Знание носит поверхностный характер, а может ли поверхностное привести к глубокому? Может ли ум, который является результатом известного, прошлого, когда-либо выйти за пределы и подняться над его собственными проекциями? Чтобы делать открытия, необходимо прекратить проецировать. Без своих проекций ум ничто. Знания, прошлое могут проецировать только то, которое является известным. Инструмент известного никогда не сможет быть исследователем. Для открытия необходимо прекратить известное, необходимо остановить опыт для переживания. Знание — это помеха для понимания.

«Что же от нас останется, убери от нас знания, опыт, память? Тогда мы ничто».

А теперь вы что-то большее, чем это? Когда вы говорите «без знания мы ничто», вы просто делаете словесное утверждение, не переживая то состояние, не так ли? Когда вы делаете это заявление, есть ощущение страха, страха быть обнаженным. Без этих придатков вы ничто, что и есть истина. А почему не быть этим? К чему все эти претензии и тщеславие? Мы одели это небытие в фантазии, в надежды, в различные утешающие идеи, но под этим одеянием мы ничто, не как какая-то философская абстракция, но реально ничто. Переживание этого небытия есть начало мудрости.

Как стыдно нам, когда приходится говорить, что мы не знаем! Мы прикрываем факт незнания словами и информацией. Реально же, вы не знаете вашу жену, вашего соседа, но откуда вам это знать, когда вы не знаете себя? У вас много информации, умозаключений, объяснений о вас самих, но вы не осознаете то, что есть, неявное. Объяснения, умозаключения, названные знанием, препятствуют пониманию того, что есть. Без наивности как может быть мудрость? Не умерев по отношению к прошлому, как может возникнуть возобновление наивности? Умирание происходит от мгновения до мгновения, умереть означает не накопить. Переживающий должен умереть по отношению к опыту. Без опыта, без знания нет переживающего. Знать означает быть несведущим, не знать — это начало мудрости.

Спокойствие и воля

На длинном извивающемся пляже почти никого не было. Несколько рыбаков возвращались к своей деревне среди высоких пальм. Пока они шли, они делали нить, катая хлопок на своих голых бедрах и наматывая его на катушки. Это была очень надежная и крепкая нить. Некоторые из них шли с непринужденностью и изяществом, а другие волокли свои ноги. Они плохо питались, были худыми и очень загорелыми из-за солнца. Мальчик прошел мимо длинными бодрыми шагами, напевая, а море приближалось, накатываясь волнами. Сильного ветра не было, но море было тяжелым, с раскатистыми волнами. Луна, почти полная, только поднималась из сине-зеленой воды, и огромные пенные волны были белыми на фоне желтых песков.

Как удивительно проста жизнь, и как мы усложняем ее! Жизнь сложна, но мы не знаем, как быть простыми с нею. К сложности нужно подходить просто, иначе мы никогда не поймем ее. Мы знаем слишком много, и именно поэтому жизнь ускользает от нас, а слишком много — это так мало. С этим малым мы встречаем огромное, и как же нам измерить неизмеримое? Наше тщеславие отупляет нас, опыт и знание связывают нас, и воды жизни проходят мимо нас. Петь вместе с тем мальчиком, устало тащиться с теми рыбаками, прясть нить на бедре, быть теми сельскими жителями и той парой в автомобиле, чтобы быть всем этим (не как трюк с идентичностью), необходима любовь. Любовь не сложна, но ум делает ее такой. Мы слишком умные, а движений любви мы не знаем. Мы знаем движения желания и волю желания, но мы не знаем любовь. Любовь — это огонь без дыма. Мы слишком близки с дымом, он заполняет наши головы и сердца, и мы видим неясно. Мы не просты по отношению к красоте огня, мы мучаемся от этого. Мы не живем с огнем, стремительно следуя всюду, куда он может привести. Мы знаем слишком много, что всегда мало, и мы создаем путь к любви. Любовь ускользает от нас, но у нас остается пустая форма. Те, кто знает, что ничего не знает, просты. Они идут далеко, поскольку у них нет бремени знаний.

