И тут я наткнулся на документ, незадолго до того заверенный нотариусом и скрепленный особой печатью зеленого сургуча, которой пользуются только лондонский шериф и его подчиненные. Мой отец не раз указывал мне на эту печать. Бумага, разумеется, вовсе не старинная. В ней речь шла о недвижимости на Найтрайдер-стрит; как явствовало из текста, всего за два года до моего появления у миссис Страффорд ее муж приобрел там жилье за 235 фунтов стерлингов. Выйдя в прихожую, я позвал миссис Страффорд, и она тут же спустилась ко мне.

— Нашли что-нибудь интересное, мистер Айрленд?

— Кажется, нашел, миссис Страффорд. Позвольте, я покажу вам этот документ. Вы его раньше видели?

— Нет, не видела.

— В таком случае знайте: теперь вы — обладательница нового дома.

— Мой муж никогда даже не упоминал о нем. О чем он только думал? На Найтрайдер-стрит? Это недалеко от собора Святого Павла, не так ли? Приобретение наверняка не дешевое. — Она вопросительно посмотрела на меня, но я в этих делах ничего не смыслю. — Надо не мешкая поехать взглянуть.

Мы остановили закрытый фаэтон. Я-то предпочитаю ездить в кабриолете. В фаэтонах вечно пахнет лежалой соломой, верно? Но ничего другого нам не подвернулось. В Холборне мы ненадолго застряли: какой-то мальчишка попал под колеса экипажа; потом двинулись на восток, на Найтрайдер-стрит. Вам эта улица знакома, мисс Лэм? Она идет полукругом, словно стена римского амфитеатра.

Не успел я заплатить вознице, как миссис Страффорд выскочила из фаэтона. От нетерпения она даже прошла мимо дома. Я окликнул ее, и мы с минуту постояли на улице. День был сумрачный, за окном горела свеча. Вот неожиданность. А вдруг Страффорд, которого все считают покойником, живет себе здесь и в ус не дует, подумал я, холодея; судя по ужасу, выразившемуся на лице миссис Страффорд, ей пришла в голову та же мысль. Но, усилием воли собрав все свое мужество, она поднялась по ступенькам к парадной двери. Я обратил внимание, что впервые вижу эту даму без перчаток. Странно, правда? И тут невидимая рука за окном убрала свечу. Мы ждали с нарастающим нетерпением; наконец дверь отворилась, перед нами стояла старуха, согбенная какой-то тяжкой болезнью.

— Нету никого дома, — сказала она.

К моему изумлению, миссис Страффорд прошла мимо нее в прихожую и крикнула:

— Спускайся! Спускайся вниз!

— Мистер Страффорд сюда больше не ездют.

Миссис Страффорд хотела уже подняться по лестнице на второй этаж, но, услышав эти слова, обернулась:

— Что-что?

— Они уж месяцев восемь как тут не бывали. А мне за целых два месяца не плачено.

— Вы, наверно, экономка?

— Ага, была, только мне не платют.

— Это мы уладим. — Мне было ясно, что миссис Страффорд мешкать не любит. — Сколько мой муж задолжал вам?

Если старуха и была удивлена внезапным появлением миссис Страффорд, она ничем своих чувств не выказала.

— Шешдесят шиллингов. По семь шиллингов шесть пенсов в неделю.

— Надеюсь, вы не против получить бумажными купюрами? — Миссис Страффорд вынула из ридикюля три фунтовые банкноты. — Они ничем не хуже монет.

Женщины заговорили о чем-то еще, а я сгорал от любопытства: что там, в этом старом доме? Я, мисс Лэм, обожаю всяческие следы былого. Прямо за лестницей находилась кладовая; уже с порога я ощутил едва слышный запах старинных бумаг, который бодрит меня лучше любых лекарственных трав. Разве можно сравнить благоухание цветка с восхитительным запахом пыльного, никогда не проветриваемого помещения? В углу комнаты стояла массивная деревянная конторка. Я открыл ее и обнаружил пачки документов — отдельные листы, листы, сложенные стопками, листы, связанные бечевкой…

Вдруг за моей спиной возникла миссис Страффорд:

— Как?! Еще бумаги? О, господи, мой муж в них просто погряз.

— Вероятно, их в доме полным-полно. Что я могу?..

