поверх, круто посыпал солью здоровенный ломоть хлеба, махнул Ярвенне рукой и исчез. Она умылась и принялась за хозяйство.

Сеславин возник у подножия дуба, на заснеженной поляне. От мороза Сеславин передернул плечами и, нагнувшись над сугробом, омыл снегом ладони и лицо. Выдыхая из ноздрей пар, к нему медленным шагом приблизился тур с косматой гривой, усыпанной белой порошей. Парень под терпеливым взглядом мощного зверя достал из-за пазухи завернутый в скатерть хлеб, развернул и протянул на ладони.

Ярвенна тихонько напевала, замешивая тесто для блинов. Солнце светило в окно, а желтая с темными щечками синица долбила клювом кусочек сала в кормушке за форточкой.

Тур ушел в заросли, с хрустом ломая сухие ветки на пути. Вдруг поляна подернулась мглой. Казалось, надвигается сильная метель. Это произошло так внезапно, что Сеславин не ушел, а начал настороженно озираться.

В одной рубашке и штанах, и в сапогах на босу ногу Сеславин стоял в рассыпчатом неглубоком снегу. Ни с того ни с сего перед ним замела, закружила поземка. Сеславин ахнул и отшатнулся: напротив него взвился змей с белыми крыльями. Тело змея покрывала редкая шерсть, — жесткий спутанный волос.

Сеславин и раньше бывал на своей поляне, чтобы покормить и приласкать тура, и никакой опасности до сих пор не встречал, но, по обычаю землепроходцев, на всякий случай не забывал надеть ремень с чехлом для огнестрела. Он потрясенно смотрел, как возникший из снежной бури змей одним ударом лапы сорвал с цепей колокол. Сеславин выхватил огнестрел и выпалил в воздух. Он хотел спугнуть чудище, чтобы оно не разорило поляну.

Громкий хлопок на миг озадачил змея. Он снова превратился в завихрение снега и тут же, опять воплотившись, кинулся на человека. Однозарядный огнестрел в руке Сеславина был бесполезен, он просто с размаху швырнул им в змея и отскочил.

Чудище выписало зигзаг и метнулось к нему. Сеславин облекся сиянием. Распространяя вокруг себя свет, он сам будто бы растворился в нем. Змей, испуганный этой вспышкой, отпрянул.

Сеславин стоял посреди поляны, вскинув руки. По его пальцам пробегали голубые огни. Внутренняя сила освободилась, и с ладоней, чтобы поразить враждебное существо, готова была сорваться молния. Но чудище сшибло его ударом хвоста и отбросило на несколько шагов. Сеславин, падая, схватился за торчавший посреди поляны посох. Посох еще не успел крепко врасти в почву и заматереть. Вывернутый из земли, он остался в руках у Сеславина. Глаза на набалдашнике посоха широко раскрылись. Необъяснимая мощь наполнила тело Сеславина. Он нацелил конец посоха в сторону змея, точно копье.

Сеславин стал наступать, делая угрожающие выпады и надеясь прогнать чудище с поляны. Змей вился, избегая конца посоха и стараясь не встретиться взглядом с мерцающими живыми глазами на набалдашнике. Сеславин загнал его в заросли, но там змей извернулся, скользнул к нему сбоку и сбил с ног коротким взмахом лапы.

Когти рассекли бы человеческое тело не хуже клинков. Но змей, боясь зрячих глаз посоха, не смотрел в сторону Сеславина и не сумел точно направить удар. Все же тот, упав навзничь, смог сделать лишь слабую попытку встать. Змей заскользил к нему.

Упав, Сеславин не выпустил из рук посох и вдруг ощутил, как шуршит под холодным ветром сухой тростник в заливе Летхе, бредут белые волки по обледенелым утесам Хирксона, в Патоис спят под снегом корни трав и деревьев; мокнут под зимним дождем вечнозеленые митры в Тиевес; блестит лед, сковавший озера в болотистых чащах Кибехо…

Неподалеку от поляны, глодая кору осин, пасся громадный тур.

Тело Сеславина шевельнулся последний раз и замерло — а лесной тур поднял голову, огляделся и заревел, а потом сорвался с места.

Тур ворвался на поляну, разъяренный, храпящий. В завихрении снега перед ним предстал крылатый змей — исчадье зимней бури. Два исполина в бешенстве кинулись друг на друга…

Синица улетела, наклевавшись сала. Ярвенна приоткрыла форточку, в очередной раз намазала маслом сковороду. На тарелке горкой высились румяные блины.

Сеславина не было уже давно. Может быть, он ждет тура на поляне, а тот бродит далеко в чаще? Ярвенна ощутила укол тревоги. Ведь она сказала Сеславину возвращаться к завтраку. И потом, он очень легко одет.

Ярвенна закрыла глаза и сосредоточилась. Посреди поляны, окутанный паром собственного дыхания, взрывал снег копытом разъяренный тур, взмыленный после борьбы. Он стоял, наклонив морду над растоптанными останками змея. Голова мертвого чудовища с загнутыми внутрь клыками и остекленевшими глазами была неподвижна.

Ярвенна увидела Сеславина не сразу, он лежал в зарослях на снегу. Она кинулась в прихожую, сунула ноги в зимние сапоги и схватила в охапку полушубок. Так, с мохнатым полушубком в обнимку, она соткалась среди стеблей полыни, стремительно опустилась на колени перед телом мужа, приподняла его за плечи и, крепко поддерживая одной рукой, другую положила ему на грудь. Он не шевелился и будто бы ничего не чувствовал, но сердце билось. Сеславин был бледен, губы побелели и щека оцарапана, а грудь глубоко рассечена кровавыми полосами. В правой руке он мертвой хваткой сжимал свой зрячий посох, сверкавший глазами.

— Сеславин! — умоляюще позвала Ярвенна. — Сеславин, ты слышишь!..

Тур поднял голову и повернулся на ее голос, сдвинулся с места и медленно подошел. Ярвенна, уложив Сеславина на полушубок, пыталась растирать ему грудь. Ее распущенные волосы, перехваченные кожаным ремешком, уже покрылись инеем, но она не ощущала холода. Тур, наклонив голову, стоял рядом. Ярвенна посмотрела на него. Ей показалось, что взгляд тура был не по-звериному осмысленным. Ярвенна встрепенулась.