Дом мистера Уайтхеда, с виду небольшой, квадратный, кирпичный и не такой богатый, как особняк Магвайров, стоял на углу улицы, занятой фабричными корпусами. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что он не так уж и мал и уютен. Принадлежавший дому просторный участок обнесен был деревянной оградой. Мистер Уайтхед провел Эммелину на кухню, где у плиты стояла высокая, почти с него ростом женщина и что-то спокойно помешивала в огромном котле, до края которого матери Эммелины было бы, вероятно, даже не дотянуться. В отличие от миссис Басс, миссис Уайтхед была не столько крупной, сколько крепко сбитой. Платье – чуть ли не домотканое, во всяком случае, из очень простой материи.

– Знакомься, Филомена. Это Эммелина Мошер. Она уже несколько недель у нас в шлихтовальной, а сегодня с чего-то повесила нос. Наверно, скучает по дому, и я привел ее к нам поужинать.

Миссис Уайтхед просто и спокойно поздоровалась, чем очень обрадовала Эммелину. Такая манера была ей сейчас приятнее любых сочувственных слов. Мистер Уайтхед вышел из кухни, оставив ее с женой и дочками, Гейл и Эми. Девочки, помогавшие матери в стряпне, были примерно ее ровесницы, приятные и дружелюбные, почти такие же высокие, как мать, и очень хорошенькие. Они тут же стали расспрашивать Эммелину о ее доме, о пансионе, о фабрике. Младшая из сестер, Эми, была на год старше Эммелины, окончила уже школу и очень хотела пойти работать на фабрику. Но родители не позволяли. Слушая, как она с жаром объясняет, что, безусловно, справится с работой, Эммелина невольно вспомнила Флорину. Эми решительно не представляла себе, каково это – встать на рабочее место еще до света и уйти с фабрики, когда уже темно; провести целый день на ногах, да к тому же и вдыхать удушливый, сладковатый запах крахмала, от которого разве что наизнанку не выворачивает. Ей виделась только приятная сторона дела – возможность вырваться из дома и получать при этом массу впечатлений. Эммелине было четырнадцать, Эми – пятнадцать. Глядя на нее, Эммелина почувствовала себя усталой и старой. Мысли снова и снова возвращались к Флорине, хотя перед тем она долго не вспоминала ее. Что же с ней все-таки стало? – думала Эммелина, в то время как Эми и Гейл болтали, перескакивая с предмета на предмет и изо всех сил стараясь, чтобы Эммелина почувствовала себя как дома. Хотя теперь это было уже совершенно бессмысленно – слишком поздно!

Слишком поздно, упорно крутилось в мозгу, но что это значит, она не совсем понимала. Слишком поздно теперь для Флорины, где бы она ни нашла приют. Ничто уже не поможет бедняжке, оказавшейся – в ее возрасте – с тремя малолетними на руках. И как только она могла забыть о ней так надолго? Этим и страшен Лоуэлл. Никто ни о ком не думает. Ты как в пустыне, хотя вокруг сотни людей. А единственный человек в мире, который по-настоящему нужен, проводит целые дни отделенный всего лишь пролетом лестницы, но ничего не знает или – еще того хуже – не хочет знать о тебе. Эта мысль вызвала у нее паническое состояние, с которым было уже не совладать. Притворившись, что ей нужно выйти, она, как могла, попыталась успокоиться: прошла за угол и там, прислонившись к стене и зная, что ее ниоткуда не видно, подняла голову к небу. Погода была слишком холодной для апреля, но она этого просто не замечала. А кроме того, уже довольно давно, с тех пор, пожалуй, как она перешла в шлихтовальную, холод не досаждал ей, наоборот, был приятен. Там и здесь еще лежал снег. Не будь он грязным, она зачерпнула бы его в обе ладони, прижала к щекам. А очутись она сейчас в лесу, в Файетте, стянула бы с себя платье. Оно такое тесное, так жмет.

Какая-то мысль неотвязно преследовала ее и не давала покоя. Может, она была связана с Флориной, а может быть, с беспокойством по поводу миссис Басс? Напрягшись, Эммелина вдруг почти поняла, что, кроме долга перед семьей, заставляет мистера Магвайра так тщательно избегать ее.

Да он от нее прячется – это сделалось вдруг пронзительно ясно.

