— …And himself and everybody around, — ветровка певца уже не казалась бежевой, она высветлилась голубыми разводами. На шапчонке заискрились электрические разряды, сложившиеся, то ли в полуобсыпавшийся логотип группы "Ария", то ли в переплетённые трамвайные рельсы.

— 'Cause he aint got nobody to listen… — пропел парень, делающий мир голубым, и исчез.

Ритм-компьютер, гулко ухнув на прощанье, вырубился. Музыка оборвалась. Наступила тишина, в которой бродили затихающие отголоски: "To listen… To listen… To listen".

У Ириски сжалось сердце. Она догадалась, какая зазвучит песня. И приготовилась к оглушительному "Люблю!" Невозможно не знать песню, которую тысячу раз крутят радиостанции с говорливыми ди-джеями и ди-джейками.

— I'm blue! Da ba dee, Da ba die! — выпалил певец.

"Совсем не то", — удивилась Ириска.

И вдруг по траве разлилась синяя тень, словно над улочкой распростёрлась грозовая туча. Потрескавшаяся глина обернулась изгибами голубого мрамора с иссиня-чёрными прожилками. Щебень исчез; на его месте сверкала гора сапфиров. Розы, гиацинты, гладиолусы пропали с глаз долой, вокруг колосились васильки да колокольчики. "Da ba dee, Da ba die!" напугали воробьёв. Те перестали скакать, нахохлились и настороженно рассматривали синие пёрышки друг у друга. Забытая у крыльца кукла превратилась в Мальвину.

Сверлящий звук заставил певца на миг умолкнуть. Так и застыл он, уставившись на Ириску. Нет, не изумрудные были глаза у певца, а синие-синие.

"Da ba dee, Da ba die!" расцвечивали мир холодной синевой. Даже малина превратилась в ежевику. Удирал прочь глупый петух. Его словно окатили чернилами. За синим окном синий старик наливал из синего кувшина синее молоко. Выглянул из синего сарая пёс, уставился в лужу, встряхнулся, словно хотел сбросить с себя синеву. Да где там. Солнце заливало мир прохладными синими лучами, словно странная голубая Луна.

Певец сомкнул губы. Посмотрел с грустинкой. Может, ждал похвалы. Но Ириска растерялась. Она не знала, что сказать. Моргнули синие глаза, и певец растворился, словно Чеширский Кот, позабывший оставить улыбку.

Осиротевшие звуки бессвязно метались по переулку.

— Это не та песня, — прошептала Ириска.

— Просто ты заслушалась отражениями, — хмыкнул парень. — Песнями, из которых выкинули слова. Слушай только оригиналы. Выброшенные слова мстят очень больно. В основном, достаётся тем, кто слушает неправильные песни.

— Эй, а чуть понятнее?

— Кутаясь в отражения, привыкаешь к искажённому миру, а когда приходит настоящее, ты не в силах его принять. Первое слово дороже второго. Первому веришь охотнее. Всё первое стоит очень дорого, просто люди этого не понимают.

— Ещё бы! С такими-то объяснениями, — Ириска недовольно выдула воздух уголком рта.

Проигрыш закручивал звуки вибрирующими спиралями. Постукивали зубы, притоптывали ноги, оглушительно билось сердце, опережая лихорадочный ритм.

— Некогда, — отмахнулся парень. — Время идти. Ищи перепевника. Как увидишь, делай шаг. Переулок надо пересечь до последней ноты. Иначе застрянем. Окажемся в плену Вековых Часов. А они стоят уже давненько, и завести их некому.

В растерянности Ириска заметалась взглядом по сторонам.

— I have a blue house with a blue window, — певец выткался из голубой пустоты, потоптался синими ботинками по синей лавочке, улыбнулся Ириске, блеснув водянистыми зубами, и потерялся опять.

Автоматически она шагнула вперёд.

— Молодец, — раздался шёпот.

Кудрявый тоже не упускал из вида неуловимого певца.

— Blue is the color of all that I wear, — синие туфли топтали синюю глину.

Просеменил синий паучок на длинных синих ниточках. Ириска суматошно завертелась. Где же перепевник? Ах, вот же он. Сидит на крыше собачьей конуры и беспечно помахивает ногами, разбивая голубые шары одуванчиков на тысячи невесомых синих пушинок. Увидел Ириску, улыбнулся и снова растворился.

"Эй, чучело, ты где?" — суматошно подумала Ириска.

