Изменить стиль страницы

— Например — меня, — медленно сказал я.

Лидка согласилась:

— И тебя.

— И теперь хотите пригласить меня к себе? — меня вдруг начал разбирать смех.

— Если не струсишь, — добавил Петька. А Тон вдруг сказал резко:

— Если он не струсит, то будет дурак... А судя по тому, что он не сбежал сразу, он не так уж и струсил.

— Вообще-то, — честно признался я, — я просто решил, что чокнулся. Ну и зачем я вам? У вас в городе больше нет желающих?

— Во-первых, — пояснила Лидка, — желающих нет. Мы прощупывали. Все боятся. Знаешь, что такое настоящий страх? Это не когда рассказывают друг другу страшилки и на спор ходят в «нехорошие места».

Это когда наоборот — не взрослые, а мальчишки и девчонки начинают делать вид, что страшилки рассказывать не о чём и нехороших мест не существует... в городе, где нет ни одной семьи, в которой кто-то не пропал бы на этом аэродроме.

А, во-вторых... — она повертела шашлык и начала его снимать с шампуров на широченный лист лопуха. — А во-вторых, Жень, твой дед, скорее всего, единственный человек, который смог уцелеть на аэродроме. Мы не уверены, но он, похоже, работал там в какой-то обслуге. И спасся.

— А я думал, ты меня пригласила, потому что я тебе понравился, — искренне заявил я и увидел, как Лидка смутилась. Это меня ободрило. И я спросил:

— А что такое Ленниадская Империя? — ответом мне было удивлённое молчание, и я пояснил: — Я сегодня днём по вашему городу гулял, завернул за такую башню... — я помахал рукой. — И зашёл там в такой магазин...

Мне не дали договорить. Вскочили все четверо, и Тон крикнул:

— Ты был в магазине?! В «Антимире»?!

— Д... да-а... — ошарашено ответил я.

— Где он?! — вопил Тон, брызжа слюной.

— З...за башней, я же говорю... такая... — я снова помахал рукой. Тон не дослушал:

— Ты говорил с Торговцем?!

— Я... с ним говорил... и ещё зашёл такой военный... он похож на волка... Он и сказал про империю...

— У! У! У-у!!! — завыл Тон. — Ну как же нам не везёт! Второй день тут — и... а мы!..

— Значит, это правда — что есть выходы ещё в какие-то миры, — сказал Петька и потёр висок, усмехнулся: — Ну и ну, это правда везение...

— Ничего не понимаю, — признался я.

— Мальчишки, сядьте, — распорядилась Лидка, садясь первой. — Тебе надо было сразу рассказать, Жень... Ну, да ладно, мы и это расскажем...

... — В общем, Торговец — это такой... человек. Да, наверное, человек, — Лидка прожевала кусок шашлыка. Мальчишки сидели, глядя в огонь; Колька, по-моему, дремал. — Он... это трудно объяснить.

В тех бумагах, которые мы нашли — от «Команды очистки» — написано, что есть выходы не только туда, откуда приходят эти... твари, — Лидка коротко передохнула, — но и в ещё какие-то миры. Нормальные, но не такие, как наш... А Торговец их как бы связывает. Там о нём подробно написано, но мы его ни разу не видели. А тебе сразу повезло...

— Повезло, — я передёрнул плечами, — я чуть со страху не помер опять. Он же не человек. В смысле, не Торговец этот ваш, а посетитель, этот офицер. Он больше на волка похож.

— А самое главное, — Лидка подняла палец, — этот Торговец может объяснить, как нам быть с аэродромом. Он всё знает про параллельные миры... Мы его долго искали, в такие места залезали иногда, но...

— Я же не знал, — смущённо сказал я.

Мальчишки промолчали, а Лидка отмахнулась:

— Да кто спорит... Слушай, поговори с дедом, вдруг он что-то скажет? С нами он разговаривать не стал, пообещал родне доложить, чтобы они нас на цепь посадили...

— Обязательно поговорю, — клятвенно ответил я. — Сегодня же, даже если он уже спит.

— Так ты, значит, с нами? — уточнил Петька.

Не скажу, что я ответил сразу и без раздумий. Нет, я думал довольно долго — и всё время, пока думал, разглядывал Лидку. Потом встряхнулся и кивнул:

— Будь что будет. С вами.

— Здорово! — выкрикнул Колька. — Ну, мы теперь им покажем!

