— С Леной?… Значит ты в курсе?! — перевернуло мужчину.

И это его брат?!

— Ты!!…

— Не кричи, — поморщился и вздохнул. — Конечно в курсе, естественно. Елена Санина, оперативная кличка Пчела, работала на оккупированной территории, налаживала связь с подпольем, участвовала в боевых операциях партизанского отряда. За мужество, героизм, отвагу и доблесть представлена к высшей награде нашей Родины — к званию Героя Советского Союза. Кстати, Санина — экспромт. Вьюношь один резвый голову вскружил. На самом деле ее фамилия Скрябина. Воспитывал ее Скрябин Игорь Владимирович с женой. Мой друг, между прочим, погиб в январе, на задании.

Ян грохнул по столу кулаком — вообще нечто. Артур даже перестал шагами комнату мерить.

— Я тебя убью. Тебе мало Марты?!… Почему ты мне ничего не сказал? Почему?!

— Потому что война! — отрезал и взглядом придавил: попсихуй еще. — Претензии к Гитлеру!

Банга помолчал, смиряя гнев и сказал:

— Лена попала ко мне в госпиталь.

— В курсе, — кивнул Артур и удостоился настолько раздраженного взгляда брата, что притих и в сторону смотреть начал, пытаясь понять, какая це-це Яна укусила.

— Знаешь? — прошипел тот. — Все знаешь? А в каком виде она ко мне попала, знаешь? Знаешь, что сразу узнала, начала отцом меня звать, а я понятия не имел, что не от контузии!!… Рассказывай, рассказывай все, иначе клянусь Богом и памятью наших родителей, я буду считать тебя умершим.

— Ультиматум?

— Факт!

— Не кричи!… Просто барышня на выданье, вся утонченная и ранимая. А дочь у тебя со стержнем, ого-го!

— Сволочь ты, Артур, — протянул Ян, глядя на брата, словно первый раз видел. — «Ого-го»? А ты видел, что с ней сделали? Ты!… Она же ребенок! Ей восемнадцать только будет, а она вся на ремни порезана. Два осколка в теле, психика не к черту. Я прости тебе Марту, а ты в ответ забрал мою дочь. Как ты мог? Кто дал тебе на это право?

— Жизнь, Ян.

— К черту такую жизнь!

Артур вздохнул. Оправдываться смысла не было. А вина понятие относительное. Лена хорошо укладывалась в ту комбинацию, как ничего не подозревающий связник была идеальна. Но кто знал, что начнется война?! Предполагали — да, лично Артур был в том уверен, как только узнал, что из порта Лиепаи в один день ушли все немецкие суда. И поэтому спешил! Но дату он не знал!

Мужчина отвернулся к окну, подкурил от окурка другую папиросу.

— Послушай, что ты хочешь? Хочешь, чтобы я извинился?

— Плевать мне на твои извинения! Я хочу, чтобы ты вернул ее с фронта!

— Как ты себе это представляешь? — пожал плечами: ну, бред!

— Я точно знаю, что ты это можешь!

Артур губы пожевал — ох, и ситуация. И брат в роли разгневанного родителя — посмеяться, что ли?

— А кто ее на фронт отправил? — качнулся к нему, в глаза заглянул, и Ян отвел взгляд:

— Да, это я не комиссовал ее, хотя должен был.

Артур развел руками: а что ты теперь хочешь от меня, старик?

— Я не мог… Я понял, что она все равно пойдет на фронт, пешком, без документов. Она смерти ищет, и я ее понимал. С теми ранами, что в душе, что на теле не живут, а мучаются. Эвтаназия, вот как моя подпись называлась. Но я подписывал сироте, у которой никого, ничего, и будущее — умирать в одиночестве, ненужной, пить каждый день от боли. И умереть, в конце концов, мучительно, страшно. Я спасал ее от этого будущего, но я не знал, что у нее есть я, что она моя дочь! Значит будущее другое.

Артур помолчал и спросил:

— Как узнал?

— Сумка Марты. Она не могла оказаться у посторонней. А еще альбом семьи Скрябиных. Леночка маленькая… У меня отличная память, как ты знаешь, и спутать свою дочь с любым другим карапузом я не могу.

Генерал побродил по комнате в раздумьях и сел на диван:

— Она отличная, урожденная разведчица, Ян…

— Она моя дочь!

— Она дочь своей страны, прежде всего!

