— Что ты хотела узнать?
— Твои мысли.
Один Жозен мог вот так спросить. Он поднял голову и вытер глаза. Элли сидела скрестив ноги, руки лежали на коленях. Может быть, подействовало вино, но ему захотелось сказать все.
— Я о брате думал, о нашем несходстве.
— Вы очень похожи.
— Только у меня-это, — Керрис шевельнул обрубком, готовый вот-вот расплакаться. — Он-шири. У него есть Сефер, свой дом, все вы… — Он осекся, испугавшись, что его услышит не только Элли.
— Ты не знал любви?
Керрису вспомнилась Кили, ворочающаяся в грязных простынях в прачечной Торнора.
— Двое дарили мне любовь. Одна из любопытства, — он с болью подумал о Тридже, — другой из жалости. Старик и старуха-самые близкие мне люди во все время в Торноре.
— Я буду любить тебя.
В это невозможно было поверить. Она хочет посмеяться над ним или говорит не о том. Удары сердца грохотали в нем.
— Не из жалости?
— Нет. — Свет лампы золотил ее волосы. — Ты мне нравишься. Пусть у тебя нет руки, зато все остальное при тебе. — Элли расхохоталась, обнаружив другой смысл в своей фразе. Смеялась, а глаза были серьезны и глубоки.
— Шири выбирают пару среди шири. — Керрис в себя прийти не мог. — Риньярд-Дженси, Кел-Айлин…
— Ты с нами.
— Но не один из вас. Мы встретились по воле Кела. — Он задыхался. Пальцы Элли коснулись руки.
— Знаешь, стоит тебе посмотреть на брата, и все твои думы читаются на твоем лице. Поверь, я хочу быть твоей возлюбленной и другом, и совсем не из жалости. — Она обжигала его прикосновением пальцев, а Керрис знал, что услышит в следующее мгновение. — Но ты совсем этого не хочешь.
Тело его горело, а мысли, ясные и прохладные, как вода в реке, свободно текли: я не ведал любви, но кого люблю я? Нет, не будет у меня ничего. Разделить мою любовь могут обычные люди, как эта девушка, а я влюблен в недостижимую мечту. Кто может с ней сравниться? С того самого дня, когда Морвен объявил, что на площадку мне не ходить, Кел владел моими мыслями. Эти мечты пробудили мой дар, так страстно хотелось соединиться с ним… Керрис с трудом разлепил губы:
— Это смешно, наверное…
— Керрис. — Элли стиснула его руку что было силы. — Почему ты таишься? Ты дорог Келу. Так признайся ему.
Она что, рехнулась? Он молча глянул в потолок.
Элли передернула плечами.
— Сефер знает, что у Кела он не единственный. И ничего. А что он поделает? Ему можно, а другим нельзя?
Эриллард поднялся и погасил вторую лампу.
— Все так думают?
— Не знаю. — Элли снова дернула плечом.
— А Кел?
— Я не знаю. — Она облизывала указательный палец.
Керрис догадался, как можно узнать. Сознание было выпущено наружу-брат совсем недалеко…
Он почти сразу столкнулся с неодолимым мысленным барьером. Из-за него прозвучало предупреждение. Керрис был вынужден убраться. Сигнал посылал не Кел. В теле осталось легкое покалывание. Так было, когда Сефер стал смотреть на него в роще возле Танджо. Сефер все знает. И за это Керрис его возненавидел.
— Элли, ты расскажешь Келу?
Девушка зажала смоченными слюной пальцами кончик фитиля, загасив последний источник света в комнате.
— Не стану, если ты так хочешь.
— Разве у шири могут быть секреты друг от друга?
— Я умею хранить молчание, — сказала она с холодной вежливостью.
Керрису стало неловко за свои подозрения. Элли так хотела помочь ему.
— Прости.
Она кивнула. В молчании смотрели двое, как лунный свет сочится в окно. Снаружи пели цикады, вскрикивали ночные птицы, вдалеке тявкала лисица. Скрип половицы над головой ударил по возбужденным нервам. Не нужен я ему, подумал Керрис, но вспомнил, как Элли сказала: «Ты дорог Келу».
Элли встала, сбросила золотистое платье и нырнула в постель.
— У тебя нет другого выхода, — прошептала она. — Скажи ему.
— Не могу.
— И не откладывай, — добавила Элли тоном, не терпящим возражений. — Сейчас он не знает, но это пока. Твое лицо расскажет за тебя. — В темноте рука Элли отыскала его ладонь и пожала. — Помни, он видит сущность и он-шири.
