— А разве я забыл тебе сказать, — вмешался Геркулес, — что мой старый друг-кентавр мертв? Вчера умер. Он, Гилас и я так чудесно проводили время — пировали, рассказывали о том, о сем, а затем… Не могу точно вспомнить, с чего началось, но помню, что какой-то другой кентавр начал заводиться и корчить мне рожи. Я шлепнул одного из них, и наверняка немного перестарался, потому что он смолк на веки. Другие завелись и решили отомстить за покойного.

— Геркулес убил около шести кентавров, — сказал Гилас. — И опять детские голоса у него в голове звучат. Тот человек пытался его удержать, чтобы он все племя не истребил, но нарвался на одну из его стрел. Геркулеса одолели угрызения совести, как вы себе и можете вообразить, и мне пришлось утешить его еще одним кувшином вина. Вот почему мы так опоздали на берег.

Он называл Хирона «этот человек», чтобы не призвать его дух.

— Кентавры — это чума, — сказал лапиф Корон. — Они напали на моего отца Кенея без всякого повода и забили его до смерти сосновыми бревнами. У меня всегда сердце начинает радостно биться, когда я слышу, что убит кентавр.

Тут Орфей поспешно заиграл умиротворяющую мелодию и запел:

— Спой еще раз строфу, фракиец, — сказал Геркулес. — Ты прав. Давайте забудем несчастных кентавров. Ты не держишь на меня зла, Ясон?

Ясон не отвечал, пока Геркулес не повторил свой вопрос угрожающе, и тогда тот сказал сорвавшимся голосом со слезами в глазах:

— Этот человек был благороднейшим из всех моих знакомых, и я бы очень дурно подумал о себе, если бы не пролил слез при этой новости, ибо я вижу, что даже из глаз отважного Пелея бегут слезы, а плечи его вздымаются от рыданий. И тем не менее уж лучше, чтобы мой дорогой приемный отец и мои друзья-кентавры пали от твоей руки, благороднейший Геркулес, чем от чьей-нибудь еще. Ибо я знаю, что по возвращении в Грецию ты задобришь духа этого человека самыми великолепными приношениями и что ты и других духов не забудешь. Он и сам немного виноват, — ему следовало удержаться и не пить: вино — проклятие кентавров, как он сам часто говорил.

Так Ясон смягчил нарастающий гнев Геркулеса.

— Друзья, — сказал Аргус, — я предлагаю, чтобы мы воспользовались послеполуденным временем и выплыли из Пагасейского залива, прежде чем Пелий вышлет в погоню галеру.

— Спой эту песню еще раз, Орфей, — повторил Геркулес. — Кстати, Лин, учитель музыки, которому я когда-то вышиб мозги его же лирой, занудный педант, не был твоим братом?

— Забудь мрачных эпизодов, Геркулес, — с печалью сказал Орфей и вскоре снова ударил по струнам.

«Арго» задержался не только в Метоне. Ясон вынужден был сойти на берег в бухточке посреди залива, называвшейся с тех пор Афета (или «берег расставания») и там принести Светлой Артемиде в жертву козленка, которого купил у пастуха за несколько кусков фигового хлеба. Но жертвоприношение их надолго не задержало, а Мелеагр уговорил Аталанту возложить скальпы кентавров на тот же алтарь, и у всех полегчало на сердце.

Вот какова история Аталанты: аркадиец Иас, один из вождей того самого царя Ойнея Калидонского, который посадил первый виноградник в Этолии, хотел сына, и когда его любимая жена умерла, родив дочь, которую назвали Аталантой, он приказал своему управителю бросить девочку в горах, чтобы она искупила этим убийство своей матери. Однако никто не посмел бросить ребенка, ибо дух ребенка куда труднее отогнать, чем дух взрослого. Управитель передоверил эту задачу своему помощнику, его помощник — свинопасу, а свинопас — жене. Жена свинопаса положила Аталанту на пороге горного святилища Артемиды Медведицы и сообщила свинопасу, что приказ Иаса выполнен. Говорят, будто настоящая медведица приходила каждый день с гор, чтобы кормиться медом в святилище, и позволяла Аталанте прикладываться к своим соскам. Аталанта была посвящена Богине и стала прославленной охотницей, когда она выросла, она бежала через лес или по пересеченной местности быстрее всех в Греции.

