– Мара была большая мастерица по части устройства других людей, а вот себя так и не смогла осчастливить. Этим она напоминает мне клоуна, который после выступления плачет у себя в уборной. Печально. Мне бы не хотелось ей уподобиться. Поэтому, как только я поняла, что начинаю испытывать жалость к себе – снегопад разрушил все мои планы, я поругалась с Нонни, а родители забыли позвонить мне и поздравить, – я решила пойти и немного побегать. И вот, как видишь, где закончился мой забег.

Она провела рукой по его волосам. Это был жест ласки и признательности. Спустя несколько минут она крепко спала.

Ноа задремал, но ненадолго. Ему не хотелось проспать все те радости, которые ему могла доставить Пейдж Пфейффер. С минуту он просто изучающе смотрел на нее, словно стараясь запомнить как можно лучше каждый изгиб ее тела, нежную полноту груди и разворот стройных бедер. Время от времени он прикасался к ее телу губами, поскольку видеть ее и не воспользоваться этим казалось для него кощунственным.

Пейдж проснулась, ее глаза открылись, она увидела Ноа и улыбнулась.

– Ты устала, – прошептал он.

– Но не до такой степени, – шепнула она в ответ.

– Голодна?

– Просто умираю от голода.

– Могу ли я почтить даму обедом в ее честь? Мысль Ноа показалась Пейдж весьма привлекательной.

– Конечно. Если вы этого желаете.

– Желаю, – произнес Ноа, но не сделал ни малейшей попытки вылезти из кровати. Вместо этого он принялся целовать ее в губы, глаза и нос. Он поцеловал ее в подбородок, в шею и в ямку между ключицами. Там бился пульс, который начал набирать скорость по мере того, как Ноа продолжал свое путешествие вниз по ее телу. Он покрыл влажными поцелуями ее грудь, бока, затем перешел на живот, а потом спустился еще ниже, и она ощутила его язык у себя в самом низу живота. А потом его язык вызвал у нее судороги оргазма, какие она не чувствовала ни с одним мужчиной до Ноа.

Позднее, когда он выбрался из кровати и приготовил вкусный и весьма изысканный праздничный обед, о котором она могла только мечтать, когда жила в одиночестве, Пейдж поняла, что в ее жизнь действительно вошло нечто очень серьезное. Причем серьезное настолько, что это могло изменить весь ход ее предыдущей жизни, как не могли изменить его ни смерть Мары, ни неожиданное появление Сами, ни прибытие Нонни.

Одна часть ее сознания неустанно твердила ей, что необходимо спасаться бегством из этого дома, и чем скорее, тем лучше. Но Пейдж не двигалась. Она осталась в постели Ноа и всю ночь напролет занималась любовью, а когда он на следующее утро привез ее домой через сказочную снежную страну, которой на время стал Таккер, она позволила ему поцеловать себя на прощание.

– Ничего еще не окончено, – сказала он, словно прочитав ее мысли.

Пейдж не ответила. Слишком о многом ей было необходимо подумать, в частности, о существе, которое сидело на высоком стульчике с измазанным банановым пюре личиком, когда Пейдж вошла в гостиную. Сами ласково улыбнулась ей и заявила, растянув измазанную рожицу в веселую гримаску:

– Ма-ма-ма-мама.

«Что это за интриги в благородном семействе? – подумала про себя Пейдж. – Все они хотят, чтобы я расслабилась, распустилась и дала себя связать по рукам и ногам. Придется, дабы оградить себя от этого, больше внимания уделять своим непосредственным обязанностям», – решила она.

Неожиданно зазвонил телефон, и ей сообщили, что у Джилл начались схватки.

Питер позвал Пейдж, увидев, что она торопливо идет по коридору, но та только подняла руку в знак приветствия, так что Питеру ничего не оставалось делать, как уйти к себе в кабинет.

Энджи – вот с кем можно поговорить в любом случае.

Часом позже, Питер ухватил ее за локоть, когда она вышла из кабинета, чтобы пригласить очередного пациента.

– У тебя есть для меня минута времени?

Энджи сунула стетоскоп в карман халата и пригласила его к себе.

– Ну что на этот раз случилось?

– Мне нужно узнать твое мнение по поводу одного пациента.

– Кто это?

– Она не из наших пациенток. Одна женщина, которой я помог в больнице после катастрофы. Ей тридцать четыре года, и до катастрофы она пребывала в добром здравии. Она находилась на обрушившемся балконе. Упала на спину, и рентгеновское обследование показало наличие травмы одного из позвонков. В момент госпитализации к ее каталке прикрепили красную карточку тяжелораненого и хотели отправить на вертолете в травматологический центр. Но, поскольку, как выяснилось, травма носила локальный характер и были другие пациенты с более сложными повреждениями, ее оставили здесь. Недавно ей провели повторное обследование способом сканирования. На месте травмы появилась небольшая опухоль, которая не должна сильно сказаться на ее подвижности, но тем не менее она по-прежнему не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Как, вообще?

– Речь идет о ногах, в основном. Она их не чувствует. Ни боли, ни давления. Ничего. – Питер сам провел тестирование больной, когда приходил навестить ее. – Нейрохирург тоже захаживал несколько раз. Он говорит, что у больной паралич – от талии и ниже. Так вот, я хочу знать, прав ли он?

– Это Майк Каффри поставил такой диагноз?

Питер кивнул.

– Он хороший специалист, – сказала Энджи.

Но Питеру не понравилось, как Майк вел себя у постели пациентки. Он ведь отлично знал, что у нее нет ни близких, ни родных, однако равнодушно объявил, что ей не суждено больше ходить. Питер зашел к ней через час после визита Майкла и обнаружил, что она в слезах. Помочь ей он ничем не смог, но почувствовал себя виноватым.

– Меня интересует твое мнение о данном конкретном случае, – обратился он к Энджи весьма настоятельным тоном.

– Ты ведь знаешь, я не нейрохирург.

– Но ты всегда посещала различные курсы и, уверен, помнишь учебник по нейрохирургии наизусть даже сейчас. Может быть, мне следует созвать консилиум, или приговор окончательный и обжалованию не подлежит?

Энджи с минуту раздумывала.

– Так ты говоришь, что сканирование показало, что опухоль незначительная? – Питер утвердительно кивнул.

– Но она ничего не чувствует? Питер кивнул еще раз. Помедлив немного, Энджи сказала:

– Мне кажется, дело плохо.

Этого Питер и боялся. Много времени прошло, и если травма была незначительная, двигательные рефлексы должны были восстановиться.

– А как насчет физиотерапии? – спросил он.

– А что, врачи предлагают именно это?

– Они вообще не слишком щедры на предложения. Бедная женщина лежит в полном одиночестве и представления не имеет, что с ней будет дальше.

– У нее есть семья?

– Нет.

– Друзья?

– Ни единого.

– Значит, на концерте она была совершенно одна?

– Именно! – Питер неожиданно хохотнул. – Вот где настоящая усмешка судьбы. Она скромнейшая женщина, но с ней случилось невероятное – по какой-то неизвестной причине она возлюбила ансамбль «Колесо Хендерсона». До этого ей ни разу в жизни не приходилось бывать на рок-концерте. Ей пришлось приложить немало сил, а их у нее немного, чтобы разжиться билетом. Не то чтобы ее как-то особенно не любили в городе или слишком третировали. Ее просто не замечали. Она вместе с балконом упала на сидевших внизу в самый разгар музыкальных эффектов и барабанной дроби. Она сейчас лежит в кровати тихонько, как мышка, ничего ни от кого не требуя, и ее, как всегда, почти не замечают. Не могу себе представить, чтобы кому-либо в городе было ее по-настоящему жаль! Физическая терапия? Она может помочь?

Энджи пожала плечами.

– Она поможет развиться и укрепиться мышцам верхней части тела, если вдруг ее нижние конечности обретут подвижность. Ну а пока ей будет легче управляться с креслом-качалкой, когда ее туда пересадят из кровати. Сможет ли физиотерапия помочь фиксации того, что сломано? Отвечаю – нет.

Питер тихо выругался. Он и представить себе не мог, как Кэт Энн станет жить дальше. Да и она, разумеется, тоже, хотя Кэт Энн нельзя было назвать тупой. Теперь Питер окончательно понял: женщина знала, что ей предстоит вынести.