Еще бы пояснил, о чем толкует, — подумала Стася.

Мужчина развернулся и, махнув рукой своим псам, пошел обратно в кабак. А женщину уволокли в амбар и кинули на мешки с мукой. Дверь хлопнула.

— Не понимаю, не по-ни-маю! — металась. Попытка суммировать информацию проваливалась. Хаос, бардак полнейший, в котором не нащупать и «хвост» закономерностей.

Ей мерещился Николай, мешая думать. Он все взывал: где ты? И злился от тревоги, что Стася молчит. А что ответить?

Кир бродил по амбару как живой и хмуро поглядывал на патрульную, а потом и вовсе привиделся Гоблин, давным-давно погибший Ренат. Засел в углу и чистил пистолет, исподлобья бросая взгляды на женщину.

— Ты откуда?

Неужели так худо, что мир мертвых близко к ней оказался? Намек, предупреждение?

— Я выдержу, — почти поклялась, надеясь тем от призрака избавиться. А тот приблизился и в руку пистолет сует:

— Возьми.

— Зачем? — и ясно — застрелиться. — Все не так плохо! Нет!

— Поймешь…

— Нет!! — не станет, она еще на что-то годна!

И словно из воды с самой глубины вынырнула. Огляделась, хватая воздух ртом. Рассвет — в щелки проникают солнечные лучи.

Дверь скрипнула, Стасю стащили с мешков, толкнули наружу на ослепляющий свет. Зажмурилась невольно, чуть не упала, на секунду потеряв ориентиры, координацию.

Еще один день пути.

Она хромала, пытаясь думать о происходящем, а не о том, что больно, плохо, тяжело. Но мысли путались, сознание кривилось. Цель только и не давала пасть как загнанной лошади.

А перед глазами лошадиные хвосты, отмахивающиеся от мух, спины всадников, телега и лес. Лес, лес!

За ним поле и пацаны с радостным криком бегают за бабочками, девочки плетут венки. Молодая женщина зовет дочь домой: пора пить молоко, умываться.

Парень обнимает девушку, сидя на шатком мостике у речки. Удочки прилажены, но клева нет, и он не нужен. Им вместе хорошо, а рыбалка лишь предлог.

Избушки, мазанки, дома-высотки, купольные города, друг за другом перемежаясь лесом, который, сверху посмотреть, всего лишь как граница сот. Везде покой и умиротворенность…

Стася тряхнула челкой — что ей мерещится? От жары? А тело бьет в ознобе.

— Лихорадка, — находит объяснение, но отчего-то кажется, что не права.

— Бред, блеф…

— Не правда.

Покосилась — она же рядом шагает.

— Не может быть.

— Очнись, ведь ясно все.

— Нет, не пойму…

И рухнула.

Влага, на лицо упавшая, заставила открыть глаза, а перед ними туман и очень далеко то пятно. Зовет опять и манит.

Чертовщина!

— Слаба, — чей голос?

— Не может быть, — а это «Теофил». Ее куда-то потащили и кинули.

Полет, падение и холод. Стася вмиг в себя пришла, села, стряхивая воду с лица. Вокруг бурлит река, бежит по камням, огибая гостью.

— Наигралась? — процедил «дядя», присев на корточки у прибрежного валуна. Взгляд неприятный, но не злой, скорее изучающий, пытливый.

— Что тебе надо, а? — скривилась, вытерла лицо.

— Арлан скажет. Немного осталось. Вон замок, — кивнул подбородком в сторону, за спиной Стаси. — Кончай свои игры, а то хуже будет.

— Во что же я играю, по-твоему? — повернулась, чтобы посмотреть на вотчину главного упыря этой стаи. Ничего «домишко», как гнездо на скале, и чем-то ей напоминает тот замок, что в развалинах своих погреб Рената. Но этот больше, мощнее. Высится над пиками густого, непролазного бора, манит аккуратными шпилями башенок. — Так что ответишь? — уставилась опять на «Теофила». Тот молча смотрит на нее и будто сочувствует:

— Арлан на твои уловки не купится.

— А ты купился?

— Лучше бы ты присмирела.

— Советуешь? — с трудом и скрипом поднялась.

— Как не чужой тебе.

— Ах, да, дядя. Как там тебя? — ощерилась. — Адольф, Джек-Потрошитель, Тамерлан?

— Йохан.

— Йохан. Станислава, — отвесила поклон, язвительно добавив: Имею несчастье быть похожей внешне на твою горемычную племянницу. Не удивлена уже, что та представилась самостоятельно. Понимаю, — заверила.

