В семнадцать лет Льюк женился на Марте Грин, живой девятнадцатилетней файеттской девушке. Молодожены построили себе небольшой домик на земле, принадлежащей отцу Марты, – на другом конце Файетта, по ту сторону от Развилки, – и в течение первых трех лет обзавелись уже двумя детьми.

Гарриет, так и не примирившаяся с возвращением Эммелины, вышла замуж шестнадцатилетней, год спустя после свадьбы Льюка. За время отсутствия Эммелины она таки не стала по-настоящему близкой матери, хотя сама этого не понимала. Ей было в то время одиннадцать и двенадцать лет, и она совершенно не разбиралась в тайнах чужой души. Когда Эммелина вернулась, стоило Гарриет увидеть, как они с матерью разговаривают вдвоем, ей начинало казаться, что старшая сестра лишила ее законного места и вытолкнула на холод. Замуж она вышла за Уинтропа Брэдли, ровесника Эммелины и сына хозяев файеттской лавки.

Сара побаивалась, что юный Брэдли еще недостаточно взрослый и вряд ли станет жене опорой, но поделилась опасениями лишь с Эммелиной, а Гарриет не сказала ни слова. В день свадьбы Гарриет выглядела бесконечно счастливой. Эммелина без труда выдержала это зрелище и даже радовалась за нее, так же как радовалась и тому, что можно будет не наблюдать теперь ежедневно вечного и неизбывного недовольства Гарриет. Но когда Гарриет, после свадьбы не часто захаживавшая в родительский дом, забеременев, снова стала являться чуть ли не каждый день, сносить это стало безумно трудно.

И как Эммелина ни принуждала себя терпеть, нередко сил не хватало, и она уходила из дома, бродила в лесу или возле пруда, а в плохую погоду шла навестить Рейчел Пул, свою подружку и единственную в Файетте ровесницу. Когда-то, до отъезда Эммелины в Лоуэлл, они почти не общались, но теперь, увидев друг друга в церкви, быстро сдружились. Одной из причин, почему Эммелине так нравилось в просторном доме Пулов, было то, что и Рейчел, и ее младшая сестра Персис имели отдельные комнаты. Но куда большим основанием для дружбы являлось принятое всеми тремя девушками решение никогда не выходить замуж. Миссис Пул умерла при рождении Персис, и сестры поклялись друг другу – никому, кроме Эммелины, о своей клятве не рассказывая, – остаться незамужними, чтобы не подвергать себя риску разделить судьбу матери.

Рейчел вышучивала молодых людей, пытавшихся за ней ухаживать. Критиковала их вид, манеру вести себя в церкви и вообще все, что давало малейший повод. Персис и Эммелина охотно смеялись с ней вместе, но сами держались иначе. Персис была моложе и мягче сестры и не испытывала еще желания осаживать возможных ухажеров, а Эммелина была настолько равнодушна ко всем этим парням, что едва замечала их, даже когда они были рядом. На просьбы проводить ее из церкви она, не задумываясь, отвечала, что идет с братьями и сестрами, – была глубоко уверена, что этим все сказано. По словам Гарриет, она прослыла уже чересчур задирающей нос, и даже Рейчел иногда сердилась, слушая, как Эммелина в очередной раз отказывается отправиться на танцы в Ливермол Фолс. Но Эммелина словно боялась хоть ненадолго отлучиться из Файетта – в ней жило странное чувство, что нужно всегда быть на месте на случай, если кто-нибудь вдруг к ней приедет. Рейчел и Персис, побывав в Ливермоле, сравнивали тамошних парней с файеттскими и приходили к нелестным для обеих сторон выводам. А нигде не бывавшую Эммелину совсем не тянуло к злословию.

Она регулярно ходила в церковь, но делала это с другим настроением, чем прежде. Пастор Эванс скончался через год после ее возвращения домой, его преемник вроде бы вполне достойно справлялся со своими обязанностями, но был не тем человеком, которому она доверилась бы, даже и до поездки в Лоуэлл. Как и прежде, она много читала Библию, но находила в ней не утешение, а скорее пищу для размышлений. Другие книги были почти недоступны в Файетте, да, по правде сказать, ей в это время и не хотелось читать романы. Ведь в них чаще всего речь шла о любви, а ее не интересовала любовь. И она твердо знала, что никогда больше не влюбится.

По мере того как братья и сестры, женясь и выходя замуж, уходили из отчего дома, у Эммелины, так же как и у родителей, крепло безмолвное ощущение, что она навсегда останется с ними.

В 1848 году женился в возрасте двадцати лет Эндрю, в 1850-м – вышла замуж восемнадцатилетняя Розанна, в 1851-м – семнадцатилетняя Ребекка. Эммелине исполнилось двадцать пять лет. После замужества Ребекки в родительском доме, кроме нее, остались лишь трое младших мальчиков.

