Модель триединого мозга основана на данных сравнительной нейроанатомии и изучении поведения. Но людям не чуждо и стремление честно заглянуть внутрь самих себя, а потому, если модель триединого мозга верна, мы можем надеяться найти некоторые намеки на ее правильность в истории человеческого самопознания. Самая известная из гипотез, которая в чем-то напоминает идею триединого мозга, — это придуманное Зигмундом Фрейдом разделение человеческой психики на Ид, Эго и Суперэго. Те аспекты Р-комплекса, что связаны с агрессивностью и сексуальностью, вполне удовлетворительно соответствуют данному Фрейдом определению Ид (по-латыни значит «оно», то есть обозначает животный аспект нашей натуры), но, насколько я знаю, в своем описании Ид Фрейд не говорил о ритуальном и социально-иерархическом аспектах Р-комплекса. Он считал эмоции функцией Эго, в частности «океанического опыта» — фрейдистского эквивалента религиозному прозрению. Однако Супер-эго первоначально был описан не как вместилище абстрактного мышления, а как хранилище структур, связанных с понятиями «социум» и «семья», что в модели триединого мозга скорее уже относится к Р-комплексу. Таким образом, психоаналитическая идея о делении человеческой психики на три части находится лишь в слабом соответствии с моделью триединого мозга.

Быть может, более подходящая метафора — фрейдистское деление психики на сознательное, подсознательное (которое скрыто, но может выйти наружу) и бессознательное (которое подавляется или недоступно). Когда Фрейд говорил, что «склонность человека к неврозам является обратной стороной его склонности к культурному развитию», он имел в виду сложности в отношениях, которые существуют между тремя компонентами человеческой души. Он называл бессознательные функции «первичными процессами».

Но самую точную по совпадению внутреннего мира метафору человека мы обнаруживаем в Платоновой диалоге «Федр». Там Сократ уподобляет душу колеснице, влекомой двумя лошадьми, черной и белой, которые тянут ее в противоположных направлениях и плохо подчиняются вознице. Колесница очень напоминает нейрошасси Мак-Лина, две лошади — Р-комплекс и лимбическую кору, а возничий, едва способный управлять накренившейся колесницей и лошадьми, — неокортекс. Еще одна метафора Фрейда описывает Эго как наездника на непокорной лошади. Обе метафоры, и Фрейда и Платона, подчеркивают определенную самостоятельность частей души, а также напряженность их отношений между собой. Все это характерно для человека, и мы к этому еще вернемся. Вследствие того, что между тремя его компонентами существуют нейроанатомические связи, сам триединый мозг, подобно колеснице из платоновского «Федра», нужно считать метафорой. Но эта метафора может оказаться глубокой и полезной.

IV. ЭДЕМ КАК МЕТАФОРА: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

...Тогда без горести

Покинешь этот Рай, приобретя

Другой — внутри себя, еще счастливей...

Так, об руку рука, сквозь сад Эдема

Они неспешно одиноки шли.

Джон Мильтон. Потерянный рай

Зачем покинул ты привычный путь людской

Так скоро, слабою рукой, но храбрым сердцем

Голодного дракона растревожив в его норе?

Ты беззащитен был, но где ж тогда скрывалась

Та мудрость, что всегда — зеркальный щит?..

Перси Виши Шелли. Адонис

Масса насекомого относительно поверхности его тела очень мала. Жук, падая с большой высоты, скоро достигает конечной, скорости: сопротивление воздуха не дает ему падать слишком быстро, и после приземления он уползает прочь — ничего хуже этого с ним не случается. То же самое можно сказать и о мелких млекопитающих, к примеру о белках. Упав в шахту глубиной в триста метров, мышь, конечно, не избежит нервного шока, но, если грунт внизу мягкий, ей не грозят какие-либо существенные повреждения. Люди же при любом падении с высоты более чем несколько метров обычно получают тяжелые увечья или вообще погибают: размеры наши таковы, что мы весим слишком много по отношению к поверхности своего тела. Поэтому нашим прародителям, обитавшим на деревьях, приходилось вести себя осторожно. Перескакивая с ветки на ветку, они не имели права совершать ошибки, ибо каждая из них могла оказаться смертельной. Однако каждый такой прыжок создавал предпосылки для эволюции. Могущественные силы отбора работали, конструируя организм, обладающий грацией и проворством, точным бинокулярным зрением, универсальной подвижностью, превосходной координацией между глазом и рукой, а также интуитивным пониманием ньютоновского закона тяготения. Но любой из этих навыков требовал значительного улучшения работы мозга наших предков и особенно развития новой коры. Человеческий разум обязан своим происхождением миллионам лет, которые провели на верхушках деревьев наши предшественники.

Но и потом, спустившись с деревьев и вернувшись в саванну, разве не тосковали мы по великолепным грациозным скачкам и приводившим в экстаз мгновениям невесомости в лучах солнца у крыши леса? А разве рефлекс страха удерживает наших мальчишек от лазания на деревья? А наши полеты во сне и мечты о них наяву, так ярко выраженные в жизнях Леонардо да Винчи и Константина Циолковского, — не являются ли они ностальгическими воспоминаниями о давно ушедших днях, проведенных на ветвях у самых верхушек? [ 20 ]

У других млекопитающих, даже у других неприматов и некитообразных млекопитающих, тоже есть новая кора. Но когда же на пути эволюции, ведущей к человеку, произошло первое широкомасштабное развитие неокортекса? Несмотря на то что никто из наших обезьяноподобных предков не уцелел до наших дней, на этот вопрос все же можно найти ответ или по крайней мере приблизиться к нему, исследуя ископаемые остатки черепов. У людей, обезьян и других млекопитающих мозг заполняет почти весь объем черепа. У рыб, к примеру, это не так. Изготовив слепок черепа, мы можем определить его объем и таким образом получить приблизительные оценки размера мозга наших непосредственных предшественников и побочных родственников.

Палеонтологи все еще горячо спорят над вопросом, кто был и кто не был предком человека, и не проходит года без новых открытий человеческих останков, возраст которых постоянно увеличивается. Можно, однако, считать установленным, что около пяти миллионов лет назад на Земле обитало множество человекообразных обезьян — так называемых изящных австралопитеков, которые ходили на двух ногах и обладали объемом мозга приблизительно в 500 кубических сантиметров, что на 100 кубических сантиметров больше, чем у современных шимпанзе. На этом основании палеонтологи пришли к выводу, что «бипедализм предшествовал энцефализации». Этим они хотели сказать, что паши предшественники научились ходить на двух ногах раньше, чем у них развился большой мозг.

А три миллиона лет назад уже наблюдалось большое разнообразие существ, ходивших на двух ногах и имевших самый различный объем черепа — у некоторых он значительно превосходил тот, что был у восточноафриканского изящного австралопитека несколько миллионов лет ранее. У одного из них, которого Л. С. Б. Лики, англо-кенийский антрополог, назвал Homo habilis, то есть Человек умелый, объем мозга равнялся приблизительно 700 кубическим сантиметрам. У нас есть также археологические данные, говорящие о том, что Человек умелый умел изготовлять орудия. Мысль, что орудия являются одновременно причиной и следствием прямохождения, освободившего руки, впервые была высказана Чарлзом Дарвином. Тот факт, что эти важные изменения в поведении сопровождались не менее важными изменениями объема мозга, еще не доказывает, что одно есть причина другого, но наши предыдущие рассуждения делают такую причинную обусловленность весьма вероятной.