Старшие засмеялись — и оборвали смех.

Угрожающий металлический звук родился где-то в глубинах аэродрома — словно кто-то включил сирену, у которой вместо ревуна — пасть какого-то чудовища. Небо мазнул алый огонь. Я увидел, как один за другим поспешно погасли огни в ближних домах, видимых отсюда.

Люди спешили сделать вид, что их нет, что они спят и ничего не слышат, ничего не знают, ничего не видели. Так было безопаснее...

...Дед Анатолий и герр Киршхофф не спали. Сидя за столом, они рассматривали мой альбом, который я на этом столе оставил. И, когда я вошёл, оба посмотрели на меня.

— Женя, откуда у тебя эта книга? — спросил дед.

Я пожал плечами, в свою очередь не сводя с них глаз, и сказал:

— Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что ты знаешь об аэродроме... и вообще обо всём, что происходит в этом городе.

Дед отвёл глаза и ссутулился. Вздохнул — поднялись и опали широкие плечи. Немец смотрел на меня непонятно — встревоженное и одобрительно.

— Я старый дурак, — пробормотал дед. — Я идиот... Втащить собственного внука в это дело... Ты немедленно уедешь, Женя, — он повернулся ко мне.

Я дёрнул плечом:

— Я никуда не уеду. В случае чего — просто сбегу. Есть к кому.

— Эти малолетние глупцы! — дед вскочил. — Они не представляют, с чем связались!

— Они хотят защитить свой город, — сказал я. — Все боятся и делают вид, что тут ничего нет, а трое мальчишек и девчонка хотят...

— Они свернут себе шеи! — дед вцепился в край стола.

— Анатолий, — вдруг сказал немец, — не надо. Вспомни, что ты говорил. Давай расскажем. Расскажем всё.

— Он влезет в это дело! — выкрикнул дед.

— Он уже влез, — терпеливо сказал немец. — И потом... прости... Но ведь ты сам собираешься с этим покончить. Иначе, зачем ты вызвал меня и своего внука?

— На что ты намекаешь, морда немецкая?! — дед багровел. — Что я вызвал своего собственного внука, чтобы...

Герр Киршхофф встал.

— Не надо, — сказал он с расстановкой. — Мы с тобой люди другого поколения. Мы оба знаем, что общее выше личного. У меня нет внуков, иначе я тоже приехал бы не один. В какой-то мере именно мы начали это. И нам это заканчивать.

Дед хрипло дышал, плечи у него опали. Повернувшись ко мне, он указал на диван:

— Садись, Жень. Эта немецкая сволочь права. Я хотел тебя использовать... даже принести в жертву, потому что... Слушай. И запоминай, чтобы рассказать своим новым друзьям...Что-то расскажу я, что-то — Мартин. Это началось давно. Очень давно, во время войны...

Часть 2. Давным-давно была война...

1.

Над Бобруйском Мартин проснулся оттого, что ему приснились барабаны. Он ошалело открыл глаза и подскочил на ящике.

Восьмиместный пассажирский «зибель», переделанный в грузовой вариант, тяжело раскачивался в воздухе. Надсадно выли двигатели. Что-то скрипело и похрустывало в темноте, из пилотской кабины падал мерцающий полусвет, зелёный и синий.

Мартин, не помня себя, вцепился обеими руками в ящик, чувствуя, как тело покрывается гусиной кожей. Потом он поспешно ощупал ремни парашюта, застёгнутые поверх формы. Сжаться в комок, когда выпадаешь... следить, чтобы не оказаться вниз головой... досчитать до десяти, потом — рвануть кольцо...

А если они уже падают? Если, пока он будет считать, как раз и — земля? Если он вообще не успеет выпрыгнуть? Мама, мама, мамочка...

Тяжёлое раскачиванье прекратилось, и Мартин услышал негромкий голос из кабины: «Сходи посмотри, как мальчишка». Они думают, что я перепугался, понял Мартин и усилием воли заставил себя принять равнодушный и независимый вид. В темноте, впрочем, было всё равно.

— Ты как здесь, парень? — тёмная фигура опустилась на ящик рядом.

Это был штурман самолёта, Мартин не запомнил его фамилии и звания — крупный медлительный человек, уже не очень молодой и говоривший с сильным акцентом жителей побережья. Он ничуть не походил на тех лётчиков, которых Мартин привык видеть в кино и на страницах книг.