Он был санньясном, как кто-то сказал. На нем была одежда цвета шафрана, и у него был отрешенный взгляд. Он рассказывал, что отрекся от мира много лет назад и теперь приближался к стадии, когда ни этот мир, ни другой мир не интересовали его. Он много занимался аскетизмом, управлял телом жестко и быстро и имел необычный контроль над своим дыханием и нервной системой. Это придало ему значительное чувство власти, хотя он не стремился к этому.

— Разве эта власть не столь же вредна для понимания, как власть амбиции и тщеславия? Жадность, подобно страху, порождает силу действия. Любое чувство власти, доминирования, придает силу «я», «мой» и «мне». А разве «я» — это не помеха для действительности?

«Нижнее нужно подавлять или заставить соответствовать высшему. Конфликт между различными желаниями ума и тела необходимо утихомирить. В процессе управления наездник вкушает власть, но власть используется, чтобы подняться выше или идти глубже. Власть вредна только, когда используется для себя, а не когда используется, чтобы очистить путь для наивысшего. Воля — это власть, это указание. Когда она используется в личных целях, она разрушительна, но когда используется в нужном направлении, она выгодна. Без воли не может быть действия».

Каждый лидер использует власть как средство для цели, таким же образом поступает обыкновенный человек. Но лидер говорит, что он использует ее на благо всех, в то время как обычный человек только для себя. Задача диктатора, человека у власти, лидера такая же, как и у ведомых. Они подобны, каждая — это расширение другой, и обе являются самоспроецированными. Мы осуждаем одну и хвалим другую, но разве не все цели — это результат чьих-то предубеждений, склонностей, страхов и надежд? Вы применяете волю, усилие, власть, чтобы проложить путь для наивысшего. Это наивысшее вылеплено из желания, которое является волей. Воля создает свою собственную цель и жертвует или подавляет все ради этой цели. Цель — это есть цель, только ее называют наивысшим или государством, или идеологией.

«Можно ли положить конец противоречию без силы воли?»

Без понимания сути конфликта и того, как он возникает, из-за какой ценности, разве это не означает просто подавить или возвысить конфликт, или найти ему замену? Вы можете быть способны подавить болезнь, но она обязана показать себя снова в другой форме. Воля сама по себе — это конфликт, это результат борьбы. Воля — это целеустремленное, целенаправленное желание. Не постигнув механизм желания, просто управлять им — значит допустить дальнейшее сгорание, причинять дальнейшую боль. Контроль — это уклонение. Вы можете контролировать ребенка или проблему, но таким образом вы ничего не поняли опять же. Понимание имеет намного большее значение, чем достижение результата. Акт воли является разрушительным, поскольку действие ради цели замыкает в себе, отделяет, изолирует. Вы не можете заставить замолчать конфликт и желание, поскольку использующий усилия — сам продукт конфликта и желания. Думающий и его мысли — это результат желания, а не понимание желания, что является «я», находящееся на любом уровне, высшем или низшем, ум вечно оказывается в ловушке невежества. Путь к наивысшему не лежит через волю, через желание. Наивысшее может возникнуть только, когда применяющий усилия отсутствует. Именно воля порождает конфликт, желание стать или проделать путь к наивысшему. Когда мышление, которое возникает благодаря желанию, перестает быть, не через усилие, тогда в том спокойствии, которое не есть цель, возникает действительность.

«Но разве простота не является необходимой для той неподвижности?»

Что вы подразумеваете под простотой? Вы подразумеваете отождествление себя с простотой или с тем, что является простым?

«Вы не можете быть просты, не отождествляя себя самого с тем, что является простым, как внешне, так и внутри».

Вы становитесь простым, не так ли? Вы сложны, но вы становитесь простым через отождествление, через отождествление с крестьянином или с одеждой монаха. Я есть это, и я становлюсь тем. Но разве этот процесс становления приводит к простоте или просто к идее простоты? Отождествление с идеей, которую называют простой, это не простота, не так ли? Действительно ли я прост, потому что я продолжаю утверждать, что я прост, или продолжаю отождествлять себя с образцом простоты? Простота находится в понимании того, что есть, а не в попытке заменить то, что есть, на простоту. Вы можете заменить то, что есть, чем-то, чего нет? Может ли жадность, до бога ли, до денег или выпивки когда-либо стать нежадностью? То, с чем мы отождествляем себя, всегда самоспроецированно, будь то наивысшее, государство или семья. Отождествление на любом уровне — это процесс «я».