Все присутствующие пали ниц. Только Белдария стоял, теперь бледный как мел, и двигал губами, будто только что выброшенная на берег рыба.

– Мо… мо… мо… мо… – пролепетал он.

Мой ангел-хранитель созерцал его со зловещей улыбкой.

– Кардинал из Гомолло, – сказал он, – пришло время расплаты.

Он махнул левой кистью в воздухе, и вдруг прямо рядом с ним появились Безносый и близнецы. Ошеломлённые и моргающие отвыкшими от света глазами. У Безносого блуза была окровавленной, а у одного из близнецов щёку пересекала скверная рана. На моих ногах лопнули звенья цепи.

– Назначаю тебя, Мордимер, и твоих друзей полномочными представителями Инквизиции во дворце Гомолло и прилегающих вотчинах. Да будет так именем ангелов! – Остриём меча он стукнул в пол так, что посыпались разноцветные искры.

– Извещу других ангелов, – добавил он уже тише. Ожидай завтра инквизиторов из Хез-хезрона.

Свечи и лампы запылали полным светом, а ангела не было уже среди нас. Только выжженные следы его стоп остались на драгоценном ковре кардинала. Безносый крикнул как резанный, в его руке появилась длинная, кривая сабля. Он подбежал к ближайшему из придворных кардинала и пригвоздил его остриём к полу.

– Безносый, – рявкнул я, – иди сюда, Безносый!

Минуту он смотрел на меня, не понимая, но, в конце концов, его лицо рассвело улыбкой. Улыбающимся он выглядел ещё ужаснее, чем обычно.

– Мордимер, – сказал он с чувством, – ты пришёл за нами, Мордимер.

Он подошёл и обнял меня. Я отодвинулся, ибо он вонял, как замарашка. Условия в подземельях кардинала не способствовали гигиене, а, впрочем, а, впрочем, мытьё и так не относилось к любимым занятиям Безносого. Пронзённый придворный лежал на полу и хрипел. Он харкал кровавой пеной. Я какое-то время равнодушно смотрел на него. Остальные придворные постепенно вставали, начались какие-то перешёптывания.

– Все к стене, – сказал я громко. Я подошёл к кардиналу Белдария и посмотрел ему прямо в глаза.

– Все к стене, – повторил я.

Белдария дёрнулся, будто желая схватить меня за кафтан. Левой рукой я придержал его руки, а правой начал бить по лицу. Медленно, открытой ладонью. Я почувствовал под пальцами кровь и острые осколки зубов. Его нос хрустнул и поддался под ударом. Когда я его отпустил, старик упал на землю как окровавленная куча тряпья.

– Уберите эту падаль, – приказал я слугам.

Прелат Бульсани, дрожа, стоял у стены. Вплотную, будто хотел стать частью покрывающего её гобелена.

– Потерял желание шутить, отче? – спросил я.

– Жаль, ибо я рассчитывал на какие-нибудь утончённые шуточки и оригинальные аллюзии. Не скажешь чего-нибудь, чтобы меня развеселить?

Он смотрел на меня со страхом и ненавистью. Знал, что для него уже всё закончилось. Ночи, проводимые за картами, попойками и тисканьем шлюх. Его жизнь стоила сейчас столько, сколько плевок на раскалённый песок. Я усмехнулся и подошёл к близнецам. Они пожали мне руку с трогательной преданностью. Было нас четверо во дворце кардинала. А солдат и придворных может с полсотни. Только в этих больших покоях до двух десятков. И, тем не менее, никому даже в голову не пришло сопротивляться нам. У каждого из этих людей была тщетная надежда на спасение жизни, каждый мысленно молил уже только о том, чтобы не загреметь в застенки инквизиторов. И поверьте мне, все, кто выживет, окажутся там несказанно быстро. Но закончится ли их жизнь в моче, дерьме, крови и невыносимой боли, будет зависеть только от них самих и их желания искупить грехи. Если будут достаточно покорными, возможно умрут отсечением головы, если нет, то будут поджарены на медленном огне, на глазах воющей от потехи толпы черни, в клубах смрада от собственного тлеющего жира.

Я вышел в коридор. В тёмной нише стоял мой ангел. Сейчас как невзрачный человечек в тёмном плаще. Но это был мой ангел. Никогда не ошибёшься, когда узришь своего ангела-хранителя, какой бы облик он не принял.

– Я доволен тобой, Мордимер, сказал он. – Ты сделал то, что тебе надлежало.

– Во славу Господа, – ответил я, ибо что иного я мог сказать.

