А когда разбежались все интересные мужчины, остался у Клепсидры один пациент, часовой извращенец. Приходил по субботам и четвергам, то есть дважды в неделю, и жаловался на свое тяжелое материальное положение. Мол, извини, дорогая – поужинаем чем бог послал. Доставал из котомки окорок, откусывал добрую треть и методично пережевывал, глядя, как накрапывает вечность. После чего заворачивал свой окорок в котомку и уходил, приговаривая, что, когда его материальное положение улучшится, он угостит и Клепсидру…

Вот вам и резюме: всякая женщина должна вовремя поступиться принципами, иначе на ее принципы будет всем наплевать. Так и случилось.

– А по поводу женской аморальности, – заметил я, – есть и другое мнение…

Сопя от возмущения, я прошелся по гостиной.

– Одна из женщин решила отказаться от мужчин. Пошла к сапожнику по имени Кердон и заказала вибромассажер. На четыре романтических положения: одинокая, замужняя, дама и валет. Видимо, возомнила себя сапфической поэтессой. А этот Кердон славился в городе как замечательный мастер-импотент. Который на все руки от скуки, лишь бы самому не напрягаться. Изготовил он вибромассажер по индивидуальному заказу и стал рекламировать свое изделие на каждом углу. «Хоть размер у изделия постоянный, а настроение создает разное. А если непосредственно перед применением выпить женщине пол-литра, то самое подходящее. А если литр, то – еще лучше». И моментально слухи о романтическом аппарате разнеслись по мегаполису со скоростью кавалерийской атаки. Кердон же на радостях, что сотворил подобное чудо, тут же запил как сапожник и впал в гигантоманию. То есть не принимал заказа менее чем на пять метров. Позиционируя, что в чужих руках любой вибромассажер всегда кажется больше.

И вот стали женщины интересоваться – что за диковину смастерил Кердон и какая от нее половая польза. Спорили до хрипоты, сравнивали до безобразия. Только одна женщина, которая напрочь решила отказаться от мужчин, соблюдала гормональный нейтралитет. И была у нее подруга по имени Корритто, ничего из себя особенного, но очень невоздержанная. «Последую, – говорит эта Корритто, – заразительному примеру! Отказываюсь от мужчин, только постепенно. Сперва, – говорит, – попробую, как у меня получится!» Взяла у нашей женщины вибромассажер и позаимствовала до сиесты следующего дня…

Едва первые лучи солнца коснулись черепичных крыш, поспешила наша женщина забрать свой вибромассажер, да попусту! Проклятая Корритто уже успела одолжить изделие Кердона другой подруге, по имени Бетасса… И от нее ушла наша женщина ни с чем – Бетасса поделилась вибромассажером с Носсидой. Носсида, в свою очередь, отдала эту штучку Метрихе, Метриха – Феллениде, а далее – от Альфы до Омеги…

Отсюда вывод и резолюция: прежде чем отказаться от мужчин – распрощайся с подругами!

– А я и не ездила к подругам, – сказала Вендулка. – Я просто путешествовала. И нечего тут гадости про женщин рассказывать.

– Это не гадость, – важно пояснил я, – а мимиямб нашего славного сатирика Герода. В вольном переложении, разумеется.

– Писатели! – выругалась тогда Вендулка. – Всего-то двадцать четыре буквы, а сколько самомнения!

– Двадцать четыре – это в латинском алфавите, – возразил я. – А в другом – тридцать три!

– Ты считаешь, – перебила меня Вендулка, – что писательские амбиции формируются в зависимости от алфавита?

– Нет, – поспешно заявил я. – Мне кажется, что лаконизм – брат бездельника, а жена – враг писательского гонорара!

– Да, – подтвердила Вендулка. – Твои гонорары врагу не пожелаешь!

Здесь назревал конфликт на почве литературных отчислений, и я поспешил его раздуть цитатой из Гомера:

– Скалы тотчас же столкнулись, но голубю зашибли только хвост!

Вендулка с симпатией посмотрела на свою сковородку.

– Это пророчество? – осведомилась она. – Или желание подраться?