Должно быть, он сердится на нее. Ведь если бы у семьи изменились вдруг планы и они отказались от поездки в Бостон или случилось что-то другое, из-за чего нельзя увидеться, он так и сказал бы. Ей нужно было услышать хотя бы какие-то несколько слов, в конце концов, вот уже много недель она жила одной только надеждой. Ей было физически тяжело в шлихтовальной, чудовищно одиноко из-за того, что не с кем поделиться тайной, но так или иначе она справлялась. Надежды ей достаточно. Но без надежды… без надежды…

Она устало побрела к дому. Почти вся семья сидела уже за большим кухонным столом. Теперь здесь были и мальчики. Не мальчики, а скорее красивые рослые юноши. Один из них был уже мастером в ремонтной, работал в корпорации «Мерримак». Эммелину усадили рядом с ним, и он сделал попытку-другую вовлечь ее в разговор, но она слишком стеснялась: чувствовала, что правильнее всего, по возможности, вежливо уклониться от любых ответов на вопросы о себе, и была слишком занята своими мыслями, чтобы самой о чем-либо расспрашивать.

Когда после ужина – женская часть семьи расположилась в гостиной у камелька, а она сидела позади всех, отодвинувшись, сколько могла, от огня, – раздался громкий стук в дверь, Эммелина даже не удивилась. Миссис Уайтхед пошла открывать, и почти сразу в комнату долетел пронзительный крик миссис Басс.

– Прошу прощения, Филомена, но я очень беспокоюсь об одной из живущих у меня девушек. Она работает у Ричарда, сегодня не пришла к ужину, и это уже не в первый раз.

Что за ложь! А может быть, правда? Эммелина ни в чем уже не была уверена. Сердце билось, как сумасшедшее. Гейл и Эми, посмотрев друг на друга, а потом на Эммелину, весело захихикали, предвкушая, как сейчас сядет в лужу эта противная миссис Басс.

Слышно было, как миссис Уайтхед пригласила нежданную посетительницу пройти в гостиную. Пожалуй, и ей приятна была перспектива привести в замешательство эту настырную крикунью. Мистер Уайтхед с сыновьями куда-то отправились сразу же после ужина, девушки вышивали. Ни прялок, ни приспособлений для ткачества в доме не было.

– Я ходила к Магвайрам, потому что уверена: именно он тут… – и миссис Басс не докончила фразу, многозначительно замолчав. Обе женщины были уже на пороге гостиной. – Переговорила с Айвори. Стивен, оказывается, на поминках в Эйкре, там умер кто-то из детей его брата. А я и понятия не имела. Я ведь не знаюсь ни с кем из тамошних…

Так вот, значит, в чем дело! Значит, была все же причина, по которой он не давал о себе знать!

– А девушку, о которой я говорю, зовут Эммелина Мошер. Она сейчас работает в шлихтовальной, у Ричарда, – продолжала миссис Басс, войдя уже в комнату вместе с миссис Уайтхед, но стоя спиной к Эммелине. Держалась и говорила она не совсем так, как в пансионе. Тон был по-прежнему властным, но она как бы извинялась за эту властность и всеми силами старалась быть приятной.

– А Эммелина здесь. Поужинала сегодня с нами, – откликнулась миссис Уайтхед. – Все в порядке, хотя, конечно, ей нужно было зайти к вам, предупредить.

Миссис Басс онемела. Потом вдруг крутанулась на месте с такой решительностью, словно все время знала, что враг совсем близко, но только не понимала, где именно. Лицо ее моментально побагровело и просто перекосилось от ненависти. Эммелина хотела вежливо извиниться, но слова так и застряли в горле. Выражение лица миссис Басс словно ввергло ее в столбняк.

– Сегодня-то она здесь, а в другие разы где была? Миссис Басс не проговорила, а прошипела эти слова. На миг показалось, что женщина вдруг исчезла, сверхъестественным образом превратившись в огромную черную змею. Змея стремительно скользнула между грядками на их файеттском огороде и с напоенным ядом раздвоенным языком метнулась навстречу Эммелине.

Миссис Уайтхед быстро сказала что-то дочерям, и они вышли из комнаты. Дверь за ними закрылась, и Эммелина невольно встала. Почудилось: город окружен забором и ее заперли, заперли со змеей. В поисках выхода взгляд скользнул к окнам. Но нет, они слишком малы, да к тому же змея обовьется вокруг нее прежде, чем она к ним доберется. – А это что?