— Не могу понять, чей это дом? — проговорила Фанни, когда мы, заглядывая в каждую дверь на втором этаже, искали детскую.

Элинор отыскал ее раньше и уложил спящего Квентина в кроватку.

— Кто этот старик? — продолжала жена. — Кто этот пацан? И кто мы?

Зил ухватил нас под руки и завел в большой зал. Наверное, это гостиная. На стеклянном столике возле дивана стояли две чашки с остатками кофе на дне. Что-то мелькнуло в моей памяти, неуловимое, как отголоски сна. Мне просто показалось, что я здесь бывал, и не так давно.

— С мальчиком все более или менее ясно, — сообщил фаустянин, прикрывая за нами двери и показывая на диван. — Скорее всего, это ваш сын. Вернее, сын той пары, чей облик вы приняли.

Мы с Фанни переглянулись. Угораздило же!

— Старик, видимо, тоже ваш родственник. Либо твой, либо твой отец. А вот кто мы…

— Да, странный побочный эффект эликсира, — сказала Фанни и своим обычным жестом отбросила от лица волосы, которые были явно короче тех, что намеревалась отбросить она. Неудивительно: Чейфер был коротко острижен.

— Ты думаешь, что это все-таки эликсир? — с сомнением уточнил Элинор.

— А что же это может быть? Мы совершенно не помним того, что было…

— А почему вспомнили сейчас? Вот так, вдруг, все трое? — перебил ее я. — И почему тогда не вспомнили процесс перевоплощения? Нет, ребята, здесь что-то не так. Начиная с того — где мы, и заканчивая тем — кто мы. И что нам делать?

— На чем мы остановились? — Элинор сел в кресло напротив нас.

— Тебя понесли черти к бруклинским развалинам, — отозвался я. — Мы поняли, что это просто ловушка, и рванули за тобой сразу, как только узнали, куда ты сбежал. С нами были «Черные эльфы», но где они сейчас, я не…

— Их здесь нет… — бессильно опуская плечи, вдруг сказал Элинор. — В этой реальности…

Я прикоснулся к руке готовой что-то сказать Фаины, подавая знак повременить и не перебивать.

— Я видел, что у тебя ТДМ, — продолжал фаустянин. — Это устройство для индивидуального пользования. Об этом меня предупреждали в институте на Эсефе. Мне не объясняли, чем чревато нарушение этого, но… Боюсь, мы сейчас убедились в этом сами.

— И что? В чем мы убедились? — не выдержала Фанни, вскакивая и включая свет: в комнате быстро темнело.

— Произошли какие-то искажения. Я мало видел Нью-Йорк, и все же то, что я успел увидеть, сильно отличается от сегодняшнего Нью-Йорка. Но я уверен, что этот город — тоже Нью-Йорк.

— Я подумал о какой-то параллельной реальности, — согласился я. — Даже о внутренней вселенной. Но тогда как вы с Фанни очутились бы внутри моей вселенной? А? То-то и оно… Здесь что-то другое…

— А если… если, типа, предположить невероятное?

Мы с Зилом уставились на Фаину. Она задумчиво терла пальцем стеклянную столешницу.

— Ну, и?.. — подбодрил я.

— Если мы в реальном прошлом? — она вскинула на нас глаза, готовая к отпору.

Меня прошило страшной догадкой.

— Но почему тогда мы ничего не помним? — вяло спросил я, не решаясь спорить: уж слишком это походило на правду.

— Нас тогда не было. В смысле, сейчас. Наше сознание окунулось в сознание людей, которые жили в то время. Ну, в это время, — она повела руками вокруг себя. — До поры до времени оно не проявлялось, а вот сегодня почему-то вышло из спячки. Я думаю так.

— Я присоединяюсь, — кивнул Элинор.

Ему было проще. Он не воспитывался в нашей культуре, не был насквозь пропитан ядом стереотипов и условностей. Ребенку проще поверить в чудо, чем взрослому, а в душе Элинор был ребенком. Сильно покалеченным, но все еще ребенком.