Эндрю построил себе дом на краю мошеровского участка (на вершине холма) и собирался с отцовской помощью прикупить еще два акра земли, прилегавших к ферме. Такое расширение угодий дало бы возможность завести несколько голов скота. Отцу нравилась эта затея, и он с удовольствием рассуждал о том времени, когда они будут владельцами стада да и прикупят земли. Отцу исполнилось пятьдесят восемь, но он мог померяться силами с человеком, по возрасту годным ему в сыновья. Ведя вместе с Эндрю хозяйство на ферме, он продолжал работать и на лесопилке, которая после смерти старого Левона Фентона перешла к его сыну Саймону. Саймон был лет на пятнадцать—двадцать моложе отца Эммелины, но пользовался уважением и любовью всех жителей в округе. Когда в 1852 году жена Саймона скоропостижно скончалась и он, потрясенный случившимся, надолго отошел от дел и занимался только детьми, Генри Мошер взял на себя управление лесопильней, и после этого, несмотря на солидную разницу в возрасте, они стали большими друзьями.

В тот год Абрахаму было шестнадцать, Джосайе четырнадцать, а малютке Уильяму – тринадцать. Эта троица составляла как бы отдельную семью. Все они были гораздо ближе друг к другу, чем к шедшим перед ними по возрасту Розанне и Ребекке, тоже, в свою очередь, образовавшим пару. Гарриет попыталась было влиять на эту семью в семье, и в ответ мальчики дружно ее избегали, а к другим старшим братьям и сестрам попросту относились как ко взрослым.

Они уже совершенно не помнили те времена, когда семья чуть ли не голодала. Сознательное детство и отрочество прошло в достатке, в приятной атмосфере быстро растущего и процветающего, хотя и не теряющего уютной провинциальности и живописности городка. При этом мир для них никак не ограничивался Файеттом – к старшим детям это чувство пришло поздно, а кое к кому не пришло никогда. Трое младших были послушными сыновьями, работали добросовестно на ферме, но, как только смогли, подыскали себе занятие и вне дома: Абрахам устроился на мукомольне, Джосайя, а потом и Уильям стали работать в мастерских на Развилке. И каждый из них был не прочь при случае отправиться в другой город. Джосайя, обладавший самым беспокойным нравом, добрался как-то аж до Конкорда в штате Нью-Гемпшир, получив место возницы, обслуживающего Кузский тракт.

С 1849 по 1859 год Джейн Мошер, жена Эндрю, родила четверых – сначала девочку, вслед за ней мальчика, потом еще девочку и еще мальчика. Так получилось, что Эммелина сошлась с Джейн гораздо ближе, чем с другими невестками или зятьями, и, возясь с ее малышами, впервые не чувствовала себя чудовищно обделенной потерей собственного ребенка. Со своей тетей Эммелиной дети Эндрю и Джейн проводили чуть ли не столько же времени, сколько в собственном доме. Когда они подросли и могли уже не только слушать разные рассказы, но и учиться по-настоящему, она с удовольствием занялась с ними правописанием и арифметикой и была их единственной учительницей, так как родители рассудили, что незачем тратиться на одежду и книжки для школы, если их дети ничуть не хуже выучатся всему необходимому, спустившись всего на несколько шагов и оказавшись у Эммелины.

Приходя к Эммелине, дети, естественно, приходили и к бабушке, но мало общались с ней. С годами Сара Мошер как-то странно изменилась, и внукам и в голову не приходило искать у нее внимания и заботы.

В 1859 году, когда Эммелине исполнилось тридцать три, матери было всего пятьдесят, а отцу – шестьдесят шесть, но, глядя на них, легко можно было предположить, что не он, а она достигла уже преклонного возраста. И дело было не столько в белых как лунь волосах и глубоких морщинах – морщины избороздили и лицо ее мужа, – сколько во внутреннем ее облике: что-то ушло безвозвратно из души Сары Мошер. Это случилось не в одночасье, процесс шел медленно и занял годы. В течение этих неспешно протекших лет она утеряла ту крепость духа, которая в прежние времена поддерживала всю семью. Она никогда не была особенно разговорчивой, но прежде было понятно: она думает о членах своей семьи и четко знает, что для кого хорошо и кому что нужно. Теперь же мысли ее, как и ее душа, витали где-то далеко. Походы в церковь были единственным, что доставляло ей удовольствие, независимо от того, каков пастор и есть ли ему что сказать прихожанам. Возвращаясь из церкви, она вся словно светилась, но и оживление, и радость гасли с заходом солнца.