Вскоре огромный вепрь принялся опустошать поля и сады Калидона, в наказание, как считалось, за то, что царь оскорбил Артемиду, Госпожу Диких Зверей: Ойней не выделил Богине доли из жертвы, предложенной всем Олимпийцам, потому что ее лисы хозяйничали в его винограднике. Сперва никто не решался выйти против вепря, но наконец Мелеагр, царский сын, собрал отряд храбрых юношей со всех сторон Греции и пустился его преследовать. И все же Мелеагр избегал открытого нападения на вепря, не заручившись согласием Артемиды, и отправился к святилищу Медведицы с подобающим даром. Главная Жрица одобрила храбрость и благочестие Мелеагра, и не только благословила охоту, но и послала Аталанту принять участие в ней. Это вызвало неудовольствие его товарищей, среди которых были Идас, Линкей, Кастор, Поллукс, Адмет, Анкей Большой и Пелей. Все они сперва отказались охотиться в обществе женщины, сказав, что это принесет им неудачу. Мелеагр ответил, что если они сейчас откажутся от охоты, Артемида, вне сомнений, накажет их столь же сурово, сколь наказал и его отца Ойнея. И они пошли охотиться в очень скверном настроении, договорились, что тот, кто убьет вепря, получит его шкуру.

Аталанта устыдила их, первой выследив вепря в чаще, где тот укрылся. Но они отнеслись к ее словам пренебрежительно — она велела им молча окружить чащу и лечь в засаде с луками и дротиками, пока она не поднимет вепря. А они вместо этого с шумом вломились в пролесок, громко вопя, чтобы испугать зверя. Вепрь налетел на них, убил двоих из них и еще двоих покалечил, включая и Анкея Большого. Аталанта взвалила Анкея на плечи и утащила его в безопасное место, пока вепрь терзал тела его товарищей. Она оставила Пелею сеть убить зверя дротиком, но хотя вепрь все еще был занят своим грязным делом, Пелей убил нечаянно своего тестя, а вепрь убежал невредимый.

Аталанта перевязала рану Анкея Большого и продолжила преследовать вепря, пока снова не обнаружила его укрытие. На это раз охотники подчинились ее указаниям и затаились в засаде. Она подкралась к вепрю сзади и всадила ему стрелу глубоко в ляжку. Зверь, хромая, выскочил с жутким визгом на поляну, и его встретил дождь стрел, пущенных лучниками, которых расставила вокруг Аталанта. Одна стрела поразила его в левый глаз, и он побежал медленными кругами с пеной у рта. Мелеагр дерзнул подойти к нему слева, с той стороны, что он не видел, и дротиком пронзил ему сердце.

Вепрь был сражен, и несколько человек, которые держались подальше, пока он был опасен, рванулись к нему и стали наносить удары. Как и следовало ожидать, разгорелся спор, кто убил вепря и, таким образом, выиграл шкуру. Мелеагр разрешил его, провозгласив, что хотя он сам нанес смертельный удар дротиком, он отказывается от своих претензий на шкуру и дарит ее Аталанте, ибо она первая так ранила вепря, что он в любом случае умер бы через несколько дней, а затем загнала его в засаду, которую расставила. Слуги Мелеагра освежевали вепря и преподнесли шкуру Аталанте. Она приняла ее с благодарностью и не торопясь направилась в святилище Артемиды, когда дядья Мелеагра, один из которых утверждал, что это он пустил стрелу, ослепившую зверя, рассвирепев, пытались отнять шкуру и учинить над девушкой насилие. Мелеагр услыхал ее крик и побежал на выручку, умоляя Артемиду снять с него вину за убийство. Он убил обоих своих дядьев тем же дротиком, которым прикончил вепря. Так подтвердилось поверье, что женщина на охоте приносит беду — пятеро мужчин погибли в тот день, правда, не стоит забывать, что именно страх перед этим поверьем погубил их.

Иас, услыхав, что Аталанта выиграла шкуру, проникся гордостью и признал наконец Аталанту своей дочерью. Он сделал ее своей наследницей и преподнес святилищу Артемиды бронзовые двери и железный вертел. Но Аталанта не захотела вести домашний образ жизни, как подобает дочери вождя, и подчиняться отцу, она ходила охотиться, когда ей было угодно, особенно в полнолуние.