— Это означает, что мы можем изменить будущее? — я нашел способ возразить, причем возразить скорее самому себе. — И если подобное возможно, то это неправильная догадка. Это та самая пресловутая петля времени, в которой мы зациклимся до скончания веков и даже дольше — до скончания самого времени? Мы меняем будущее — и снова попадаем в прошлое. Снова меняем — снова попадаем. Снова меняем — снова попадаем…

— Кто тебе сказал, что мы можем что-то изменить, Карди? Хм… Есть у меня опасения, что мы вспомнили все именно тогда, когда, черт возьми, ничего изменить уже не…

Я вскочил. Она права. Круг замкнулся. И если мы уже не в состоянии что-либо изменить, значит…

— Значит, Завершающая не за горами, — пробормотал Элинор, договаривая мою мысль.

— Так, я должен подумать… Ч-черт, как плохо, что здесь нет Главного Компа. Я бы сейчас запросил всю вспомогательную информацию…

— Давайте воспользуемся тем компом, который нам доступен, — Фанни показала на свою голову. — Первое. Чейфер. Кто он? Кто я?

Мы с Элинором пожали плечами.

— Хорошо. Миссис Чейфер — кто она? Кто ты? Какую роль сыграла Кейт Чейфер в истории? Кажется, я знаю. Чейферы ничего не сыграли, мы их и не знаем. Там, в нашем мире. История их не помнит. А теперь назови мне имя «нашего» сына, Карди!

— Старик называл его Квентин… Квентин?!

Фнни удовлетворенно кивнула:

— Соединяем имя с фамилией — и получаем Квентина Чейфера! Великого Квентина Чейфера, по разработкам которого несколько столетий спустя будет создан аннигиляционный ген, изменивший людей!

— Да, Чейферы не сделали ничего, — улыбнулся Элинор, — кроме того, что дали жизнь человеку, поменявшему мир.

Теперь я изменил свое мнение о том беспомощном малыше, который сопел сейчас в своей кроватке через несколько комнат отсюда. Детство — болезнь временная. К счастью. А может — увы…

Фанни резко повернулась к «своему» сослуживцу, затем — ко мне:

— Карди, а теперь вспомни, что сделал человек, известный истории как полковник Кристиан Харрис?!

— Кажется… если мне не изменяет память, конечно… он стал основателем религии Фауста. Да?

— Вскоре — относительно вскоре — после Завершающей он объединил религии мира. Вроде того. Все или не все — не знаю. Но, во всяком случае, многие. И новая вера стала основой для религии Фауста.

Сейчас Элинор был очень похож на себя — того мальчишку, которого тьму веков спустя я увижу в «зеркальном ящике» нью-йоркского контрразведотдела. В его глазах была растерянность.

— Я… и я сейчас нахожусь в теле этого человека?! — прошептал он, и не знаю, чего больше было в его тоне — благоговения или ужаса. — А если я сделаю что-то неправильно и погублю Харриса?

У меня тоже мелькнула мысль, что теперь мы точно так же поставлены в зависимость и от Квентина. Что тогда сделали Чейферы, чтобы спасти сына от Завершающей, мы не знаем. Одна ошибка с нашей стороны может стать фатальной. Вот где оправдывается банальное «лучше не пытаться узнать свою судьбу»…

— Зил, перестань, — Фанни обняла его за плечи и встряхнула.

Наверное, она по-женски впечатлилась его реакцией — ведь он подумал в первую очередь не о себе, а о «доверенном» ему человеке.

— Если мы сейчас будем сидеть и трястись над каждым шагом, мы точно погибнем, — сказал я. — Давайте рассуждать здраво. В нашем мире известно и о Чейфере, и о Харрисе. Так?

Мои собеседники кивнули.

— Значит, ничего с ними не сделается. Значит, все, что бы мы ни сделали, будет правильно.

— Почему ты так думаешь? — запротестовала Фанни.

— Потому что иначе мы не узнали бы о Чейфере и Харрисе, не было бы ни аннигиляционного гена, ни Фауста.

— А как насчет альтернативной реальности, в которую мы запросто можем угодить, если сделаем что-то не так, и в которой нет ни аннигиляционного гена, ни Фауста?

— Это гипотеза. Альтернативка — гипотеза.

— Как и все в этом мире, — подтвердила жена.

— Давай все-таки будем считать — для себя — что все так, как я говорю? Иначе мы попросту рискуем сойти с ума. Чуешь? Поэтому нам лучше думать сейчас о себе. О том, как нам выйти из создавшегося положения. Остальное должно подверстаться само собой. Как решим, так и будет.

Тут заговорил Элинор:

— Мы попали сюда благодаря ТДМ…

— Да уж! «Благодаря»! — передразнила Фанни. — Ни фига се — благодарность!