Охваченная возмущением, Джин задела ногой корень и споткнулась. Уинн поймал ее. Привлек к себе. Его голос прозвучал до странности нежно, когда он спросил:

– Подвернули ногу?

Она вырвалась из его объятий.

– Как старомодно! Драматическая ситуация: прекрасная дева подворачивает ногу в диком лесу, и герой несет ее много миль на сильных нежных руках.

– Вы действительно прекрасны. Это предложение? У меня в самом деле сильные руки.

Джин покраснела до корней волос и сердито буркнула:

– У вас что, нет чувства юмора?.. А вот и дорога, и, слава богу, моя машина на месте! Мне показалось, что эта тропа была длиной в миллион миль. – Уж после этого он никак не подумает, что она присоединилась к сонму его обожательниц! Джин открыла дверцу родстера и села за руль. – Довезу вас до шоссе, – великодушно пообещала она.

– До шоссе я не поеду, – ответил Уинн. – Пойду по холму. Этой дорогой я хожу к Картерам по три раза в неделю. От хижины до его белого домика можно добросить камень.

Вызывающе задрав подбородок, Джин завела мотор. Неожиданно собаки прекратили обнюхивать кусты, замерли и внезапно метнулись на тропу, отчаянно лая. Неужели они учуяли зеленоглазого контрабандиста? Кристофера нельзя оставлять одного, когда над ним нависла угроза.

– Будь по вашему, – сдалась Джин. – Я отвезу вас в «Холлихок-Хаус».

– И останетесь на чай?

– Да. Для собак в машине достаточно места.

– Пусть лучше побегают.

Когда Кристофер Уинн сел и закрыл дверцу, девушка сердито буркнула:

– Тиран. Вы хотите, чтобы вам все подчинялись, не так ли?

Родстер плавно тронулся с места. Уинн, проигнорировав вопрос, неожиданно сказал:

– Если бы вы были влюблены в Брука, то вам бы хотелось, чтобы он вас поцеловал.

Задохнувшись от изумления и смущения, Джин, опомнившись наконец, с вызовом заявила:

– Я терпеть не могу поцелуи!

– Я заставлю вас изменить мнение на этот счет, если только… – В его голосе не было и тени насмешки, когда он поинтересовался: – Вы помолвлены с Бруком?

Джин, которую этот вопрос застал врасплох, не смогла соврать.

– Не совсем, я… я… – Разозлившись на себя за это признание, она возмущенно заявила: – Вы не имеете права задавать такие вопрос! Я не из вашей паствы.

– Вы не представляете, что теряете, оставаясь вне ее рядов, – серьезно сообщил Кристофер и чуть слышно добавил: – А еще вы не представляете, как приятно мне было услышать «не совсем»…

Глава 10

Кристофер переступил порог гостиной «Холлихок-Хаус» и остановился в испуге. Что случилось с Констанс? Ее лицо было белым, как обои на стенах, а глаза походили на мокрые фиалки, побитые ливнем. Где Хью Рэндолф? Ушел? Это из-за него у Констанс такие глаза? Или виноват Гарви Брук, облокотившийся на каминную полку и разглядывающий портрет женщины в желтом атласном платье? Цвет его лица был нормальным – очевидно, успел протрезветь.

Кристофер положил ладонь сестре на плечо:

– Кон…

Она похлопала его по руке и тихо засмеялась:

– Я в полном порядке. Поплакала немножко, и по мне это хорошо видно, хоть я и умылась ледяной водой. Это все из-за колоколов. Много лет я не плакала… а теперь разом выплакала все слезы. Добрый вечер, мисс Рэндолф, – приветствовала она девушку, вошедшую в гостиную. – Так прекрасно, что вы с нами.

«Прекрасно!» Это слишком бледное слово, чтобы описать то, что чувствовал он, Кристофер, впервые увидев Джин в своем доме. Она не помолвлена с Бруком… пока. Голос сестры вернул его к реальности:

– Мы не смогли удержать мистера Рэндолфа. Он вспомнил о каких-то срочных делах.

Она зажгла спичкой огонь нагревателя под пузатым серебряным чайником, устроившимся на столике среди чашек и блюдец. Салли-Мэй вышла из библиотеки. Ее глаза за толстыми линзами очков покраснели от слез. Увидев гостей, девочка замялась, затем судорожно всхлипнула, пробежала через комнату и прильнула к Кристоферу.

– Ну что ты, Салли-Мэй, – пробормотал он, растроганный ее порывом.

