Матросы тоже заметили перемену в ее настроении, смех утих и один из моряков сказал, как мог: «Мадемуазель, мы вас, кажется, утомили.»

Григ запротестовала, закричала, что готова сидеть с ними всю ночь, но праздник уже кончился, и Кельвин даже отклонил предложение моряков отправиться куда-то на танцы.

Когда они остались одни в баре, Кельвин долго молчал, а потом спросил: «Что случилось? Кого ты увидела?»

Не глядя в сторону бара, Григ ответила: – «Видишь, вон там светловолосый человек в сером костюме».

– И кто это?

– Он преподает у нас в университете.

Кельвин посмотрел на невыразительного, тщедушного человечка и увидел, как тот украдкой время от времени бросает на Григ настороженные взгляды. Поняв, что его обнаружили, он тут же отвернулся.

Кельвин в сердцах воскликнул: «Ну и черт с ним!»

– Да он самый страшный сплетник в университете. Завтра же все будут знать, что меня видели с тобой в пабе.

– Да пошли вы все к черту – и ты, и он! Ты так вообще от нашей жизни камня па камне не оставишь. Перестань всего и всех бояться!

– Я не хочу, чтобы меня выгоняли из университета, – губы ее задрожали, как-будто она собиралась расплакаться. – Зря мы сюда сегодня пришли.

Кельвин еще раз посмотрел на преподавателя, который, казалось, ничем особенным не выделялся.

– По-моему, среди мужчин не очень много любителей посплетничать. Едва ли он будет кричать об этом на каждом углу.

– Этот будет.

Кельвин замолчал. Конечно, ей лучше знать. Он оценивающе посмотрел на человека – ничего нет омерзительнее, чем мужчина-сплетник.

Кельвин резко сказал: «Я не могу больше видеть этот ужас в твоих глазах. Пойдем отсюда».

Они направились к двери, и Григ все время забегала вперед, чтобы за Кельвином ее не было видно.

Кельвин взорвался: «Да будь ты взрослой, наконец! В конце концов, он тебя уже видел.»

Выйдя за дверь, он увидел в конце коридора горящую надпись «Туалеты» и сказал: «Подожди, я сейчас.» Стоя рядом с надписью прислонившись к стене, он заметил, что из темноты лестничного пролета его разглядывает какая-то женщина, причем так, как будто они давно знакомы. У нее были густые черные лоснящиеся волосы, глаза ее были подобны фиолетовым пещерам, губы напоминали об истинном смысле слова «страсть» – лицо ее замерло, и повисло в воздухе, как маска. Кельвин не мог понять что происходит – наполовину погруженное в тень, наполовину освещенное мерцающим светом вывески, лицо продолжало разглядывать его, терпеливо ожидая пока мужчина сам подойдет. Ему пришло в голову, что он бы с готовностью улегся на ложе ее губ и уснул в тени ее глаз до скончания века. Кельвин еще раз заглянул в эти глаза – из них на него взглянула пустота, и только в глубине он разглядел собственное отражение. И вот губы ее зашевелились, и он почувствовал в себе сильный ток крови, как будто змеи поползли по венам.

Низким страстным голосом она произнесла: «Пойдем со мной», – посмотрела на него и добавила: «Я тебя внутри видела». Ее крупное тело, казалось, всеми порами излучает влекущую энергию. Кельвин остатками разума пытался понять, откуда здесь взялась эта женщина. – «Ты пойдешь со мной, а она пусть остается.»

«Я не могу пойти», – Кельвин удивился, услышав свой собственный голос как-будто с другой стороны долины. Сказанное им означало, что если бы Григ не ждала его в коридоре, он, возможно, и пошел бы с женщиной туда, куда она позовет. «Почему я должен с тобой идти?» – спросил он.

«Она не принесет тебе счастья. Я это увидела. Я могу отвести ее от тебя.»

Кельвин в который раз против воли заглянул в ее глаза и снова увидел бездонные колодцы. Григ, неслышно подойдя, встала между ними. Женщина продолжала не отрываясь смотреть на Кельвина.

Она проговорила: «Я буду ждать, пока ты вернешься.»

