Но сделанное было сделано. Флот турецкий был разбит, потоплен, сожжен. Сила России возбудила у турок злую досаду, в Европе — опасение. Севастополь был окружен и с суши и с моря, Нахимов в одном только мог поклясться, что не покинет осажденный город, пока хоть один защитник сражается на его бастионах. И вообще не уйдет живым, предпочел бы умереть на Малаховом кургане.

Что же касается благополучного для русских исхода, о нем не приходилось мечтать: слишком велики были навалившиеся силы.

Победа над турками при Синопе была последней победой парусного флота. Нахимов завидовал адмиралу Ушакову, Сенявину, Лазареву. Те умерли раньше выпестованного ими флота. Их усилиями Россия превратилась в первостатейную морскую державу. Флот стал гордостью государства, и никто, казалось, не мог предвосхитить печальных дней 1854 года.

Когда намечалось в центре города на холме строительство собора, подземная часть его была задумала усыпальницей. По старшинству, первое место в склепе уготовано было Лазареву, много сделавшему для флота, обустроившему город. Лазарев умер далеко от Севастополя, но тело его перевезли в этот, первейшей славы, русский город и похоронили в еще незаконченном соборе. Там же у ног своего командира уже лежал Корнилов, погибший в первые дни обороны. Третье место ждало Нахимова.

И говорили: Нахимов ищет смерти. Но от пуль — заговорен. Некоторые, из особо преданных адмиралу, утверждали, будто сами видели: пуля, явно предназначенная Нахимову, вдруг в воздухе — и видимо глазу! — меняла свой маршрут. Одни говорили — другие верили. А как не верить? Ведь стоял же и в самом деле Нахимов на Малаховом в полный рост. Адмиральская, хорошо различимая форма была на нем, а пули летали, будто пчелы в первое летнее тепло. И что же? А ничего! Народ вокруг него — как косой косит, а он на каждого, в кого пуля вошла или осколок, только оглянется, и такая боль в глазах... Поменяться бы жребием, особенно с молоденькими, но не берет пуля! Значит, нужен городу Нахимов! Кто, так же как адмирал, позаботится о провианте, о фураже и порохе, которых с каждым днем не хватает все больше и больше? Кто станет писать письма всем матерям погибших в Севастополе молоденьких офицеров? Кто позаботится о матросских вдовах и сиротах, если погибнет Нахимов?

...И вот уже убит и Владимир Иванович Истомин и его захоронили в склепе Владимирского собора в месте, которое адмирал Нахимов отвел для себя.

...Неровным пламенем коптила лампа, по углам комнаты сгущалась темнота. Низко нагнув сутулые плечи над столом, Нахимов писал вдове адмирала Лазарева: «Лучшая надежда, о которой я со дня смерти адмирала мечтал, — последнее место в склепе подле драгоценного мне гроба, я уступил Владимиру Ивановичу! Нежная отеческая привязанность к нему покойного адмирала, дружба и доверенность Владимира Алексеевича Корнилова, и наконец, поведение его, достойное нашего наставника и руководителя, решили меня на эту жертву... Впрочем, надежда меня не покидает принадлежать этой возвышенной семье: друзья-сослуживцы в случае моей смерти, конечно, не откажутся положить меня в могилу, которую расположение их найдет средство сблизить с останками образова-теля нашего сословия...»

25 июня 1855 года Нахимов, в который раз уже, встречал день на Малаховом кургане. Его просили уйти в укрытие. Обычно в таких случаях он отвечал, как отмахивался: «Не всякая пуля в лоб». А в этот раз произнес задумчиво: «Как ловко однако стреляют»... И тут же упал, смертельно раненный в голову.

Гроб Нахимова в доме возле Графской пристани был окружен морем людей, пришедших проститься с тем, кто для них олицетворял дух обороны. Гроб Нахимова стоял как раз на том столе, на котором Павел Степанович имел обыкновение писать письма семьям погибших молодых своих товарищей, и был покрыт несколькими пробитыми в боях флагами.