– Дядя Крис, не смотри на меня так сердито, будто ты меня больше не любишь.

Он нежно обнял ее за худенькие плечи.

– Если бы я не любил тебя, ты бы не могла меня рассердить. Что ты должна сказать мисс Рэндолф?

– Пожалуйста, не надо… – запротестовала Джин.

Салли-Мэй, глотая слезы, принялась извиняться:

– Простите, что я вас заперла, но… вам самой не надо было…

– Никаких самооправданий, – напомнил ей Кристофер. – Либо ты просишь прощения, либо нет. Так что же?

– Я прошу прощения.

– Больше ничего не говори, – улыбнулась Джин. – На самом деле я прекрасно провела время в хижине. Вспомнила детство и хорошо выспалась. Так что я на тебя не в обиде.

Девочка капитулировала перед ее шармом. «Да и кто устоял бы?» – подумал Кристофер. Джин была невыразимо прелестна, когда уголки ее губ поднимались вверх в восхитительной улыбке.

– Значит, мир? – просияла Салли-Мэй. – Ой, а что там за звук на улице?

Кристофер узнал звон бубенцов упряжки. В Гарстоне только один человек устраивал себе конные выезды. Графиня ди Фанфани прибыла на чаепитие. Кристофер открыл дверь нарядному лакею в длинной синей ливрее, из-под которой выглядывали бриджи цвета сливок. Лакей прикоснулся к цилиндру, что-то пробормотал и поспешил назад к экипажу, у которого розовощекий кучер в такой же ливрее держал под уздцы двух резвых коней, изящно пританцовывавших и бивших копытами. Лакей угодливо помог женщине в бархате и соболях выйти из экипажа и сопроводил ее к двери.

Графиня искоса взглянула на Кристофера из-под полы нарядной шляпы и воскликнула:

– Dio mio! Неужто я наконец добралась до цели? В центре столько машин – не протолкнуться, но полицейские остановили движение, чтобы дать нам дорогу. Возьмите мою накидку, мистер Уинн. Ты здесь, Джин? Где вы нашли ее, Гарви?

Голос Брука заглушили слова приветствия. Констанс выдвинула вперед кресло. Джин поставила скамеечку под миниатюрные ножки графини, обутые в туфли-лодочки с пряжками и смешными каблуками-шпильками. Крышка серебряного чайника звонко запрыгала, а из носика вырвалась струйка пара. Кристофер улыбнулся, увидев, как Салли-Мэй, разинув рот, уставилась на графиню, словно та должна была вот-вот скомандовать: «Тыква и шесть белых крыс!» – как фея из сказки о Золушке.

Графиня подняла к глазам инкрустированный драгоценными камнями лорнет и принялась переводить взгляд с одного лица на другое.

– Dio mio! Как вы все серьезны! Может быть, я прервала погребальный обряд? Или меня здесь не ждали? Ведь вы приглашали меня на чай в воскресенье, не так ли, мисс Уинн?

– Приглашала? Да я неделями умоляла вас прийти, дорогая госпожа графиня! – с жаром сказала Констанс. – Вы не были в этом доме ни разу с тех пор, как мы в нем поселились.

Держа перед глазами лорнет, графиня ди Фанфани произвела осмотр интерьера. Ее взгляд на мгновение задержался на портрете, висевшем над камином; пробежался по барельефу на каминной полке, по желтым камчатым[6] шторам, по секретеру красного дерева с маленькими ящичками, упал на турецкий ковер. Затем она снова посмотрела на Констанс:

– Вы сохранили атмосферу старины, милая, превратили дом в музей. Думаю, Джин будет не прочь поселиться здесь, когда выйдет замуж.

– Салли-Мэй, – поспешно сказала Констанс, – принеси чай и булочки. Слуги у нас по воскресеньям отдыхают, госпожа графиня, так что мы обслуживаем себя сами.

Джин, не подав и виду, что ее задела бестактность бабушки, взяла Салли-Мэй за руку и весело попросила:

– Позволь мне помочь. Я опытная официантка.

Гарви Брук взял девочку за другую руку:

– А я – первоклассный дворецкий. Возьмите и меня в помощь, мисс Салли-Мэй.

Все трое вышли, а Кристофер отправился в холл, услышав звонок в дверь.

Холодные агатовые глаза Лютера Калвина были совершенно безжизненны, когда он перешагнул порог прихожей и процедил сквозь зубы: