– Платон Олегович, – твёрдо сказал Полонский, – делайте с профессором, что хотите, но мне нужна книга "Дар Энрико Гаруссо". Сегодня. Немедленно! Кстати, а где сейчас наш стажёр?

– Куда он денется! – усмехнулся Баранников. – Вчера вечером ко мне опять из тира жаловаться приходили. Надо его поскорее обратно в училище отправлять, а то совсем разорит. Как только Папалексис вернётся, напишем парню характеристику – и пусть едет от греха подальше.

– Что, разве Алекс не здесь?

– Попросил недельный отпуск свозить сыновей на Тупелект. Там ожидается полное солнечное затмение, оно раз в две тысячи лет бывает. Говорят, красивое зрелище – звезда, как-никак, двойная. Ты чего застыл-то?

Детектив перевёл на комиссара ошарашенный взгляд, до этого устремлённый в окно, за монолитной пластиковой толщей которого полыхал короткий венерианский закат.

– Опять Тупелект! – Полонский ещё не знал, что всё это значит, но чувствовал внутри знакомый информационный голод, когда разрозненные куски знаний начинают складываться во что-то цельное и кажется, что вот ещё немного – и…

Торквемада улыбнулся уверенно и загадочно:

– А ты начал быстро соображать, пора тебя выписывать! Хватит страдать от безделья, работы невпроворот. У тебя есть какие-то выводы?

– Которых нет у вас? Не знаю. Сначала я хочу ознакомиться с трудом мессира Энрико.

– Мессира? Постой, что – опять вампир? Витя, ты не слишком увлёкся этим делом? Наш приятель Рикардо произвёл на меня удручающее впечатление.

– Как он?

– В ломке. Только и знает, что кричит: "Крови! Крови! Крови!" Жуть какая-то.

Детектив покачал головой.

– Я был прав: он обычный наркоман. Хоть и добровольная, а жертва. Вот только не могу сказать, чтобы мне было его жаль.

– Да уж… – комиссар взглянул на часы и поднялся. – Нашёл, кого жалеть! Он, между прочим, из тебя не только информацию собирался выкачать. Ладно, мне пора. Думай, герой! Я, конечно, не профессор Гейнер, но сдаётся мне, мыслительное напряжение идёт тебе на пользу. Как, ты сказал, называется то, что тебе надо? "Дар Гаруссо"?

– Точно, – улыбнулся Полонский. – Труд мессира Энрико по галактической магии. И ещё – я хочу сам посмотреть, что за "поэзия" упрятана на той пластинке.

Беседа Торквемады с профессором Гейнером, по мнению детектива, со стороны должна была напоминать одно из двух: либо светопреставление, либо хитрую шахматную комбинацию. Первое вытекало из натуры профессора, второе – из характера комиссара. Если один был неуступчив и жёсток, как базальтовая скала, то второй – гибок и изворотлив, подобно змее, изучившей в этой скале каждую трещину… Говоря проще, без всяких тупелектских кулинарных метафор, Полонский вскоре получил в своё распоряжение то, что просил.

Ему понадобилось четыре часа, чтобы изучить копии пресловутых компьютерных кодов, которые после предварительной расшифровки экспертами Криминальной Полиции развернулись в несколько десятков страниц чрезвычайно витиеватого, порой совершенно не аппетитного текста. Казалось, сочинивший всё это автор – а скорее всего, даже несколько авторов, – в своём стремлении к изощрённой образности абсолютно забывают о том, что кто-то же будет всё это читать. А тем более – есть.

Полонский содрогнулся, попытавшись представить себе, как на практике может выглядеть "золотящийся в свете утренних солнц злобный рой паразитов" или, скажем, "клокочущий гейзер, источающий запах мяса, что три дня пролежало на солнце"… Ну и тому подобное. Употреблять в пищу такое можно, только если ты не видел его названия в меню. И то ещё неизвестно. Но какое это имело отношение к Гин-Гроану и наркомафии, Полонский понять никак не мог.

Книга мессира Энрико Гаруссо попала к нему вечером в пятницу. Всё субботнее утро детектива мучило неприятное ощущение, что он где-то что-то пропустил. В чрезвычайно дурном расположении духа Полонский перетерпел обход, лекарства и все назначенные ему процедуры, после чего вновь уселся перед экраном и тупо упёрся взглядом в копию объяснительной записки Вити Террориста, которая гласила:

"Я, Виктор Буланкин де Сен-Симон, курсант 4 курса высшего училища Криминальной Полиции Галактики Љ7865491 (Лутонвилль, Бренн, система Мрачный Жюль), желаю объяснить, как оно было на самом деле, чтобы потом на меня не вешали лишних собак и не шили мне чего ни попадя. Заявляю, что с известным Гин-Гроаном я впервые встретился в космопорту "Пелестон-3" 6 числа 7 месяца 30678 года по исчислению Гелиоса, а до этого лично знаком с ним не был, хотя и слышал о нём много плохого. Вышеперечисленный Гин-Гроан был стукнут мною по голове 1 (один) раз при попытке задержания, но не упал, а ударился в бега. Я решил пойти за ним и выяснить, где он скрывается, но он стал заметать следы, и мне пришлось ещё 2 (два) раза ударить его в районе южной автострады, чтобы он совсем не сорвался с крючка и не лёг на дно. Упомянутый Гин-Гроан в ответ долго и вежливо смотрел мне в глаза, после чего я почувствовал, что не могу управлять своими верхними конечностями, а нижние конечности вообще идут туда, куда им вздумается. Этот самый Гин-Гроан привёл меня к себе в комнату и стал говорить со мной ласковым голосом, но что он говорил, я уже не помню.