— Что вы можете с ними сделать? Можете взять их себе, мистер Айрленд. Вы нашли мне этот дом. Так возьмите себе бумаги.

С минуту я размышлял, тупо глядя сквозь закопченное окно на маленький мощеный дворик.

— Нет, это было бы нечестно. Давайте договоримся иначе. Если я нахожу что-либо, представляющее ценность для меня, но не для вас, я оставляю этот документ себе.

— Согласна.

— Так легко соглашаетесь?

— С тем, что вам никогда не принадлежало, расставаться ведь легко. Вот вам ключи домоправительницы от всех комнат, мистер Айрленд. Когда вы закончите работу, дом пойдет с молотка.

На следующее утро, сказав отцу, что иду на Боулейн осматривать библиотеку одного джентльмена, я вернулся на Найтрайдер-стрит. Я уже вам говорил: мне не хотелось даже словом обмолвиться об этом приключении. Начав с самого верха, я тщательно обследовал комнату за комнатой. По большей части они не были обставлены, кроме комнатушки, в которой ютилась дряхлая экономка, но все же имелось несколько сундуков и ящиков, и в них я тоже обнаружил старинные бумаги. Мне стало совершенно ясно, что мистер Страффорд был страстным собирателем манускриптов. Чего только я там не нашел! И списки умерших по различным районам Англии, и длинные свитки со словами актерских ролей, и дипломатическую переписку, и даже страницы ин-фолио из старинной иллюстрированной Библии.

Если я вас утомил, мисс Лэм, пожалуйста, так и скажите. Однако лишь на второе утро я откопал там документ, подписанный Уильямом Шекспиром. Тот самый, который вам только что показал отец. Поначалу, не заметив подписи, я отложил его вместе с другими бумагами. Но что-то в нем, видимо, привлекло мое внимание. Быть может, чересчур близкое соседство «У» и «Ш». Я снова взял в руки пергаментный лист, а час спустя уже нес его в нашу книжную лавку. Лучшего подарка отцу и придумать было нельзя. А не далее как вчера я обнаружил еще и печать.

— Та женщина про печать знает? — полюбопытствовала Мэри, прежде безмолвно слушавшая Уильяма.

— Миссис Страффорд? Конечно. Правда, она не оценила печать по достоинству. Шекспир ее вообще не интересует. Ей чужда наша… увлеченность.

— Но не ее мужу.

— Я не уверен, что он скрупулезно отбирал документы; не исключаю, что просто скупал все, что ему попадалось. Мне предстоит обшарить еще много сундуков и ящиков. Я счел своим долгом рассказать отцу о бумагах Страффорда, но в подробности входить не стал. Я же его знаю. Он может проговориться.

— Как я вам завидую!

— Чему, мисс Лэм?

Никто никогда не говорил ему ничего подобного.

— У вас есть в жизни цель. Благородная цель.

— Я бы не называл это столь высокими словами.

— По-моему, они здесь более чем уместны.

— Тогда могу ли я надеяться, что буду идти к… этой цели… вместе с вами?

— Как это?

— Я бы приносил вам свои находки. Они доставляют радость отцу, доставят радость и вам.

— Правда? Вы в самом деле готовы их мне показывать?

— Разумеется. И с большой охотою. А вы, естественно, можете рассказывать о них брату.

Они уже дошли до Кэттон-стрит, но расставаться не хотелось. И Мэри зашагала с ним обратно по Хай-Холборн. Уильям Айрленд вызывал у нее необычайный интерес — так, по крайней мере, она мысленно себе говорила, — но что именно пробудило этот интерес, и сама не могла бы объяснить. Чутье подсказывало ей, что Уильям рос без матери, но по каким признакам она это поняла, тоже было загадкой. Вероятно, его излишняя горячность наводила на мысль о потаенной неуверенности в себе. Позже, в разговоре с братом, она обмолвилась о его «жалостном взгляде»; Чарльз посмеялся над ее сентиментальностью, но Мэри была уверена, что выразилась точно.

— От жалости до любви один шаг, — заметил он.

— Не говори глупости, Чарльз! — Щеки у Мэри порозовели. — Он нуждается в защите.

— От чего?

— Трудно сказать. Такое впечатление, что между ним и окружающим миром идет борьба. Он считает себя обиженной стороной и от своего не отступится.