"За сектантами - как за цвинглианцами, так и анабаптистами - внимательно следили. Лютер пока еще не склонен был относиться к анабаптистам так, как это сделали цвинглианцы, вынеся им смертный приговор. В июне 1528 года Лютер следующим образом ответил на сделанный ему запрос:

"Вы спрашиваете, могут ли городские власти убивать лжепророков. Я не склонен к поспешному вынесению смертных приговоров, даже если они и заслуженны. Меня страшит в этом вопросе пример папистов, а также евреев дохристианских времен, ибо, когда действовал закон о казни лжепророков и еретиков, выходило так, что убивали-то как раз святых и невинных.... Не могу согласиться с тем, что лжеучителей должно умерщвлять. Вполне достаточно отлучить их от Церкви".

Но даже отлучение требовало определенного изменения в вероучении. Лютер все еще упрямо возражал против какого бы то ни было понуждения к вере. Это однако вовсе не мешало ограничивать публичное исповедание веры. Внешние проявления веры, по его мнению, можно регулировать в интересах соблюдения благопристойности и спокойствия. При этом Лютеру вовсе не приходило в голову то, что он подчиняет Церковь государству. Едва ли ему пришлась бы по душе введенная позднее в Англии система, согласно которой король является главой Церкви. Христианские же князья, с точки зрения Лютера, несомненно, обязаны укреплять истинную религию. Лютера прежде всего заботила беспрепятственность выражения веры. Любой может содействовать в этом; мешать же не дозволено никому. Если князь может оказать помощь, ее нужно принимать. Если он вмешивается в дела веры, не следует ему повиноваться. Этому принципу Лютер оставался верен до конца своей жизни. Однако та четкая грань, которую он провел между сферами церковной и государственной в своем трактате 1523 года "О гражданском государстве", уже начинала стираться.

Протест

Особенно этому способствовало то, что в сфере политики над протестантизмом нависла угроза, и защита его неизбежно ложилась на плечи мирских властей. Отныне именно курфюрстам, князьям и посланцам свободных городов, а не богословам надобно было сказать: "На сем стою". Сам Лютер был не столько духовником, сколько наставником духовников. Ему надлежало ободрять, укорять, направлять, наставлять и предостерегать относительно нежелательных уступок и недостойных средств.

Судьба лютеранства зависела от тех решений, которые будут принимать германские сеймы совместно с императором или с Фердинандом - вторым после него лицом в империи. Мы вкратце рассмотрим ход борьбы лютеранства за свое признание и роль, которую сыграл Лютер в событиях, происходивших в период между Вормсским и Аугсбургским сеймами.

После Вормса каждый последующий сейм германских земель вынужден был заниматься вопросом о лютеранстве. Первым из них был Нюрнбергский сейм 1522 года. От Вормсского он отличался тем, что умеренной партии больше не существовало, а разногласия сторон приняли непримиримый характер. Католическая партия стала приобретать черты политического союза. Самым воинственным был герцог Георг. Чтобы побудить своих сторонников к действию, он взял на себя труд переписать наиболее оскорбительные для католицизма места из выходящих одна за другой работ Лютера. Основу этой партии составляли Иоахим Бранденбургский, Габсбурги и баварцы.

С другой стороны, свободные имперские города твердо стояли за реформу. Несмотря на все усилия своих епископов, Аугсбург и Страсбург были поражены ересью. В Нюрнберге, где проходила сессия сейма, было сделано заявление, что, даже имей папа еще три короны на своей тиаре, ему не удастся заставить их отречься от Слова Божьего. Фридрих Мудрый по-прежнему был осторожен. Он отказался изменять порядок проведения мессы в Замковой церкви Виттенберга до окончания сейма, но в то же время отказался и изгнать Лютера.

Каждая из сторон переоценивала своего противника. Фердинанд извещал императора, что из тысячи немцев не найдешь и одного, не зараженного лютеранством. Посланец же Фридриха сообщал ему, что Саксонии угрожает опасность экономических санкций. При равенстве сил сторон, даже при отсутствии умеренной партии единственно возможным решением представлялся компромисс. Католики в большей мере были готовы к уступкам, поскольку они не могли игнорировать сказанные делегатом Фридриха слова о том, что Лютер фактически стал заслоном от бунта, что без Лютера сторонников его сдержать не удастся, и что возвращение Лютера в Виттенберг против воли своего князя было настоятельно необходимо для предотвращения хаоса.