Потом не раз упомянутый мною выше Гин-Гроан отправился дальше по своим делам, а я пошёл по своим, то есть, на самом деле, тоже по его, потому что у меня самого никаких дел не было. Я дошёл до "Пелестона-1", который был совсем близко, пошёл прямо к начпорта и рассказал ему, всё как есть. Начпорта сразу же вызвал спасательский патруль и спросил меня, где найти Гин-Гроана. Я не знал точного адреса, но помнил, как добираться, и поехал вместе со спасателями показывать дорогу. Когда мы прибыли на место, нам навстречу попались два подозрительных субъекта не местного происхождения, у которых Валера потребовал предъявить идентификационные карты, а они вместо этого сразу начали стрелять и чуть не попали в Ат-Туя. Ат-Туй разозлился, парализовал одного, я – другого, а Валера таки посмотрел их карты и сказал, что один из них, моллюск, уже несколько лет числится в розыске за хулиганство и межпланетный криминал. После этого мне дали пистолет и два (2) взрывпакета, и мы все пошли дальше осторожней, так как стало ясно, что мафия успела добраться до Гин-Гроана раньше нас".

Дальше простым и безыскусным языком человека, привыкшего сначала сделать, потом подумать, а уж потом подбирать слова, описывалось то, что Полонский знал и так – схватка с Рикардо и взятие фотонной ракеты.

Детектив откинулся в кресле и безнадёжно взглянул на бар-автомат, зеленовато-голубой, как всё в комнате. Профессор считал, что эти цвета успокаивают нервную систему, и ссылался при этом на тысячи проведённых за время существования психологии, психиатрии и невропатологии экспериментов. Полонский же в ответ мог ссылаться только на свой собственный субъективный опыт, что звучало, конечно, весьма легковесно. Ненависть его к больничным стенам и коридорам возрастала с молниеносной быстротой, тем более, что никакого противовеса ей не было.

Здешний бар-автомат производил лишь три вида напитков: всевозможные минеральные воды, лечебные коктейли, где вкус лекарств тщательно маскировался фруктовыми ароматизаторами, и синтетическое молоко, в котором кальций прямо таки скрипел на зубах меловой крошкой. Любимого коктейля "Оскал Горгоны" детектив не пробовал уже недели три, и это его угнетало. Перечисленные выше произведения больничного бара-автомата никак не подстёгивали мыслительные процессы. Впрочем, девиз профессора был: "Думать – вредно!" – и следствия этого медицинского подхода встречались здесь на каждом шагу.

Бросив гипнотизировать взглядом бездушный автомат, Полонский вздохнул, сдвинул брови на переносице и принялся, как мог активно, вредить своему здоровью.

Храмовой культуре Тупелекта в книге мессира Энрико отводилось немалое место. Подробно описывалось восхождение по лестнице священных вкусовых ощущений, от простых, грубых и доступных почти любому, ко всё более изысканным и тонким, оценить которые способен далеко не каждый. Приготовление блюд с цветистыми названиями занимало немало времени, а рецептура их была тщательно зашифрована, упрятана среди речевых завитков и иносказаний. Чем сложнее было кушанье, тем больше строчек занимало его название. По мере овладения таинственным кулинарным искусством, тупелектские жрецы развивали в себе всё больше сверхспособностей. Одно из древнейших преданий гласило, что некий жрец по имени Мад-Маакт ухитрился добраться до самой вершины этой, казалось бы, почти бесконечной лестницы и получил могущество, которое позволяло ему останавливать вращение и развитие целых миров. Проще говоря, в момент полного солнечного затмения – необходимое метеорологическое условие! – он приготовил некое сверхмощное блюдо и тут же сделался богом. Умер славный жрец от огорчения: изобретя вскоре после этого кушанье, дающее власть поворачивать время вспять, он обнаружил, что для того, чтобы должным образом приправить последнее, придётся испарить все минеральные источники Галактики. Разлад между полётом ума и ограниченностью физических возможностей привёл психику несчастного к саморазрушению. К сожалению, ни профессор Гейнер, ни его голографический учитель в ту пору ещё не родились, так что помочь бедняге было некому. Правда, перед смертью он, как водится, успел сделать заявление и напророчить, что возродится через много веков под именем Шун-Шакема и уж тогда-то…