— Ты не настолько глупа, чтобы покончить с собой, а вот создать иллюзию ты мастерица, — поднялся и, схватив женщину за плечо куртки, вытащил на берег. — Миг пути и ты в объятьях мужа.

Прозвучало это едко.

— Чтоб ему сдохнуть, — согласилась Стася.

— Ну, это вряд ли, — хохотнул, порадовавшись. Видно, в ремарке нашел подтверждение своей правоты. Принцесса наверняка не раз ему такое говорила.

— Как я ее понимаю, — буркнула себе под нос Русанова, выходя на тропку.

Миг превратился в век. Они все шли вверх по камням извилистой тропой между деревьев, а дорога не кончалась.

И вот открылась взору огромная расчищенная площадка — площадь со стелой по середине. К чему, кому сей постамент? Но у лордов свои причуды, а ей бы силы поберечь и как-то доковылять самой, без «добрых» рук наемников.

В ворота не вошла — ввалилась. А дальше как провал — куда тащили, кто, зачем?

Очнулась на коленях, на полу. Узор паркета позабавил — высокое искусство, право, а живет в таких хоромах не иначе как эстет. Взгляд упал на ступени, ножки стола, край белой с веселой вышивкой скатерти и сапоги. Начищенные до блеска, черные. Глянуть, кому принадлежат, не удалось — заломленные за спину руки не дали такой возможности. Осталось рассматривать паркет и залу с плоскости пола. Просторная. Народу, судя по количеству сапог в пыли слева и справа — немало. Однако тихо так, что слышно как жужжит и бьется муха о стекло окна. И вдруг ее прервали. Звук голоса пробрал Стасю дрожью — не может быть, нет!…

— Ну, вот и свиделись, — протяжно и надменно прозвучало.

Начищенные сапоги медленно, вальяжно спустились со ступеней, приблизились к ней, заставляя сердце выпрыгивать из груди. Горло сжало: нет, пожалуйста, нет!

— Здравствуй, дорогая.

Так паук, наверное, запутавшейся в его паутине мухе говорил, если б мог.

Но этот голос! И подобный тон?…

— С чего ты вдруг решила вырядиться как мужчина? Тебе не говорили, что подобные наряды для женщины непристойны?

Она не слышала — она смотрела на руку с массивным кольцом, на гравировке которого свернулся кольцом дракон и… кусал свой хвост.

Она взмахнула и Стасю подняли, но если б не держали, она бы рухнула опять.

Чиж!

Перед ней был Чиж!

— Вы побледнели? Так рады меня видеть? — усмехнулся. Взгляд холодный и надменный. Так смотреть Николай не умел. А в остальном — один в один, и это сходство Стасе крылья режет. Теперь нет цели, ведь она не сможет убить Чижа, будь он сам Сатана.

Ну, почему так? Чья это задумка? Какой больной устроил этот маскарад?!

Мужчина рванул за ворот куртку, и та с треском спала с плеч:

— Этот стиль одежды не ваш.

Послать бы его, но язык к нёбу прилип.

— Вы сильно огорчили меня, когда мы виделись последний раз.

Рука коснулась шеи, прошла в ложбинку меж грудей, закрытую майкой.

— Вы, кажется, себя убили… — ладонь сжала грудь. Стася сцепила зубы, зажмурилась: невыносимо! Чиж, милый Чиж, что сделала с тобой эта реальность?

Лорд Арлан, убийца, Зверь — Николай. Такое тяжело переварить, еще тяжелее осознавать, что стоит ей спасти этого упыря в обличье любимого, и тот быть может… Ведь что-то да изменится. Закон. Быть может Тео выживет или Николай… Но что-то будет. Возможно, ей привиделось, воображение шалило, и Чиж жив, ведь этот, его двойник — живой.

Кошмар какой-то! Бред! Она хотела убить Арлана и тем немного хоть перед собою оправдаться, но сделай это, поставила бы точку в цепи трех жизней в разных параллелях. И начала она с Тео, ее вина и здесь была бы ее. Но ей предоставлен выбор — в живых оставить упыря или окончательно порвать цепочку и, вырезав его, отправить всех двойников Николая к праотцам.

— И так эффектно это сделали, заколов себя за праздничным столом… Но что я вижу — вы живы? — он смеялся. — Не приняли? Или вы забыли, что самоубийцы не нужны ни там, ни здесь? Подумали, что вас, принцессу, минет плачевный рок, которым наделяли вы других?