Беглецы услыхали это, уже выбравшись в лес, не тронутый пожаром. Здесь, в спасительной прохладе, можно было Дышать, и они осадили дрожащих, с обгоревшей шерстью коней и оглянулись. Они стояли на пригорке и видели всю горящую чащобу. В небе Змея не было.

— Ага, попался, окаянный! — воскликнул радостно Буян грозя светлеющему предрассветному небу кулаком. — Понял как леса наши жечь!

— Едем отсюда, пока целы, — позвал его Властимир. — Пожар кругом.

Огонь гудел и ревел уже далеко позади. И вдруг тишину прорезал истошный вопль, полный силы и ненависти. Оба всадника разом обернулись.

— Что-то Змей расшумелся, — вслух подумал Властимир. — Или не сгорел еще?

— Сгорит он, как же! Экая громадина! И вовек не спалиться ему!

— Ничего, огонь все съест.

Они успокоились, но не проехали и полуверсты, как им пришлось снова оглянуться. Змей и вправду был Огненный, и огонь, похоже, верно служил ему. По лесу по следам друзей катился новый огненный вал.

Друзья опять пришпорили усталых коней. Лошади поняли, что от их силы и выносливости зависит жизнь их хозяев и их собственная. Они помчались так, что всадникам стало казаться, что на ногах жеребцов выросли крылья. Ветер свистел в ушах, ветки хлестали посильнее кнутов.

Им удалось-таки оторваться от пожара, даже перестало пахнуть паленым. И в это время лошади выскочили на небольшую поляну, где посреди короткой, словно остриженной травы росло четыре странных растеньица.

На первый взгляд в них не было ничего странного — из высокого стволика торчали во все стороны веточки с мелкими листьями. Наверху — розоватое в утреннем свете соцветие. Трава вокруг самого большого ростка была малая да хилая, а близ самого стебля и вовсе было голо. Срединное деревце поднималось в высоту почти на сажень, три других были чуть поменьше ростом.

Самое удивительное было то, что в сумерках было видно, как вокруг листьев витает какая-то дымка. И пахло от растений странно.

Лошади замерли, подойдя поближе.

— Что это, как думаешь? — спросил Властимир.

— Купина неопалимая, — ответил Буян. — Только не слышал я, чтоб она такой вырастала.

— Чудная она какая-то, — заметил князь.

— Да, — согласился гусляр. — Я первый раз ее вижу. Но люди сказывали, что она такая… Головы дурманит почище прочих. От других дурманных трав надо сок выпить, а у купины хватит и просто рядом постоять…

Он вдруг зевнул и не спеша слез с коня. Воронок тут же опустил голову в траву и принялся с аппетитом ее щипать.

— Буян? — удивленно окликнул его Властимир. — Ты чего? Отдыхать собрался?

Гусляр присел на траву:

— А что, нельзя?

— Так ведь ехать надо!

— Куда? От огня мы оторвались, а здесь…

— Но ведь ты сам только что говорил, что эта купина дурманит головы! Неужели ты сам…

Властимиру стало жутко — он понимал, что они попали в ловушку. Но страшнее всего было то, что он и сам уже не хотел никуда ехать, и только упрямство заставляло его сидеть на коне, который давно уже потихоньку пасся на поляне.

Прислушавшись, князь различил гудение приближающегося пожара, вновь запахло дымом — огонь шел по их следам.

— Буян! — опять окликнул он друга. — Не пора ли отсюда выбираться?

Гусляр приоткрыл один глаз.

— Пора бы, — молвил он к радости Властимира и не спеша встал, — да только захотят ли того наши кони да наши ноги?

— А чего им упрямиться? Облак мой к трудам привык…

Князь посмотрел на своего старого коня и умолк — его жеребец дремал.

— Видишь теперь? Отсюда нам хода нет.

Властимир зло посмотрел на деревца купины, образующие общий куст, который торчал на поляне с таким видом, словно гордился собой.