Мужчины смолкли и тяжело уставились друг на друга. Первым Ян заговорил:

— Будь ты человеком, Артур. Страна? Не много ли ей отдала наша семья? Отца расстреляли белогвардейцы, мать умерла от голода. Моя жена, мой сын погибли. Ты… тебя нет, ты это твоя работа: агентура, информация — дезинформация, явки, пароли шифровки. Все на благо страны. Всех под ее поезд. Может, оставишь одну девочку, одного уже искалеченного ребенка, собственную племянницу в покое? Не для страны, для собственной семьи!

Артур начал мять следующую папиросу, делая вид, что думает. Но думать было нечего — Лена сама выбрала свой путь — путь верный и правильный. Ян всегда был сентиментален, и объяснять ему, что такое долг и обязанности бесполезно, когда задевают его семью. После гибели жены и дочери он замкнулся на сыновьях, опекая их, как курица. Они и стали для него единственной целью, смыслом. Но так нельзя. Есть Родина, а в ней от горизонта до горизонта миллиарды других семей. Им тоже нужна защита и помощь, и никто из них тоже не хотят получать похоронки, лить слезы над убитыми, видеть своих детей мертвыми или искалеченными.

Но Яну не пятнадцать лет, его долг Родине, патриотизм перегорел с гибелью любимых настолько, что и пепла не осталось.

Артур не понимал его и не хотел понимать, но он был его братом, поэтому мужчина сделал все, чтобы вывести его из игры максимально безболезненно. Это совпадало с желанием Яна, это была его жизнь, его решение, но то, что он даже не просил, а требовал от Артура сейчас, было уже делом совсем другого человека, другой жизнью. И эта жизнь решала сама за себя, не давая решать другим. Этим Банга мог только гордиться. Воспитай Лену Ян, кто знает, стала бы она такой, какой стала.

— Сейчас от края и до края каждый день час гибнет миллионы таких девочек, как Лена. И сын погиб не только у тебя…

— Я знаю! Ты хочешь прочитать мне лекцию по демографии, статистику военных, санитарных потерь? Я не дитя, я работаю в госпитале и лично списываю трупы, а их горы, и тонны бумаги на похоронки! Но моя дочь — не все! Я отдал долг стране — смертью жены, разлукой с дочерью, которую воспитывали чужие люди, а родной отец был уверен — умерла. Я отдал долг тремя сыновьями! Оставь мне дочь. Она не все.

Артур кивнул: хороший аргумент. Только он готов поспорить, что девять из десяти отцов заявили бы тоже самое, и десять матерей из десяти. А он бы всех слушал, жалел… и Гитлер бы уже гулял в районе Урала, а эвакуация шла в сторону Монголии. Лет через пять от населения бывших республик СССР и стран Европы, осталось бы процентов десять населения, и то, только те, кто согласился жить рабами.

На одной чаше весов жизнь племянницы и миллионы ей подобных жизней, на другой светлое будущее выживших в этой жуткой мясорубке. Дилемма без вариантов. И вопрос — стоят ли эти жизни, чтобы уничтожить фашизм — риторический, потому что ответ на него ясен без всяких раздумий и он однозначен — да, стоят. И никакого рейха от океана до океана по всей Евразии. Да, ценой жутких, немыслимых потерь и даже ценой жизни детей, которые уже не станут взрослыми. Зато вырастут другие дети и никогда не узнают те ужасы, что узнало это поколение.

А еще, он был абсолютно, на сто, двести и все тысяча процентов уверен — точно так думает сейчас девяносто процентов людей, и сто — сидящих в окопах, уходящих на фронт добровольцами, бьющих врага за линией фронта, стоящих сутками у станков за Уралом.

— Я ее найду, это все, что я могу пока тебе пообещать, — сказал спокойно.

Найти Лену действительно нужно. Она может пригодится с ее-то опытом. А комиссации — не комиссации, кто калека, а кто контуженный, у кого какое будущее и кто прав, кто виноват — после войны разберутся.

Глава 32

Майор чай пил, чувствуя себя значительно лучше. Миша на радостях где-то оладьи самые настоящие раздобыл, кормил как бабка внучку.

— Сам кушай! — отодвинул ему тарелку.

Чай себе еще налил.

— Может покрепче чего? — спросил Михаил, сунув в рот оладушек.

Водку Николай видеть не мог, за время болезни она ему поперек горла встала — долечился.