Да и при существовавшем в суворовской семье уважении к народным обычаям трудно объяснить, почему муж мог быть похоронен отдельно от горячо любимой жены, место которой в доме так и осталось до конца незанятым. Вопрос остается открытым, тем более что могила «матушки» – Авдотьи Федосеевны Суворовой скрылась под асфальтом двора дома, выходящего на Никитский бульвар. Зато сама церковь, хотя и в переделанном до неузнаваемости виде – ставшая пятиглавой вместо одноглавой, приобретшая новодельную колокольню – вновь стала патриаршей, домовой. Как 350 лет назад.

Что же касается иконы, в честь которой был заложен монастырь, Федоровской Божией Матери, то считалась она семейной в доме Романовых. Древнейшее известное историкам искусств изображение Федоровской Божией Матери относится к XII веку и находится в Костроме. После 1620 года, когда Великая старица ездила в Кострому молиться образу, она приказала сделать многочисленные списки. Поэтому на полях появились многие святые, соименные членам царской семьи. Таков список, с XVIII века хранившийся в Зимнем дворце в Петербурге, а с 1934 года переданный в собрание Государственной Третьяковской галереи.

Федоровская икона Божией Матери.

По своей иконографии Федоровская очень близка Владимирской Богоматери с незначительными изменениями в положении Младенца и изображении руки Матери. В списке Зимнего дворца присутствуют в окружении Богородицы Мария Магдалина, соименная первой супруге Михаила Федоровича, Марии Долгоруковой, умершей в 1624 году, Евдокия, соименная второй супруге – Евдокии Стрешневой, Марфа – соименная Великой старице, Иоанн Креститель – сыну Иоанну. Любопытно присутствие великомученицы Екатерины, по-видимому, утверждавшей связь Романовых с Рюриковичами: имя Екатерины носила мать Софьи Фоминишны Палеолог и особенно чтилась Василием III и Иоанном Грозным.

При закрытии монастыря в петровские годы, по свидетельству современников, во дворец была взята только одна эта икона.

О потерях города можно говорить по-разному. Безразлично и с сожалением. С горечью, сознанием невосполнимости утраченного или с нескрываемым восторгом. В 50-е годы XX столетия было возможно и такое. Как писал автор распространенной книги «Из истории московских улиц» П. В. Сытин: «После Великого Октября снесены все здания Никитского монастыря и на их месте построено красивое здание подстанции метро».

Вопрос об архитектурном совершенстве этого производственного помещения можно оставить на совести автора – шел 1952 год. Но вот в не менее строгом в смысле цензурных предписаний году 1975-м историк искусства Е. В. Николаев о том же ансамбле скажет: улица Герцена, 7 – "рядом с домом Орлова, на том месте, где ныне подстанция метро (1936 г.), до 1933 года находился Никитский монастырь, один из старейших монастырей Москвы, от которого улица и получила свое прежнее название. До 1933 года в монастыре сохранялись следующие постройки: Старый собор (XVI в., до 1537 г.) с приделом, палаты 1760 года по улице (два корпуса) и 32-метровая колокольня, выходившая на улицу, построенная М. Д. Быковским в 1868 году, – одна из последних красивых колоколен Москвы, хотя и с обилием черт дурно понятого «ренессанса» середины XIX века, который нанес удар цельному и величественному облику Москвы.

В начале XIX века на этом месте стояла двухэтажная палата с проездными воротами, колокольней над ними и церковью в правой ее части. Облик монастыря, несмотря на разновременность построек, сохранял большую цельность, и немалой заслугой Быковского надобно считать то, что ему удалось не только не развалить, но даже укрепить ансамбль своей колокольней…

Вид на собор и колокольню Никитского монастыря. Фото 1920-х гг.

Собор монастыря являлся одним из замечательнейших памятников XVI века в Москве. По конструкции он был двухстолпным…

Никитский собор (справа) и Димитриевская церковь (слева) в Московском Никитском женском монастыре. Фото 1882 г.

«Дворцы, сады, монастыри», – описывал А. С. Пушкин. – Садов на Никитской было мало, но монастырь и впрямь, как видим, соседствовал с дворцами, и наша улица была типичной улицей Москвы".

Есть достаточно оснований предполагать, что само направление нынешней Большой Никитской улицы определила дорога из Твери, подходившая к Занеглименью вдоль верхнего течения ручья Черторыя (линия современной Малой Бронной).

Однако окончательная трасса улицы была сформирована Волоцкой дорогой – из Великого Новгорода через Волоколамск в Москву, проходившей в XIV–XVI веках. Ориентировалась эта дорога на северную часть Кремля, в то время еще не охваченную стеной, где в XV–XVI веках располагался городской торг.

С расширением в конце XV века Кремля и перемещением торга в Китай-город Волоцкая улица перестала служить транзитной и стала в Занеглименье главной, приобретя название по утвердившемуся на ней Никитскому монастырю. Возникновение обители около одноименной древней церкви связывается с именем родоначальника царствующей фамилии – Никитой Романовичем Захарьиным, который располагал здесь же землями и двором.

Обновление пользовавшегося глубоким уважением у москвичей девичьего монастыря произошло одновременно с Ивановским и Страстным – во всех трех случаях колокольни и ограды были сооружены по проекту М. Д. Быковского. Тем самым в 1880-х годах город получил три чрезвычайно важных в градостроительном отношении точки, формировавшие его облик.

В канун Октябрьского переворота монастырем руководили игуменья Агнесса, казначея монахиня Серафима. И хотя обитель имела только двух штатных священников и двух дьяконов, их силами велись при том монастыре женская одноклассная школа, церковно-приходская школа и содержавшаяся на средства обители богадельня.

Обитель была упразднена так давно, что казалось, о ней вообще можно не упоминать, если бы она не сыграла такую роль в истории Москвы, да к тому же подарила название одной из центральных улиц города – Воздвиженке. Крестовоздвиженский монастырь «иже зовется на Острове», впервые упомянут в описании Москвы 1547 года, но возникнуть мог он и много раньше, как предполагается, на дворе любимца великого князя Московского Ивана III – Ивана Головы, одного из родоначальников по женской линии рода Романовых.

Все началось с того, что потребовалось обновление построенного в 1326 году Успенского собора. Спустя 125 лет пришел он, по свидетельству летописца, в полную ветхость и держался исключительно подпорками из бревен. Князь Иван III решает строить новый собор, в чем его поддерживает митрополит Филарет. Но средств у обоих недостаточно, приходится прибегать к исключительным мерам. Митрополит облагает специальным налогом все монастыри и церковнослужителей, мирян призывает к добровольным пожертвованиям.

Уже спустя несколько месяцев нужные средства удается собрать и объявить по существовавшему в Москве порядку торги на строительный подряд. Выигрывал тот, кто предлагал самую низкую цену. На этот раз это оказались Иван Кривцов и Мышкин, наблюдать же за работой поручалось Ивану Голове и Василию Ермолину. Однако согласия между руководителями достичь не удалось – произошла «пря», и Ермолин отстранился от строительства. Иван Голова оказался один.