«Но вам приходится запрещать шуметь в некоторых местах типа классной комнаты и обеденного зала, иначе жизнь станет невозможной, — ответил другой учитель. — Вы не можете позволять кричать и болтать целый день, должны быть периоды, когда всякий шум прекращается. Детей нужно учить, что в этом мире они не одни. Считаться с другими столь же важно, как учить арифметику. Я согласен, что не имеет смысла просто заставлять их сохранять спокойствие через угрозу наказания, но, с другой стороны, разумная беседа с ними, кажется, не прекращает их постоянные вопли».

«Шумиха — это часть жизни в этом возрасте, — продолжила его подруга, — и молчание неестественно для них. Но быть тихим — это также часть существования, и, хотя, кажется, их это совершенно не волнует, мы должны так или иначе помогать им быть тихими, когда требуется тишина. При молчании каждый слышит и видит больше, именно поэтому для них важно знать молчание».

«Я согласен, что они должны быть тихими в определенные моменты, — сказал другой учитель, — но как нам научить их быть тихими? Было бы абсурдно видеть ряды детей, вынужденных сидеть в тишине, это было бы совершенно неестественно, совершенно не по-человечески».

Возможно, мы сможем приблизиться к проблеме по-другому. Когда вас раздражает шум? Собака начинает лаять ночью, она вас будит, и вы можете или не можете что-то с этим сделать. Но только если есть сопротивление шуму, он становится утомительным, болью, раздражителем.

«Он больше, чем раздражитель, когда он продолжается целый день, — выразил протест учитель. — Он действует на нервы, пока вам не захочется тоже закричать».

Позвольте предложить, давайте на время отложим в сторону детский шум и рассмотрим сам шум и его воздействие на каждого из нас. Если необходимо, мы рассмотрим детей и их шум позже.

Ну а теперь, когда вы осознаете шум в тревожащем смысле? Конечно, только когда вы сопротивляетесь ему, а вы сопротивляетесь ему только тогда, когда он неприятен.

«Это так, — признал он. — Я приветствую приятные звуки музыки, но ужасные вопли детей я не принимаю».

Это сопротивление шуму увеличивает беспокойство, которое он причиняет. И это то, что мы делаем в нашей повседневной жизни: сохраняя красивое, мы отклоняем уродливое, сопротивляясь злу, мы культивируем добро, сторонясь ненависти, мы думаем о любви и так далее. Внутри нас всегда есть это внутреннее противоречие, этот конфликт противоположностей, и такой конфликт ведет в никуда. Не так ли?

«Внутреннее противоречие не очень-то приятное состояние, — ответила леди. — Мне все это хорошо знакомо, и я предполагаю, что это к тому же весьма бесполезно».

Быть только частично чувствительным означает быть парализованным. Быть открытым для красоты и сопротивляться уродству означает не иметь никакой чувствительности, приветствовать тишину и отклонять шум означает не быть целым. Быть чувствительным означает осознавать и тишину, и шум, не преследуя одно, не сопротивляясь другому. Это значит быть без внутреннего противоречия, быть целым.

«Но каким образом это помогает детям?» — спросил мужчина-учитель.

Когда дети молчат?

«Когда они заинтересованы, увлечены чем-то. Тогда наступает полнейшее спокойствие».

«И не только тогда они молчат, — быстро добавила его коллега. — Когда вы по-настоящему внутри себя спокойны, дети каким-то образом улавливают это чувство, и они также становятся тихими; они смотрят на вас с благоговейным трепетом, задаваясь вопросом, что произошло. Разве ты не заметил этого?»

«Конечно, заметил», — ответил он.

Итак, это может быть ответом. Но мы так редко спокойны, хотя мы можем не говорить, ум продолжает болтать, вести молчаливую беседу, споря сам с собой, воображая, вспоминая прошлое или размышляя о будущем. Он неугомонный, шумный, всегда борющийся с чем-то, разве не так?

«Я никогда не думал об этом», — сказал мужчина-учитель. — В том внутреннем смысле ум, конечно, такой же шумный, как и сами дети».

Мы шумим еще и по-другому, так?

