...Когда я попытался медленно и осторожно подняться, Настя, не открывая глаз, спросила очень тихо и четко, так, что становилось понятно, что все это время она не спала, – Ты куда?

– Я постелю тебе. Иди пока умойся, потом выспишься, как нормальный человек. Где тебе лучше, здесь на диване, или в спальне?

– Какая разница.

– Иди умойся.

Она медленно нехотя встала с моих коленей, я тоже встал, потирая затекшие ноги.

Она посмотрела на меня, все же несколько сонно, и спросила, – Я очень тяжелая?

– Нет, не очень. Ты...

– Я иду, иду, – кивнула она и медленным шагом отправилась в ванную, оставляя меня с проблемой выбора: что постелить.

К счастью, у меня нашлись стиранная простынь, наволочка и покрывало, которые я и постелил Насте.

Шли минуты, а она все не возвращалась. А забеспокоился и, постучав и не услышав ответа, просто вошел.

Настя сгорбившись сидела на краю ванны, и следила, как течет тонкая струя горячей воды, и как к потолку поднимается пар.

– Ой, прости, – сказала она, посмотрев на меня, – Я правда сейчас умоюсь.

– Я тебя подожду на кухне, – ответил я, – только горячую убавь, а то ошпаришься, – и, встретив ее непонимающий взгляд, перед тем, как уйти, убавил сам.

Она вернулась нескоро, когда я уже начал подозревать, что горе вынудило ее на глупость – и появилась, не найдя ничего удачнее, как обернуться полотенцем поверх обнаженных бедер, снятой одеждой прикрывая грудь. Разумеется, она вымылась полностью, и мокрые потемневшие волосы тяжелым шлейфом обнимали лопатки.

– О, господи, – не смог удержаться я, и слабо улыбнулся при виде ее встревоженного лица.

– Ты чего? – устало и просто спросила она, словно мы были старыми знакомыми, и ничего десятью минутами раньше не случилось.

– Да ничего, – снова улыбнулся я, – Ты очень красивая.

– А-а, – ответила она, опуская глаза, потом снова подняла на меня очень чистый и ясный взгляд и добавила, – Спасибо.

– Ты тут располагайся. Если захочешь есть – не стесняйся, бери из холодильника или вот отсюда – указал на шкафчик с долгохранящимися продуктами и консервами, которых у меня был некоторый более или менее постоянный запас.

– Спасибо, – еще раз сказала она, теперь уже приходя в себя от сонливости и шока, и начиная стесняться моего взгляда.

Я оценил, как быстро она возвращается к жизни, и подумал, что к утру девушка оправится достаточно для того, чтобы совместно решить, что с ней делать.

– Спокойной ночи, – сказал ей, выходя.

– Спокойной, – ответила она мне в спину.

Я обошел всю квартиру, проверяя замки, плотно зашторил окна: если человек, который был с Гореловым в момент убийста, решил убить и нас с Настей, я должен быть к этому готов.

Достал из ящика стола свой «Макаров», зарядил, сунул в карман запасную обойму.

Сел в спальне и стал ждать.

Для порядка я честно дожидался в течении получаса, в которые ей уж точно следовало заснуть – ведь шок внезапной смерти отца выжал из нее практически все силы, она просто должна была заснуть: если не мгновенно, то очень скоро. А когда полчаса минули и я решил, что девушка спит, наступил черед заняться делом.

Не скрывая внутренней радости, и даже наслаждаясь ею, я вошел в свою комнату-тайник, сел перед своим компьютером и включил монитор.

– Это все?! – ошеломленно спросил я.

Компьютер молчал, то ли не запрограммированный отвечать на такую форму вопроса, то ли просто не желая делать этого.

– Ну хорошо, изолятор чертов, – решился я, – я позвоню. Не дай бог тебе ошибиться – плакал твой третий анализатор, вплотную займусь ремонтом!

Машина внезапно пискнула и выдала на экран: «ТРЕП НЕ ПО ДЕЛУ. ИСПОЛНЯЙТЕ!» – и вывел на экран адресные данные директора Кораблева.

Да, уж формировать разговорные фразы на русском, английском, немецком, французском и итальянском языках, позаимствованные из обширных словарей программ-переводчиков, которые я взломал, совершенствуя Приятеля около года назад, мой «пятачок» умел уже практически в совершенстве.

Внутренне кипя от праведного негодования и пытаясь нанять механическую логику Приятеля, я набрал номер Кораблева Дмитрия Алексеевича, услужливо подсказанный компом.

– Алло? – спросили там сонным голосом, взяв трубку спустя гудков девять.

– Дмитрий Алексеевич, – позвал я, – вас беспокоит любитель русской иконы.

– Кто?

– Я бы хотел остаться анонимным и обсудить с вами вопрос о стоимости моего заказа.

– Вы хотите сделать заказ? Репродукции? Мы могли бы заказать Штерну... – сразу же оживился говорящий, у него даже голос стал гораздо приятнее, наливаясь силой и дружелюбием.

– Подлинники, – возразил я, – только подлинники, причем, не позже шестидесятого года. – от кого-то я слышал, что очень ценятся иконы, написанные, например, в эпоху Сталина.

– Так вы в связи с Выставкой Русской Иконы?! – дошло, наконец, до просыпающегося директора, – Так-так, замечательно... Вас какие образцы интересуют?

– Вообще-то, лучше всего византийские, ранней работы. Но возможно и наши, отечественные.

– Да вы просто не знаете, сколь широки и прекрасны работы русских и советских авторов! – уверил меня входящий в раж директор издательства, – У нас в коллекции есть бесспорные шедевры, ранее проданные и вывезенные за рубеж.

– Теперь их возвращают на родину? – спросил я, чувствуя, что неосознанно начинаю вникать в происходящее, вспоминая где-то прочитанные статьи, как-то подсмотренные обрывки телеинтервью...

– Вот именно, возвращают, – наверное, кивнул у своего телефона Дмитрий Алексеевич, – И вы можете стать обладателем того, что никто не увидит даже в музее.

– Ах, вот как! – почти промурлыкал я тихим голосом, который немало пугал вахтерш и вообще людей на должностях: они понимали, что за таким тоном обычно следует буря, – Значит, даже в музеях... А вы скажите, все-таки, про цену.

Обладатель приятного баритона не обратил внимания на предупреждение в моем голосе, он говорил взахлеб, явно чувствуя радость от наклевывающейся сделки.

– Там нет общей цены, там все – индивидуальные экземпляры. Вы, если желаете, сможете взглянуть на каталог, только нам надо будет встретиться.

Теперь я узнал все, что мне нужно. А потому мог смело прощаться с Дмитрием Алексеевичем Кораблевым.

– Возможно, мы и встретится с вами, – сказал я, – Но хотелось бы вас предупредить, что Штерн, как и Самсонов, как и заказчив вашего каталога икон в шести экземплярах – то есть, те, кто знали его тайное содержание – уже мертвы. Вы – последний из тех, кто знает это. Советую вам поберечься.

Он потрясенно молчал, когда я отключился.

– Ладно, Приятель, поздравляю, заслужил, – сказал, мягко похлопав его по корпусу. Поздравлять было из-за чего: посредством подсказанного моим электронным помощником разговора я за две минуты узнал несколько важных вещей.

Во-первых, обрисовывалась сама суть происходящего, то, из-за чего устраивали выставку – я снова вспомнил обрывки случайно просмотренных телепередач, от нечего делать прочитанных статей про русские культурные ценности.