На состоявшейся 6 марта 1523 года сессии сейм ограничился не вполне вразумительной формулировкой, согласно которой до созыва собора Лютер и его последователи должны воздерживаться от публикации своих сочинений, а проповедовать можно лишь Святое Евангелие, согласно его толкованию, записанному и утвержденному христианской Церковью. Когда на следующий год в Нюрнберге вновь состоялось заседание сейма, восшествие на папский престол Клемента VII - столь же светского представителя семейства Медичи, что и Лев X, - в силу сложившихся обстоятельств не внесло никаких перемен в позиции сторон. 18 апреля 1524 года сейм принял следующую формулировку: "Евангелие должно проповедоваться в согласии с истолкованием вселенской Церкви. Каждый князь на подвластных ему землях должен по мере своих сил исполнять Вормсский эдикт". Здесь мы уже видим начатки принципа cuius regio eius religio, согласно которому каждый регион должен исповедовать христианство в своем толковании.

Всем было понятно, что это лишь передышка. Крестьянская война 1525 года обострила конфликт, поскольку католические князья вешали лютеранских проповедников целыми группами. Это вызвало появление новой ветви лютеранства, имевшей политическую окраску. Во главе нового движения стоял незадолго до этого обратившийся в лютеранство Филипп Гессенский. Он был молод, импульсивен и полон энергии. Именно он проявил чрезвычайную активность в Крестьянской войне, когда саксонские князья предпочитали положиться на Бога в ее исходе. Филипп руководствовался тремя принципами: он никого не станет понуждать к вере; если же его попытаются принудить, он будет сражаться, но не смирится; он заключит союз с верующими других конфессий. Теперь Филипп жаждал продемонстрировать свою верность Евангелию. Когда в 1526 году в Шпейере состоялось заседание имперского сейма, Филипп появился там в сопровождении двух сотен всадников. С ним были и лютеранские проповедники, которые, будучи лишены доступа к алтарям, вышли на балконы гостиниц и обратились к четырехтысячной толпе. Филипп засвидетельствовал свою веру, приказав в пятницу подать к обеду говядину. Представитель Страсбурга отметил, что было бы уместнее, если бы Филипп подтвердил свою веру каким-либо более значимым образом, вместо того чтобы устраивать пирушку в постный день. Император никогда не потерпел бы столь вызывающего нарушения древних обычаев, будь у него свободны руки. Но, нанеся в 1525 году поражение Франции, он затем поссорился с папой и не мог присутствовать на заседании сейма. В итоге было принято еще одно компромиссное решение. В религиозных вопросах каждый был волен поступать так, "как если бы он отвечал пред Богом и императором". Практически это было признанием территориального принципа.

Такая передышка продолжалась три года, в течение которых большая часть северной Германии стала лютеранской. На юге же к Лютеру примкнули такие города, как Страсбург, Аугсбург, Упьм и Нюрнберг. Констанц принял реформу, порвал отношения с Габсбургами и присоединился к швейцарцам. Базель перешел на сторону реформатов в 1529 году.

То был год второго Шпейерского сейма. Значимость этой ассамблеи состояла в том, что она четко разграничила конфессии и разделила Германию на два лагеря. Перед сеймом ситуация была совсем иной. Реформаты расходились в вопросах как веры, так и способа действий. Филипп Гессенский, которого убедили, что католики вот-вот перейдут в наступление, вел переговоры с Францией и Богемией - традиционными врагами дома Габсбургов. Это вызывало ужас у саксонских князей, даже и не помышлявших о выходе из империи. Католики никак не могли определиться в выборе политики. Император выступал за мягкость, его брат, Фердинанд, - за твердый кулак. Ясность принес Шпейерский сейм. Фердинанд решил пренебречь инструкциями своего брата Карла, который вновь отсутствовал, и потребовал вырвать ересь с корнем. Его позиция, не получившая особой поддержки, сплотила реформатов. Казалось, наступило весьма благоприятное время для того, чтобы разделаться с реформатами, поскольку Франция, папа и турки были в данный момент либо под контролем, либо не представляли собой большой угрозы. Но сейм не проявил особого желания считаться с мнением Фердинанда, и в результате его решение оказалось далеко не столь суровым, как можно было бы ожидать. Вормсский эдикт был подтвержден лишь для католических территорий. Временно, до созыва вселенского собора, лютеранство надлежало терпеть в тех регионах, где его нельзя было подавить, не вызвав при этом восстания. В лютеранских землях должен соблюдаться принцип религиозной свободы для католиков. В то же время на католических землях лютеране такой свободой не наделялись. Реформаты протестовали против столь дискриминационного подхода. Отсюда и появился термин "протестанты". Они считали, что большинство одного сейма не может пересматривать решения, принятые единогласно на предшествовавшей ассамблее. Лютеране выразили сомнение в том, что намерение императора было именно таковым, и в этом оказались совершенно правы. Они подтвердили, что две религии не могут сосуществовать на одной территории, не угрожая при этом общественному миру. Реформаты сообщили, что если их призыв не будет услышан, им "придется протестовать и публично свидетельствовать перед Богом, что они не согласятся ни с чем, что противоречит Его Слову".