32

СДЕЛКИ

Есть многое, за что стоит любить север – за суровую честность людей, нетронутую чистоту природы, постоянно бросаемый человеку погодой вызов. Юг Британии, быть может, круглый год поэтичен, пышен и прекрасен, как сад; Нортумбрия же – это хрустящие яблоки в старых садах, горы облаков, громоздящихся над Северным морем, и седая домоправительница, которая выскочила во двор, когда мы появились на лесной дороге, ведущей в Джойс Гард.

– Сами приехали! – воскликнула она, всплеснула руками, и ее лицо просияло. – Живые-здоровые, и привезли с собой леди… – но внезапно нахмурилась, завидев повязку на руке Ланселота. – Вас ведь не сильно ранило? – Женщина вопрошающе глядела на Ланселота.

– Нет, миссис Баджер, – успокоил ее бретонец, слезая с Инвиктуса, – ничего такого, что бы не вылечил хороший отдых и ваша прекрасная кухня.

Домоправительница покраснела от комплимента и смущенно опустила голову, а я опять заметила, как женщины всех возрастов поддаются очарованию Ланселота. Потом она подняла свои проницательные глаза, оценивая и прикидывая, сколько от меня будет хлопот. Мне пришла в голову забавная мысль, что врожденная крестьянская осторожность в столкновении с королевским величием и потребность заботиться о Лансе могут заставить ее не пустить меня в дом, если ей не понравится то, что она увидела.

– Добро пожаловать, ваше величество, – наконец произнесла она, пытаясь изобразить учтивый реверанс.

– Ох, нет, миссис Баджер, – быстро перебила я домоправительницу. – В этом нет никакой необходимости. Здесь я просто дама вашего господина.

Она бросила на меня еще один взгляд, на этот раз несколько приветливее прежнего.

– Ну что ж, мы об этом подумаем. – Женщина явно сохраняла за собой право восстановить мой королевский титул, если сочтет это нужным. – А теперь проходите в дом и переоденьтесь в чистое.

Поскольку ее платья были вдвое обширнее моей тощей фигуры, мы остановились на старой тунике Ланса и штанах, из которых вырос ее младший сын. Они оказались неказистыми, но все-таки удобнее длиннополых одежд, в которых мне пришлось провести последние недели.

После того как я переоделась, миссис Баджер попыталась привести в порядок мои волосы, терпеливо расплела косу, стала вычесывать колтуны и при этом непрестанно болтала о Ланселоте.

– Какое облегчение, что он снова дома. Ребята от беспокойства чуть не заболели – ведь не знали, что с вами случилось: сами вернулись, а вас и господина все еще нет. А должны бы приехать в целости и сохранности. Борс с Лионелем сделали все, чтобы не пустить Эктора обратно в Карлайл, где он собирался вас разыскивать. Это хорошая семья, миледи, все держатся заодно, а на Ланселота смотрят как на вождя. Пойдут за ним куда угодно, сделают все, что он скажет. Как они обрадуются, когда увидят, что он жив и здоров…

Слова текли сами по себе, а домоправительница хмурилась на мои волосы. Но вот в ее голосе послышалась озабоченность:

– Мы в Варкворте люди простые. К затейливым вещам не привыкли. Может быть, я просто соберу их в пучок?

Я заверила женщину, что это будет превосходно, и она со сноровкой прачки крепко скрутила мне волосы и закрепила их на затылке. Когда с прической было покончено, домоправительница вернулась к своим делам, а я присоединилась к Лансу и принялась заново знакомиться с местом, которое считала самым красивым на свете.

Джойс Гард обосновался на горном кряже, который, как согнутая рука, выдавался из лесистых холмов. Выше, где-то у локтя, стояли дом и амбар, а внизу у крутого обрыва, словно у плеча, в виде подковы делала поворот река и возвращалась к кисти, где с последнего раза, как я здесь была, выросла небольшая деревушка.

В общем все оказалось так, как я и помнила: целый мир в миниатюре – коричневые, оттенка ржавчины и красноватые цвета Чевиот-Хиллз, лавина зеленого по сторонам, там, где начинались леса, и не больше, чем в миле, золотистые и серовато-зеленые пески дюн, окаймляющих устье. Новым штрихом была лишь деревня, добавлявшая в палитру пышность красок цветущих садов, таких милых сердцу британца.