— Blue are the streets and all the trees are too, — и строчку спело пугало в синем плаще. Ириска сначала не поверила, но потом заметила, как синий глаз подмигнул ей. В синей глубине плавали искорки тихой печали. Кейс сверкнул на шаг впереди. Девочка очнулась и прыжком встала рядом.

— I have a girlfriend and she is so blue, — на сей раз Ириска углядела его сразу. Ей помогли два серебристо-синих человечка, подхватившие слово "girlfriend" металлическими голосами. Человечки походили на нотки, только отчаянно чужие. Таких Ириска никогда бы не придумала. Они плясали синие вальсы вокруг певца, танцующего с самим собой. А глаза его смотрели на Ириску. А глаза грустили, хотя в голосе вроде ничего печального не было. Глаза тянули к себе. Ириска чуть не сделала шаг в сторону, но впереди блеснул кейс, и это заставило её следовать прежним курсом.

— Blue are the people here that walk around, — и певец не наврал. Кудри того, кто шёл рядом, отливали синевой, а Ирискины руки напоминали ледышки из рекламы.

— Blue like my Corvette it's standing outside, — дома слева и справа покачнулись и превратились в колонки, содрогавшиеся с каждым словом, с каждым аккордом. Синие таблички с бледно-голубыми буквами сменили надпись "ул. комиссара Коновалова" на "Radiotehnika S-90". Сарай обернулся микшерским пультом. Певец внезапно вырос. Его голова показалась над сараем. Огромные пальцы постукивали по крыше (вернее, уже крышке) и щёлкали невидимыми переключателями. Поленница лежала рядом блоками аудиокассет, а кОзлы для пилки дров обернулись фирменным микрофоном, уютно отдыхавшим на ножках специальной подставки.

— Blue are the words I say and what I think, — синие глаза выглянули из малинника, откуда с позором изгнали незадачливого петуха. И ещё один шаг. Всего один. В синей луже отражались изломанные чёрточки синих птиц. Синяя лента синей змеёй извивалась из чердачного окна. За синими окнами притаилась синяя темнота. У забора валялся блестящий стеклянный шарик, отражавший голубое солнце. Заборы казались такими близкими. Протяни пальцы и почти коснёшься. Почти.

Необходимость выбора перед каждым шагом ужасно напрягала. "Когда же утихнет песня, — подумала Ириска. — Скорее бы, скорее!" А что, если она не успеет отыскать перепевника?

— Blue are the feeling that live inside me, — так и случилось.

Строчка прозвучала, но девочка не сдвинулась с места. Нельзя. Не увидела Ириска певца, не имела права шагнуть дальше. И только в самый последний момент, когда звуки ломающегося голоса убегали за дальний поворот, она заглянула в синий омут распахнутого окна. Там, где только что висел портрет, из синей рамы весело кривлялся обладатель нефорской шапочки.

Ириска споткнулась. Земля метнулась навстречу, но покачнувшаяся девочка тут же была подхвачена спутником:

— Теперь дорога! Ищи её. Упустишь, и я помочь не сумею.

Певец изливал "Da ba dee, Da ba die!" неподалёку. Ириска не смотрела на него. Синяя глина исчезла из-под ног. Её сменила мраморная плита. Теперь взгляд скользил по тёмным изгибам на голубой глади. Подул ветер, и мимо Ирискиного лица пронеслись сорванные с синего дерева синие листья. Позвякивала синяя цепь синего колодца, и звон её перемешивался с очередным "Da ba dee, Da ba die!"

— Твой приятель не может потише? — девочка встряхнула головой, прогоняя из ушей противный звон.

— Не приятель, а перепевник. Хотя в нашем клане он зовётся иначе.

— Он нарочно сбивает нас с дороги?

— Наоборот! Перепевники помогают найти верное направление, если поют правильную песню!

— Этот споёт, — фыркнула Ириска. — С чего ты взял, что его песня правильная?

— Не совсем, — мотнул головой её спутник. — В припеве он чуть-чуть прикалывается. Впрочем, все, кто ходит поперечными улочками, немного злые.

Ириска сама удивилась, что разговор успел втиснуться в короткий миг меж песенных строк. Но дорога… Как она могла забыть про неё! Дорога так и не появилась…

— I'm blue! Da ba dee, Da ba die! — голос певца накрывал мир, пронизывал всё вокруг, забирался в самые малюсенькие щёлки. "Плевать на дорогу, — усмехнулась Ириска. — Возьму и остановлюсь. Мир не опрокинется, если я дослушаю песню до конца".