Изменить стиль страницы
100 магнитоальбомов советского рока _3022.jpg

Николай Шестов во время записи "Комы".

"Россовский - музыкант от бога, - говорит Григорян. - Из-под его пальцев никогда не выходили прямые ноты, но всегда выходила музыка - очень своеобразная и красивая. У Саралидзе все было наоборот. Это профессиональный музыкант в галстуке, сюртуке и с нотным станом, который умеет безошибочно воспроизвести ноты. Четкие, красивые, но все-таки ноты. Главным для нас было совместить на записи дух одного и консерваторскую технику другого".

Подобная проблема - правда, менее остро - стояла в отношении выбора гитаристов. Решена она была малой кровью: ветеран "Крематория" Евгений "Джон" Хомяков переключился на ритм-гитару, а все соло импровизационного плана исполнял Олег Лагутин.

Партию баса сыграл Сергей "Пушкин" Пушкарев, дебютировавший в "Крематории" на альбоме "Иллюзорный мир". С точки зрения Бродкина, он являлся самым талантливым аранжировщиком в группе. Фортепианное соло Пушкарева в "Гончих псах" оказалось одним из украшений "Комы".

Запись альбома осуществлял звукорежиссер Николай Шестов. Это был крепкий и опытный профессионал, который уже достаточно давно записывал саундтреки к кинофильмам всех мастей. Его "клиентами" были Эдуард Артемьев и акустические составы типа "Деревянного колеса", симфонические оркестры и джазовые диксиленды. В свое время Шестов работал дирижером в оркестре классической музыки, что служило гарантией того, что традиционной рокерской халявы с ненастроенными инструментами и нечетко сыгранными инструментальными партиями на альбоме не будет по определению.

"Кома" писалась на два восьмиканальных магнитофона Tascam в огромном просмотровом зале киностудии, причем звукорежиссерская кабина находилась на втором этаже. Сигнал "Мотор!" Шестов заменял жестами из-за стекла, напоминая в эти мгновения то ли регулировщика на перекрестке, то ли матроса с флажками на мачте. Из-за того, что студийные смены перемежались с паузами, запись растянулась на несколько месяцев и была завершена лишь зимой 88-го года. 

Когда сведение было закончено, Шестов с музыкантами сделали несколько версий альбома, одна из которых оказалась перегружена шумами, добытыми в фонотеке киностудии. Так, к примеру, в "Харе Рама" звучали фрагменты оригинальной мантры, в неопубликованных "Собачьем вальсе" и "Мата Хари" блюз - лязг металлических цепей и т.п. Но Григорян, хорошо помня уроки "Винных мемуаров", от этого варианта альбома отказался, оставив лишь сигналы "скорой помощи" в "Реанимационной машине".

Любопытно, что "Кома" записывалась на киностудии имени Горького параллельно с озвучиванием фильма "Маленькая Вера", звукорежиссуру в котором осуществлял все тот же Шестов. В рабочее время он занимался "Маленькой Верой", а по вечерам записывал опусы типа "Безобразной Эльзы".

"Шестов с первых дней нашего сотрудничества искренне гордился тем, что озвучивает просто ломовой фильм, которого в советском кино еще не было, - вспоминает Дима Бродкин. - Там, мол, и трахаются, и матом ругаются, и поют песни из репертуара Любы Успенской. Он прямо искрился и пыжился от гордости, что стоит у истоков нового советского кинематографа". 

После записи "Комы" Шестов еще не раз сотрудничал как с "Крематорием" ("Живые и мертвые", "Зомби"), так и с другими рок-группами: от "Тайм-аута" до "Шаха". Шестов был альтруистом и записывал "Крематорий" бесплатно. Ему очень нравилось, как продвигается работа. "В вас есть живая кровь", - говорил он музыкантам.

100 магнитоальбомов советского рока _303.jpg

"Мы были бесконечно благодарны Шестову, привившему нам азы культуры звука, которой мы совершенно не владели, - вспоминает Григорян. - Мы не знали, как должна звучать бас-гитара, которую втыкали до этого исключительно в усилитель "Родина". До "Комы" у нас на альбомах были только призраки аранжировок, поскольку все сессии представляли собой дикие попойки: "Глотнул - записал - упал. Проснулся - глотнул - записал". А здесь была четкая работа, во время которой мы многому научились".