Из Джойс Гарда глаз выхватывает и дикую природу, и возделанные поля, его окружает листва и омывает море, здесь от чувства свободы захватывает дух и покоем манит уют, и душа наполняется благодарностью за то, что у нас с Лансом есть такое место, где до конца дней можно жить и любить друг друга.

Он провел меня по всему хозяйству, показал огород, где управлялся муж миссис Баджер и где зелень, цветы и лекарственные травы были посажены так, чтобы пользоваться всеми преимуществами солнечного места или затененного уголка. Даже сад, располагавшийся между двором фермы и лесом, оказался хорошо ухоженным и изобиловал яблоками и грушами.

На тропинке, огибающей ферму, появился неряшливый козопас в яркой красной шляпе. Он гнал из леса своих подопечных, где они днем объедали молодые побеги, и не давал проворным тварям ни на секунду остановиться, чтобы у них не появилось желания перепрыгнуть через забор в сад, и лишь когда животные благополучно спустились с холма к деревне, пастух, приветствуя нас, приподнял шляпу. Я улыбнулась и помахала в ответ, и мое сердце прыгало в груди так же резво, как и его козлы.

Весть о нашем прибытии распространилась быстро, как только мог бежать козопас, и вечером наше общество у очага уже делили не только Борс, Лионель и Эктор, но Паломид, Урр, Лавейн и племянник поварихи Канахинс, который сбежал из Карлайла после побоища на площади. Даже протеже Гарета, Мелиас, присоединился к компании в Нортумбрии.

Все пришли в старый фермерский дом, сгибаясь, входили в низкую дверь и со слезами на глазах обнимали нас, радуясь, что мы живые и здоровые вернулись в Джойс Гард. Только после того, как все устроились у огня или расселись по лавкам, мне пришло в голову, как много здесь было рыцарей Круглого Стола. Хотя я с облегчением узнала, что всем им удалось благополучно выбраться из Карлайла, меня поразило, что столько людей покинули двор и последовали за Лансом. Артуру наверняка больно, что среди его приближенных оказалось так много перебежчиков.

Миссис Баджер принесла добрый горшок с похлебкой из рыбы, и мы жадно слушали новости о том, кто пал в битве на площади.

– Агравейн больше никому не отравит жизнь, – заметил Эктор де Марис. – Я сам его настиг, когда он затеял побоище. И Ордреда видел залитого кровью, только не знаю чьей. Всех бы их изрубить за такое предательство.

Все согласно кивнули, и разговор перешел на других погибших. Ловель и Патрис – среди людей Артура, Беллианс и Неровенс – из тех, кто пришел меня спасать.

И конечно, Гарет. При упоминании о светлокудром воине каждый сделал знак против зла или обратился к своему божеству. Ланс с трудом проглотил в горле ком, и я заметила, что на его глазах показались слезы.

Стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Люди Агравейна не простят смерть своего предводителя, и, хотя они не рискуют забираться к Варкворту, Кимминз был не единственным фермером, к которому чужаки приставали с вопросами.

– Увейну это совсем не по нраву, – объяснил Борс, протягивая руки к огню. – В качестве короля Нортумбрии и регента Регеда ему хватает забот. И вряд ли ему захочется, чтобы у него на фланге вспыхнула война между нами и Артуром. Он отправил сообщение, что больше не ждет верховного короля, которого раньше приглашал на лето с визитом, но просит, чтобы вы, после того как хорошо отдохнете, приехали к нему в крепость.

Последние слова он говорил, обращаясь ко мне, и я, задумчиво поджав губы, гадала, что могло бы означать это приглашение. До меня стало доходить, что я не так уж свободна от прошлого, как себе вообразила.

Слова Борса не выходили у меня из головы, когда вечером, примостившись на кровати, я принялась расчесывать волосы.

– Здесь кроется какая-то политика, – проворчала я, как если бы рядом был Артур.

– Наверное. – Ланс остановился передо мной, положил на плечи руки, а я, потянувшись за расческой, которую мне ссудила миссис Баджер, внезапно поняла, что он сейчас скажет. – Здесь я хочу это делать сам.