— Извините! — пробормотал Карамышев. — Вам известно содержание письма, которое вы передали покойному князю Дмитрию? — продолжал он допрос.

— Я его не читая, но князь Дмитрий Павлович, прочитав его, сказал при мне своей дочери, что ее дядя собирается подольше погостить у них в половине будущего сентября, значит он писал, между прочим, и об этом.

Дело снова запутывалось, и главный вопрос оставался неразрешенным.

XXXV

Преступник

На другой день в Шестове появились новые лица.

К утренней панихиде собрались соседние помещики, в числе которых был и Василий Васильевич Гурбанов.

Экипаж, посланный на всякий случай к поезду железной дороги, привез двух официальных лиц — судебного пристава т-ского мирового съезда Михаила Николаевича Христофорова и товарища прокурора т-ского окружного суда Леонида Ивановича Невского.

Известие о загадочной смерти второго князя Шестова с быстротой молнии, после доклада исправником губернатору, облетело весь город.

Прокурор т-ского окружного суда, получив уведомление, нашел нужным командировать своего товарища для наблюдения за производством следствия по столь важному делу.

Княжна Лида, немного было оправившаяся, слегла снова при известии о второй тяжелой для нее утрате.

Шатов положительно потерял голову.

Сохраняла присутствие духа и хладнокровие одна княжна Маргарита, с необычайною нежностью ухаживавшая за сестрой и распоряжавшаяся всем в доме.

На вид она тоже казалась убитой обрушившимися на их семью несчастьями, следовавшими одно за другим.

Прибывшие городские гости тотчас приступили к исполнению своих обязанностей.

Михаил Николаевич Христофоров, подвижный, маленький человек лет тридцати пяти, быстро исполнил все законные формальности.

Духовное завещание найдено было в одном из ящиков стола.

Леонид Иванович Новский, элегантный блондин с ярким румянцем на щеках, выглядел совсем юношей.

Он был недавно назначен на должность товарища прокурора из Петербурга, вскоре по окончании им там курса в училище правоведения.

Тотчас после завтрака он углубился в чтение следственного производства.

Карамышев еще не был знаком с ним, и они представились друг другу в усадьбе.

— Молокососа прислали наблюдать за моими действиями! — ворчал про себя недовольный старик, и насмешливо поглядывал на внимательно читавшего дело юного представителя обвинительной власти.

— Темное дело, — сказал Новский окончив чтение, — но только не самоубийство.

— А что же, по вашему? — усмехнулся Сергей Павлович.

— По-моему, князь отравлен.

— Кем же это? Пощадите.

— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия. Что смерть князя последовала от вмешательства посторонней руки — если этого из дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать в гости в половине будущего сентября к брату, вдруг ни с того, ни с сего травится сам. В этом нет логики.

— А в том, что князь отравлен, конечно домашними, так как посторонних в доме не было, разве есть логика? У кого какие мотивы могли бы быть для этого? — спросил Карамышев.

— Мотивы. Мотивы, их надо сыскать. Это тоже одна из главных следственных задач… — заметил Леонид Иванович.

— Вы хотите решить уравнение со всеми неизвестными? Я за это не берусь. Я заявлю вам это официально! — почти грубо отвечал Сергей Павлович.

— Зачем волновался, добрейший Сергей Павлович, поработаем и подумаем вместе, — мягко произнес Новский.

— Нечего думать, нечего и работать. Самоубийство ясно как Божий день. Если не умышленное, то случайное.

— То есть как случайное?

— Так! Князь, по уходе Якова, мог опрокинуть и пролить рюмку, наполнил ее снова водой и стал сам капать лекарство. Руки, как случается у стариков, затряслись. Он перелил и не заметил.

— Это предположение основательное, не говорю, но все-таки лишь предположение.

— Чем же оно хуже вашего, тоже предположения?

Карамышев сомневался сам, но говорил лишь из желания противоречить.

— Так-то так, но мне сдается, что я правее… — задумчиво отвечал Новский.

— Не могу спорить. Ведь вам чувствуется! — подчеркнул Карамышев. — Что же тут спорить?