"Кома" и "Маленькая Вера" увидели свет практически одновременно. На экранах тысяч кинотеатров вовсю демонстрировалось ЭТО, а попавший в официальные хит-парады "Крематорий" стыдливо именовался как группа "Крем". Такие были противоречивые времена. Что же касается "Комы", то альбом занял одно из первых мест во всесоюзном конкурсе магнитоальбомов, проводимом журналом "Аврора", и это выглядело вполне объективно. Обвинения упрямых подпольщиков и старых волосатых фанов в резком опопсении смотрелись в тот момент архаичными и надуманными. Спорить было не о чем: состоявшая из сплошных хитов "Кома" напоминала сборник из серии "The Best" и представляла "Крематорий" как вполне состоявшийся электрический проект. Альбом отличали оригинальный звук, несомненный драйв, "натуралистические" тексты (эдакие "байки из склепа"), тонкий, но не слишком, юмор. Беззлобная социальность "Мусорного ветра" уравновешивалась бытовой сумасшедшинкой "Кондратия", веселая суета "Хит-парада" и "Хабибулина" органично контрастировала с таинственной печалью "Пира белых мумий". Этот круг можно замыкать бесконечно.

В итоге "Крематорию" удалось записать чуть ли не единственный в истории советской рок-музыки 80-х идеальный поп-альбом. Впоследствии эти композиции неоднократно переигрывались, но после "Комы" вы не вспомните ни одного реального хита "Крематория". ("Зомби", "Клубника со льдом" и "Мама, не пей, мама, это яд" - не в счет.) Однако мы должны сказать спасибо не всегда последовательному Григоряну, который, словно невзначай, сам не заметив как, вложил в сорок минут "Комы" всю свою жизнь в музыке - и прошлую, и будущую. Именно из таких эпизодов и состоит история рок-музыки.

Ночной проспект Кислоты (1988)

сторона А

Остатки сомнений

Мне не нужна информация

Наденем пилотки

сторона В

Наши богатства

Всеобщее невезение

Кислоты

100 магнитоальбомов советского рока _304.jpg

"Ночной проспект": Иван Соколовский, Дмитрий Кутергин, Алексей Борисов. 1988 год.

Это был первый в СССР альбом индустриальной музыки, невероятно качественно записанный и идеально выдержанный стилистически. "Кислоты" ассоциировались с урбанизированным смерчем, напоминая озверелый звуковой терроризм, при котором атональный вокал и примитивный ритм умышленно вытесняют гармонии и мелодии. 

Авторами этого нашумевшего опуса (который в 88-м году мог бы конкурировать с западными работами подобной направленности) являлись молодые московские ученые Алексей Борисов и Иван Соколовский. Отстраненно-статичный сценический имидж "новых физиков" во многом соответствовал их гражданскому статусу. Идеологи "Ночного проспекта" закончили соответственно исторический и философский факультеты МГУ и готовились к защите кандидатских диссертаций. Борисов специализировался на нюансах Фолклендского конфликта, а Соколовский - на творчестве религиозного философа Алексея Хомякова.

В "Ночном проспекте" Борисов пел и играл на гитаре, Соколовский - на клавишах и синтезаторном басу. Оба музыканта были выходцами из академической среды и поэтому всегда интересовались актуальной информацией, находясь в курсе последних событий на электронно-авангардистских фронтах мира: от Psychic TV и Einsturzende Neubauten до Штокхаузена и Кейджа. В определенный момент Борисов и Соколовский пришли к выводу, что пропагандируемая ими музыка должна разрушать представления о тонированном звуке и оказывать на слушателя прямое физиологическое воздействие.

Любопытно, что ранний "Ночной проспект" специализировался на совершенно иной эстетике, исполняя танцевальные мелодии - от твистов и рок-н-роллов до ретро-номеров и новой волны. Правда, предшествующие "Кислотам" программы "Гуманитарная жизнь" и "Демократия и дисциплина" уже напоминали утяжеленный электронно-трансовый техно-поп, исполнявшийся на концертах при помощи заранее изготовленной ритмической болванки.