– Да, во славу Господа, – повторил он с какой-то странной и поразительной горечью в голосе. – Знаешь ли, Мордимер, что в глазах Бога мы все виновны… – Я посмотрел в его зрачки, а они были как озёра, наполненные тьмой. Я вздрогнул и отвёл взгляд. -… а вопрос лишь в мере и времени кары. Кары, которая неминуемо придёт.

– Зачем же мы тогда думаем о том, как угодить Ему? – осмелился я задать вопрос.

– А разве ребёнок на пляже не строит стен из песка, которые должны сдержать прилив? И разве, когда его строения исчезают под волнами, на следующий день он не старается возвести стены ещё более мощные, хотя в глубине души хорошо понимает, что это ничего не даст? – Он положил ладонь на моё плечо, и я почувствовал, как сгибаюсь под её тяжестью.

– Ты, Мордимер, исполнишь всё, что должно исполниться, – сказал он. Завтра прибудут сюда кардиналы-заговорщики, и завтра появятся инквизиторы.

– Так, значит, нет Церкви Чёрного Преображения?

– Кто знает, что означает слово «есть»? – спросил ангел, – И к какому из Миров относится? – он замолчал. – Мир полон тайн, Мордимер, – продолжал он мягким тоном. – Знаешь ли ты, что существуют такие виды материи, существование которых мы лишь предугадываем, поскольку наблюдение приводит к их разрушению? Кто тогда может ответить на вопрос, есть ли они и для кого они?

Я ждал, думая, что он скажет что-то ещё, но ангел уже определённо закончил. Я и так удивлялся тому, что он соизволил оставаться со мной так долго.

– Тогда что я должен делать, мой господин? – спросил я, хотя и страшился, как бы его не рассердило моё недомыслие.

– Мордимер, что должен сделать, ты сам прекрасно знаешь, – ответил он и улыбнулся.

На этот раз я даже не пытался увидеть его глаза, ибо не хотел, чтобы бездна, которая в них была, посмотрела в меня.

Эпилог

Эта история началась в Хез-хезроне и там же должна была закончиться. В дом Лонны мы вошли ранним утром. Я, Безносый, близнецы и трое инквизиторов в чёрных мантиях. Когда она нас увидела, кровь отлила от её лица.

– Мордимер, – сказала она глухо.

– Мордимер Маддердин именем Инквизиции, – произнёс я.

– Твой дом, чадо, будет досмотрен.

– Я ничего не сделала, – сказала она с отчаяньем в голосе. – Ты же знаешь об этом, Мордимер!

– Принадлежность к Церкви Чёрного Преображения, мерзкой секте еретиков, это, по-твоему, ничего? – спросил я. – А скупка девственниц с целью совершения над ними святотатственных обрядов? Не говоря уже об осквернённых реликвиях и еретических амулетах, которые найдём в твоём доме.

– Ты сказал, что если ты стоишь по одну сторону баррикад, а кто-то по другую, то можно принять только одно, правильное решение. И я встала на твою сторону, Мордимер. Помогла тебе!

– Я тебе ничего не обещал, Лонна. – Я пожал плечами. – Такова жизнь. Кроме того, ты выдала меня, жемчужинка, людям кардинала. Легко было предположить, что надоедливый Маддердин никогда уже не покинет Гомолло, правда?

Она смотрела на меня и молчала. Очень хорошо, ибо сказать было нечего.

Безносый приблизился ко мне, и я видел его голодные глаза.

– Можно, Мордимер? – спросил он смиренно.

– Можно, Безносый, но она должна выжить, – подчеркнул я. Он выглядел благодарным псом, когда хватал её и безвольную, отчаявшуюся, онемевшую, вёл наверх, в покои. Потом мы долго слышали её крик, но позднее этот крик прекратился. Так внезапно, как будто кричащему кто-то заткнул глотку кулаком. Через час, когда Лонну забирали инквизиторы, у неё были окровавленные бёдра, порванное платье и пустота в глазах.

Ещё до полудня мы окружили дом Хильгферарфа. Он принял меня холодно, спокойно, и насколько я понял, как бы уже мёртвый.

– Не надо было меня обманывать, господин Хильгферарф, – сказал я. – Девственницы с юга должны были быть общим даром от вас и Бульсани Дьяволу с Гомолло и его гостей, ведь так? Вы давали наличность, а прелат доступ к кардиналу. Но Бульсани решил вас перехитрить – разве не так? – и вручить дар только от своего имени. Вы меня наняли, прекрасно зная, где находится Бульсани. Что это означало? Проверку?