— Я сознаю это.
Она убрала руку. Лунный луч добрался до постели и серебрился на коже. Элли еще что-то сказала, но он не разобрал слов.
— Что?
Элли оторвала голову от подушки.
— И Кел знает, кто ты. Он же не слепец.
Из-за оконной рамы показался краешек лунного диска. Керрис отодвинулся в тень.
ГЛАВА VII
Его разбудили звонкие птичьи трели. Голуби в Торноре не умели петь, они ворковали под кровлями и на карнизах. Под голубиные речи хорошо спалось. Впрочем, южные пернатые певуньи именно так влияли на шири. Керрис не стал никого будить, натянул штаны и рубаху и пошел в сад. Ступни погружались в густую росистую траву. Знакомая красная птаха перелетала с куста на куст, сверкая в солнечных лучах.
Керрис вспомнил о предстоящем визите к дяде и, не дожидаясь, пока поднимутся остальные, решил его нанести. Пошел в дом, свернул постель и сунул в сверток кинжал, подаренный Жозеном. Потом обулся и вышел. Не хотелось встречаться с братом и Сефером. Нужно было обдумать ночной разговор без помех. На окно наверху он не стал смотреть. Как это Элли говорила: «Он не слепой, знает, кто ты».
Керрис взялся за подбородок-приличная щетина отросла, надо бы побриться. И все же, кто он такой? Калека, писарь, а может, колдун?
Неподалеку от площадки ему встретилась птица совсем неожиданной окраски: вся голубая с черными полосками на крыльях. Макушка колонны Хранителя блестела на солнце. Увидев колодец, Керрис вспомнил, что не умывался, и свернул с дороги. Ополоснув лицо, поднял голову и встретился взглядом с женщиной в зеленом с золотом одеянии. Седые волосы были густы, как белая овечья шерсть. Лицо покрывала сетка морщин.
— Пусть мир и ши пребудут с тобой.
— Того же и вам, — ответил Керрис. В той стороне котловины, куда вчера показывал Кел, он пытался отыскать знакомые очертания. — Где тут усадьба Ардита, не подскажете?
Крепкой рукой она за плечо повернула его к востоку.
— Видишь те березы, а рядом крыша над домом Ардита, самая островерхая в округе.
— Благодарю.
— Доброго пути. — Морщинки побежали по бледно-розовому лицу-женщина улыбнулась, взглянув живыми темными глазами. — Мои пальцы уже не так послушны. Набери мне воды.
— Сейчас. — Свесился в колодец, зачерпнул и подал ведро старухе.
Держась указанной дороги, он вышел в поля. На луговине уже паслись коровы. Границы земельных наделов отмечали ряды деревьев-сосны, березы, кипарисы. Немало полей было скошено-озимую пшеницу успели обмолотить и ссыпать в амбары. На нескошенных полях качались созревающие колосья-их час тоже недалек.
В котловину верхом на пестрой лошади спускалась женщина. Возле седла поблескивало что-то, но оружие это или мирное сельское орудие-трудно было сказать наверняка.
Из города цель его путешествия казалась значительно ближе. Керрис полез вверх по склону. Перебрался через ручеек, впадающий в прозрачный пруд. В глубине воды мелькали стайки красноперых рыб. После стольких дней он впервые оказался вдали от людей и наслаждался одиночеством. И кинжал по ноге не колотился. От густой смеси запахов, мокрой земли, навоза и хвои хотелось чихать. Жирная земля липла к подошвам. Среди деревьев он заметил пятнистую олениху с двумя детенышами. Оленята переступали на ножках, не толще куриных косточек. Появление человека вспугнуло мать, и только белый хвостик мелькнул в чаще. Малыши скакнули за ним.
Все это-моя родина. Он никак не мог приучить себя к такой мысли, сколько об этом ни думал.
К Керрису приближался человек в соломенной шляпе, вроде тех, что носят крестьянки Галбарета. В веревочной сетке прохожий тащил живых кроликов.
— Я ищу имение Ардита.
— А нашел его самого, — добродушно ответил человек и приподнял шляпу. — Я-Ардит. — Под шляпой оказались густые каштановые волосы. За поясом торчали руковицы грубой кожи. Глаза у Ардита были светло-карие, как горный гранит. — Ты-Керрис, сын Элис. Мы знали, что Кел привез тебя, и ждали к себе вчера вечером. Дети видели тебя на площадке. — Он махнул рукой, приглашая. — Входи. — За ним невдалеке стоял дом с островерхой крышей. — Лиа тебе обрадуется.