— Но ведь вокруг ни кости, ни туши зверя, — поразмыслил он вслух. — Как же зверь лесной от нее спасается?

— Про то нам узнавать некогда, — быстро сказал Буян, показывая назад.

Огонь уже вышел на опушку. Листья купины трепетали, куст почуял огонь. Дымка вокруг него стала гуще, а запах усилился. Лошади подошли ближе к кусту.

— Говорят, что купина огня не боится, — сказал Буян, тоже шагнув к растению. — Все вокруг горит, а она стоит, ни лист не дрогнет. И потом на гари растет одна-одинешенька, и горя ей мало — ну точь-в-точь иные люди: всем плохо, а им хоть бы что, и после большой беды они одни живут припеваючи.

Огонь уже понемногу охватывал поляну с двух сторон, но почему-то не спешил заходить на нее. Будто невидимая стена препятствовала ему. В спасительном круге оказались двое людей и лошади. Дышать стало совсем невмоготу из-за запаха купины, но пламя ближе не подбиралось.

— Чуешь, княже? — вдруг сказал Буян. — Вроде как Змей опять поднялся?

— Тогда худо наше дело. Он нас по пожарам загоняет. Силы-то в нем немерено, а у наших коней?

Рев взлетевшего Змея слышался уже не так далеко. Змей, должно быть, крыльями гнал огонь в ту сторону, куда ускакали друзья. Оставалось удивляться, как это он смог узнать, где их искать.

И тут купина вспыхнула сама собой, но каким-то странным негорячим пламенем. Куст занялся весь снизу доверху. А трава осталась нетронутой, и пожар остановился на опушке. Точно этот слабенький огонь был сильнее того, что напустил лютый Змей.

Купину не зря прозвали неопалимой. В огне она стояла, как прежде, прямая и стройная — только чуть дрожали листочки. Забыв про все на свете, друзья не сводили с нее глаз.

И тут не тронутые пламенем кусты на одной стороне поляны раздались, и к людям вышло чудище на задних лапах, похожее на медведя. Оно подошло к купине и через ее костер поглядывало на людей.

Буян стряхнул с себя оцепенение и встал.

— Уж ты гой еси, уж ты лютый зверь, — начал он напевно, как привык заговаривать лесных тварей.

— А коли станешь упираться, то не будь я князь Властимир, ежели не намну тебе бока! — добавил князь решительно.

Чудовище пристально посмотрело на резанца, и тот почувствовал, что сказал лишнее.

— Ну, а если станешь сговорчивым, — молвил он потише, — то по возвращении в Резань принесу я жертвы в твою честь.

Медведь встал на задние лапы и проревел вполне человеческим голосом:

— Зачем в лес пожаловали?

— А ты все должен знать, — огрызнулся Властимир.

— А ты совсем разум потерял, — в тон ему шепнул Буян. — Разве можно так с ними? Вот перестанут они нам помогать!..

— Они и раньше-то нам не больно споспешествовали, — тихо молвил Властимир, — и теперь вот стоит и торгуется… А мы тем временем сгорим.

Медведь прислушался к словам князя с интересом и повернулся к друзьям спиной, проревев:

— Идите за мной!

И потопал в чащу вперевалочку.

Друзья взяли за уздечки лошадей и поспешили следом. Когда они, оставив купину позади, покинули поляну, Властимир указал Буяну на следы, оставляемые зверем:

— Глянь-ка!

На горелой траве отпечатались человечьи следы.

— Оборотень!

— Долго же ты соображал! — откликнулся медведь, не оборачиваясь.

Лошади шли за оборотнем как привязанные. Медведь вел их по горелому, еще дымящемуся лесу. Листвы и хвои уцелело немного. Под копытами коней хрустела зола и головешки.

Медведь вывел их на опушку, за которой открылась низина с редкими чахлыми деревцами и низкими кустиками. Кочки, что кое-где стояли плотным строем и перемежались только островками-холмиками и озерками блестящей, как слюда, воды, говорили о том, что путники вышли к болоту.