— Надо все-таки подумать! Я пройдусь по саду! — заметил Новский и встал.

— Прогуляйтесь, желаю надуматься, или лучше обдуматься, — уязвил его Сергей Павлович, и тоже вышел вслед за товарищем прокурора.

Беседа их происходила в комнате Николая Леопольдовича.

Последний был у княгини, наверху.

Погуляв по саду, юный жрец Фемиды отправился на задний двор, прислушаться к толкам дворни.

Проходя мимо кухни, все окна которой были открыты, он услыхал голоса.

— Уж не Яков-ли Петрович это ему подсудобил, помните, Коронат Иванович, а намеднясь грозился… — говорил один голос.

— Что ты без толку брешешь, — остановил его другой, — долго-ль так невинного человека погубить. Со злости тогда, что красоту его испортили, сболтнул, а то статочное ли дело на убийство решиться. В уме ли ты, парень. Смотри сам под ответ не попади. Следственник его уже допрашивал, он сам говорил, что все дотошно показал. Уйди от греха.

Голоса смолкли.

Дверь кухни отворилась и на пороге показался знакомый нам кучер Степан.

Леонид Иванович внимательно посмотрел на него, но ни сказал ни слова и отправился в дом.

— Что, надумалось? — уколол его Карамышев, которого он застал на передней террасе.

— Надумался. Когда пожелаете продолжать следствие, я к вашим услугам.

— Что же продолжать? Оно окончено? — уставился на него тот.

— Мне бы хотелось предложить вам допросить еще несколько свидетелей. Я кажется имею на это право? — в свою очередь съязвил Новский.

— 281 и 286 статья устава уголовного судопроизводства. Знаю-с, знаю-с. Имеете, полное имеете. Извольте, всю дворню и даже всю деревню допрошу, приказывайте — обозлился Сергей Павлович.

— Приказывать я вам не смею, да это мне было бы и не к лицу. Вы годитесь мне в отцы. Но воспользоваться правами, предоставленными не лично мне, а занимаемому мною положению законом, я не премину… — с достоинством отвечал Леонид Иванович.

Сергей Павлович смолчал, ограничившись язвительной улыбкой.

— Тем более, что в интересах раскрытия истины я попрошу допросить лишь двух, или четырех человек… — продолжал тем же тоном товарищ прокурора.

— Это милостиво, сжалились надо мной стариком… — с комическим почтением поклонился Карамышев.

Новский только улыбнулся.

— Угодно начать сейчас? — после некоторой паузы спросил его следователь.

— Извольте, я свободен! — отвечал тот.

Они отправились вниз.

— Кого же вам будет угодно еще допросить? — спросил Карамышев Новского, усевшись за стол.

— Княжеского повара.

— Какого? Их два.

— Так обоих.

Сергей Павлович пожал плечами и приказал дежурившему у дверей сотскому позвать поваров Короната Ивановича и Сакердона Николаевича по очереди.

Первый явился Коронат.

После предварительных расспросов Карамышев спросил:

— Что известно тебе о смерти князя Александра Павловича?

— Нам ничего не известно, потому что мы на кухне, — ответил Коронат.

Карамышев вопросительно с усмешкой поглядел на Невского.

— Скажите, свидетель, — начал тот, — кто полчаса тому назад говорил у вас на кухне, что не дело-ли это Якова Петровича, так как он грозился когда-то?

Коронат вздрогнул от неожиданности и удивленно уставился на товарища прокурора. Карамышев стал необычайно серьезен.

— Это, ваше высокоблагородие, кучер Степан болтал.

— Расскажите же нам, что он болтал?

Коронат Иванович подробно передал, как разговор Степана с ними на кухне, случайно слышанный Невским, так и сцену в кухне в день отъезда Николая Леопольдовича, уже известную читателям.

Другой повар, Сакердон Николаевич, и кучер Степан показали согласно с Коронатом.

— Беспременно, ваше высокоблагородие, это он со злости, потому рассвирепел тогда страсть! — заключил свои показания Степан.