Нет ничего лучшего, как в летний погожий день треснуть кому-нибудь по башке палкой. Для полноты ощущений. Впрочем, усиленно конфликтовать с Вендулкой я не собирался. Просто за эти три дня меня одолели местные хироманты…

Вначале была книга, и книга на вид – препаршивая. Тот хиромант, что торговал подобной литературой, заслуживал распятия и четвертования. Однако, лукаво подмигивая, он топтался тогда предо мной в ожидании щедрого вознаграждения.

– Сколько стоит эта макулатура? – уточнил я.

От возмущения хиромант закашлялся и злобно засопел, как будто в темном переулке столкнулся с литературным критиком.

– Что вы считаете макулатурой? – набычился он.

– Разные писькины истории, что вы таскаете моей жене, – невинно пояснил я, немного подумал и решил уточнить: – Задушевные романы из личной жизни всякого рода потаскух.

– Зато они написаны простым, человеческим языком! – парировал мой хиромант.

– Ага! – подтвердил я. – Чем проще потаскуха, тем популярней ее история. Я искренне сочувствую малютке, что в двадцать два года попала на панель, – могла бы и раньше. Но кто пожалеет читателей, которые думают, что все это случайно и милая девушка просто поскользнулась? Кто вернет мне тридцать драхм, а вместе с ними – иллюзию, что не каждая женщина идиотка?

– Между прочим, – сказал хиромант и потряс для наглядности книгой, – эта история совсем другого свойства.

– И какого же? – осведомился я.

– Ну, – хиромант почесался, поскребся и покряхтел, – я затрудняюсь определить жанр, но в целом книга читается на одном дыхании.

– Да тут же страниц не хватает! – заметил я. – Как можно читать ее в целом?

Книга и правда имела плачевный вид.

– Так вы будете брать или нет? – уточнил мой хиромант.

– Только за полцены, – заявил я. – И только ради садизма. Чтобы жена эту дрянь листала и обливалась слезьми!

– Верное решение! – согласился со мной хиромат. – Направленное на подавление женской активности в светлое время суток.

Тут хиромант пошатнулся, как будто его треснули сковородкой-невидимкой. После чего он схватился за голову и стал озираться по сторонам с пришибленным видом.

– Меня осенило! – пожаловался хиромант.

– И немудрено, – подтвердил я. – Вы помянули о женской активности и накликали муз.

В каждом доме полным-полно всякой нечисти – от моли до тараканов. Два года назад я оставил в кладовке тухлый роман, и у нас завелись музы.

– Кыш-кыш, проклятые! – завопил хиромант и принялся размахивать руками, думая предотвратить повторное нападение муз.

Да без толку! Потому что только их раззадорил, и музы принялись осенять хироманта с повышенным вдохновением!

– Ой! Ой! Ой! – вскрикивал мой хиромант, покуда не ослабел. Тогда он забился в угол, раззявил рот и сказал: – Идея!

– Вы зря ей сопротивлялись, – заметил я.

Хиромант оглянулся по сторонам и тихо спросил:

– А чем это меня оглоушило?

– Сковородкой, – пояснил я. – Обычное оружие муз, чтобы идеи лучше усваивались.

– Аж в голове гудит, – сообщил хиромант. – И хочется поделиться.

– Валяйте, – разрешил я.

– Вас ожидает странное путешествие, – принялся излагать хиромант. – Вы будете ехать в повозке без лошадей и хлебать «ячменный или пшеничный отвар, превращенный посредством брожения в некое подобие вина».[2] Я вижу попутчиков и попутчиц, но слышу только один голос. Он говорит, что надо опасаться Издателя.

– Видимо, здорово вам досталось, – посочувствовал я. – Создателя – знаю, а что за зверюга такая – Издатель?

– Понятия не имею, – развел руками хиромант. – Так говорят ваши музы со сковородками. И если взглянуть на мои шишки, то можно теперь составить практическое пособие по хиропрактике.

Делать было нечего, и я принялся пересчитывать шишки на голове хироманта. Чтобы тот не бравировал своими предсказаниями.

– Сегодня вторник? – уточнил я.

– Угу, – отвечал хиромант.

– Основание треножника перевернуто. – Тут я пришел к выводу, что нашел ключевую шишку, щелкнул по ней указательным пальцем и важно собщил: – Во вторник благоприятно оставить супругу и взять молодую наложницу с ребенком. Беды не будет!