«Неужели? — спросила его подруга. — Когда?»

Когда мы эмоционально взволнованы: на политических митингах, за праздничным столом, когда мы сердиты, когда нам мешают и так далее.

«Да, да, это так, — согласилась она. — Когда я по-настоящему возбуждена, в игре и прочем, я действительно обнаруживаю, что кричу, внутренне, если же внешне. О господи, нет большого различия между нами и детьми, правда? И их шум, вероятно, гораздо более невинный, чем шум, который мы, взрослые, создаем».

Мы знаем, что такое молчание?

«Я молчу, когда я поглощен своей работой, — ответил мужчина-учитель. — Я не осознаю все, что происходит вокруг меня».

Так же как ребенок, когда он увлечен игрушкой, но разве это молчание?

«Нет, — вмешался одинокий человек с гор. — Молчание есть только тогда, когда вы имеете полный контроль над умом, когда вы владеете мыслью и ничто не отвлекает. Шум, который является болтовней ума, должен быть подавлен для того, чтобы ум был спокойным и тихим».

Является ли молчание (тишина) противоположностью шума? Подавление болтающего ума указывает на контроль в смысле сопротивления, это так? А разве молчание — это результат сопротивления, контроля? Если это так, то молчание ли это?

«Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Как может быть тишина, если болтовня мнения не остановлена, а его отвлечения взяты под контроль? Ум похож на дикую лошадь, которую нужно приручить».

Как один из этих учителей сказал ранее, не имеет смысла вынуждать ребенка быть тихим. Если вы так делаете, он может молчать в течение нескольких минут, но скоро он снова начнет шуметь. И действительно ли ребенок молчит, когда вы вынуждаете его быть таким? Внешне он может сидеть, не двигаясь из-за страха или из-за надежды на похвалу, но внутри он кипит, выжидая шанса, что он возобновит шумную болтовню. Это ведь правда, верно?

«Но ум — это другое. Имеется высшая часть ума, которая должна доминировать и руководить более низшей».

Учитель может также расценивать себя как более высокое существо, которое должно вести или формировать ум ребенка. Сходство довольно очевидное, не так ли?

«Действительно это так, — сказала леди-учитель. — Но мы все еще не знаем, что нам делать с шумным ребенком».

Давайте не будет думать о том, что делать, пока мы полностью не поняли проблему. Этот джентльмен сказал, что ум отличается от ребенка. Но если вы понаблюдаете за ними обоими, то вы увидите, что они не очень уж и отличаются. Имеется большая связь между ребенком и умом. Подавление любого из них только имеет тенденцию увеличивать побуждение шуметь, болтать. Существует внутреннее построение напряженности, которая должна и обязательно найдет выход различными способами. Это подобно котлу, создающему клубы пара, он должен иметь выход или же он взорвется.

«Я не хочу спорить, — продолжал человек с гор, — но как уму остановить его шумную болтовню, если не с помощью контроля?»

Возможно, ум и может быть спокойным и иметь сверхъестественные переживания, спустя годы контроля, подавления, занятия системой йоги. Или же приемом современных наркотиков те же самые результаты могут иногда быть достигнуты быстро. Как бы вы их ни достигли, результаты зависят от метода, а метод, возможно, даже и наркотик, это путь сопротивления, подавления, верно? А теперь, является ли тишина подавлением шума?

«Да», — утверждал уединившийся человек.

Является ли любовь тогда подавлением ненависти?

«Это то, о чем мы обычно думаем, — вмешалась леди-учительница, — но когда смотришь на реальный факт, видишь нелепость такого образа мышления. Если тишина — это просто подавление шума, то она связана с шумом, и такая тишина, является „шумной“, это никакая не тишина».

«Я не совсем понимаю это, — сказал человек с гор. — Всем известно, что такое шум, и если мы устраним его, мы будем знать, что такое тишина».

Сэр, вместо того, чтобы рассуждать теоретически, давайте прямо сейчас проведем эксперимент. Давайте идти медленно и постепенно, шаг за шагом и посмотрим, можем ли непосредственно испытать и понять фактическое функционирование ума.