Не успел Кельвин ступить и шага, Григ встала на его пути. Смотрела она только на женщину. Вдруг та вонзила в Григ свой взгляд, отчего девушка сильно побледнела. Губа женщины дрогнула, поползла вниз, и Кельвин почувствовал, что если он сейчас не вмешается, произойдет что-то непоправимое – и тут женщина неуловимым движением исчезла в темноте лестницы – лишь ее тень некоторое время выделялась на фоне дверного проема. Кельвин подождал, пока и тень ее исчезнет, застегнул плащ, обнял Григ и повел ее к выходу.

– Кто она? – спросила Григ.

– Не знаю.

Григ показалось, что где-то в тишине хлопнула закрывающаяся дверь.

Уголки ее губ опустились вниз и она с трудом выговорила: «Чего ей было от тебя нужно? Ты действительно вернешься и будешь с ней о чем-то говорить?»

– Боюсь, она не в смысле времени говорила про возвращение, – ответил Кельвин.

Дождя почти не было, и они молча дошли до площади короля Георга. По дороге Григ оступилась, попала ногой в лужу и промокла до самых щиколоток. Кельвин с интересом услышал впервые в жизни, что она умеет браниться. По-прежнему молча они вошли в холл пансиона.

– Можно, я к тебе поднимусь, – попросила Григ. Кельвин в душе смутился, но сдержался и не стал возражать. Они поднялись на лифте и войдя в комнату, увидели, что в камине весело потрескивают горящие поленья. Григ скинула пальто, подошла вплотную к камину и сняла мокрые туфли и чулки. Кельвин принес ей полотенце и она досуха вытерла ноги. Лишь потом она огляделась вокруг.

– А мне нравится твоя комната.

– Мне тоже.

Кельвин подошел к окну, затем, не понимая зачем, к письменному столу.

Григ сердито посмотрела на него и спросила: «Ты что – хочешь, чтобы я ушла?»

– Нет.

– Может, ты хочешь вернуться к той женщине?

– Не говори глупостей.

– Но ты бы мог к ней вернуться, если бы меня рядом не было?

– Мог бы.

Кельвин подошел совсем близко к Григ.

– Точно так же и тебя мог увести куда угодно этот португальский матрос. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что жизнь удивительно разнообразна. И еще я знаю, что без меня ты пропадешь.

Она подняла к нему голову и сказала: «Я знаю, ты лучше меня понимаешь жизнь. Я это поняла еще в «Корабельном колоколе», еще в порту, хотя до прошлой недели я, оказывается, ничего не понимала. А сейчас, Кельвин, я все поняла. В тебе оказывается, есть частица всех, с кем ты встречаешься. Вчера я в тебе увидела этого огромного Олли. А сегодня ты как-то даже лучше понимал испанскую музыку, чем тот моряк, что играл, так значит, и он в тебе был.» Она снова улыбнулась, но вдруг лицо ее омрачилось. – «Только вот с этой женщиной я никак не могу понять. Она на меня так смотрела, как будто давно меня знает и сильно ненавидит, и тебя знает давным-давно.»

– Я ее раньше никогда не видел.

– Ну почему она на меня так смотрела?

– Она нас еще в баре увидела, хотя я, например, ее не видел. И тебя, она, наверное, раньше видела, когда ты вдруг заметила этого учителя, и на тебя смотреть было страшно. Она очень странная женщина, она видит всех насквозь. И ей кажется, что ты очень буржуазная.

– Мне очень не понравилось, что она на меня смотрела, как на маленькую бестолковую девчонку, – сказала Григ сердитым голосом, – а я такая же женщина, как она. Немного помолчав, она попросила: «У тебя нет ничего выпить?»

Кельвин налил ей виски с содовой – в этот момент часы пробили одиннадцать. Он встрепенулся: «Уже поздно. Тебе пора».

– У меня ключ есть, и мне плевать.

Резкость, с которой это было сказано, поразила его. Он осознал, что в ней действительно просыпается женщина. Она допила виски и заговорила: «Кельвин, ты знаешь о жизни все. Помоги мне – мне нужен проводник. Знаешь, как приятно сидеть с тобой рядом у огня и знать, что никто сейчас за тобой не подглядывает сквозь замочную скважину. А ведь Колдминстер – это одна большая замочная скважина. Ты сможешь всю жизнь не выпускать мою руку, Кельвин?»

– Смогу. Я уже понял, что другого такого человека, как ты, мне не найти. Тебе только нужно избавиться от страха, иначе я ничего не смогу поделать.

– Если ты уйдешь, я пропаду раз и навсегда.