От дома до самой церкви стояли в два ряда защитники Севастополя, взяв ружья на караул. Огромная толпа сопровождала прах героя. Никто не боялся ни вражеской картечи, ни артиллерийского обстрела. Да и не стреляли ни французы, ни англичане. Лазутчики, безусловно, доложили им, в чем дело. В те времена умели ценить отвагу и благородное рвение хотя бы и со стороны противника.

Грянула военная музыка полный поход, грянули прощальные салюты пушек, корабли приспустили флаги до половины мачт.

И вдруг кто-то заметил: флаги ползут вниз и на кораблях противника! А другой, выхватив подзорную трубу из рук замешкавшегося матроса, увидел: офицеры-англичане, сбившись в кучу на палубе, сняли фуражки, склонили головы...

Тело Нахимова опустили подле гробов его товарищей в склепе собора Владимира.

В Севастополе на площади у Графской пристани установлен памятник Павлу Степановичу Нахимову — герою-флотоводцу, герою обороны Севастополя.

Положение Севастополя с каждым днем ухудшалось. Русское правительство не могло обеспечить его защитников необходимым количеством вооружения, боеприпасов, продовольствия.

В ходе боевых действий под Севастополем все более возрастала роль навесного (мортирного) огня, однако мортир в России производилось мало. Если в октябре 1854 году севастопольцы имели 5 мортир, а союзники — 18, то в августе 1855 года соответственно — 69 и 260. Не хватало пороха, боеприпасов было так мало, что командование издало приказ: на пятьдесят выстрелов противника отвечать пятью.

Отрицательно сказывалось на всей военной кампании, в частности на обороне Севастополя, бездорожье. Оно тормозило доставку защитникам города боеприпасов и продовольствия, задерживало прибытие пополнений. Ряды защитников Севастополя таяли.

После упорных боев в мае — июне на некоторое время в районе Севастополя установилось затишье. Союзники готовились к новому штурму города.

Генерал М. Д. Горчаков, сменивший А. С. Меншикова на посту главнокомандующего русской армией в Крыму, после длительных колебаний и проволочек сделал попытку перейти в наступление против англо-французских войск, но 4 (16) августа 1855 года потерпел поражение в районе реки Черной.

5 (17) августа 1855 года противник начал подготовку к новому штурму Севастополя массированной бомбардировкой, продолжавшейся до 24 августа (5 сентября).

Всего было выпущено около 200 тыс. снарядов. В результате этого обстрела город был почти полностью разрушен, в нем не осталось ни одного целого дома. 24 августа (5 сентября) союзники начали генеральное наступление, направив главный удар на Малахов курган. Но защитники отбили атаку. 27 августа (8 сентября) 60-тысячное союзническое войско начало штурм Малахова кургана и города. Ценой больших потерь врагу удалось захватить Малахов курган, что и решило исход обороны Севастополя.

28 августа (9 сентября) гарнизоны города, его защитники, уничтожив батареи, пороховые погреба и потопив часть оставшихся кораблей, переправились на Северную сторону. 30 августа (11 сентября) были потоплены последние корабли Черноморского флота. В этот же день Александр II, вступивший на престол, отдал приказ о прекращении обороны Севастополя. Однако оборона Северной стороны города продолжалась до перемирия, подписанного 17(29) февраля 1856 года, т. е. еще 174 дня после того как была оставлена Южная сторона.

Героическая оборона Севастополя — эпопея ратного подвига народных масс, защищавших свое Отечество. «Мы ожидали легких побед, — отмечала английская газета «Таймс», — а нашли сопротивление, превосходящее все доселе известное в истории».

18 (30 марта) 1856 года в Париже был подписан мирный договор, по которому России запрещалось иметь военный флот и базы на Черном море и строить на его побережье укрепления. Тем самым южные границы России становились открытыми.

В результате военных действий Крымскому полуострову был нанесен значительный ущерб. Особенно пострадали земли, на которых происходили военные действия: Евпаторийский, Перекопский и большая часть Симферопольского уездов; города: Севастополь, Керчь, Ялта. Значительно пострадало хозяйство Крыма, а также культурные и исторические памятники.