Спиной я ощущаю стену огня, опускающуюся на город, ставший третьим в списке после Содома и Гоморры, и разрушающую его до основания. Я слышу громкий хлопок, больно бьющий по перепонкам, и вдруг вспоминаю, откуда этот вечный, навязчивый, убивающий душу страх. Я выпускаю хрупкую ладонь жены, мои руки взмывают вверх, я спешу дотянуться к её голове, прикрыть её огромные, словно узревшие ещё невидимую другим беду глаза, не дать ей оглянуться, но уже поздно. Я снова наказан сильнее всех них, погибших в этом стёртом с лица Земли городе. За что, Господи? За что ты снова наказываешь меня больше других? Разве я хуже? Зачем ты забираешь у меня самое ценное, оставляя мне в миг обесцененную жизнь? Ты же видишь, без неё я мёртв!

И я падаю на колени и, как и три тысячи лет назад, рву связки в крике:

— Будь же ты про-о-о-клят!

Труп

Как-то оно само собой вышло. Вот уж действительно, не было забот, так купила бабка порося. Хотя дело совсем не в поросях, да и не бабка я. Нормальный, здоровый мужик. В меру, но всё таки пьющий. Вот с пьянки то всё и началось.

Где я этого пассажира подцепил, уже и не вспомню. Наверное ж, в пивнухе на вокзале. Помню, там бухал. Наверное ж, зае…ся без закуси нормальной пить, ну и потащил его к себе на хату. Посидеть, типа, нормально.

Живу я один, но в холодильнике всегда чё-нить вкусненькое стоит. Хозяйственный я. Заранее наготовлю, нажарю, наварю, а потом уже преспокойненько бухаю. Вообщем выставил на стол всё, что имелось, и первую бутылочку мы с ним быстренько приговорили. Под нормальную закусь она, как бабочка упорхнула, только её и видели. Но я ж хозяйственный, я три взял. Открыли вторую, пьём потихоньку, общаемся. И тут мне эта падла закуривает. А мы в зале то сидели. Я ему и говорю:

— Уважаемый, у нас в залах не курят.

А он мне:

— Пошёл на х…

Как-то оно само собой вышло. Вообщем, воткнул я ему нож в горло по самую рукоятку. Всё в крови, падла, как хряк хрипит и в конвульсиях дергается, воздух руками хватает. Я отскочил, стою смотрю. А что ещё делать? Я ж не хирург, глотку ему зашивать. А факт, он есть факт, ему нож по самую рукоятку не всадишь.

Когда болезный помер, я и глазом не повёл. А что тут такого? Я ж пьяный был вдрабодан, мне не просто море, мне море крови блин по колено было. Подошёл я к столу, стакан полный себе налил, хряпнул, и спать завалился.

И снились мне бабочки, порхающие, как бутылки, хирурги, шьющие костюм Юдашкину, ножи, дёргающиеся в конвульсиях. Вообщем, нормальный бред алкоголика. И так мне в этом бреду было сладко. Но…

Всё сладкое, оно всегда тает, как леденец во рту. Растаял и мой бред. Я открыл глаза и увидел труп.

Никогда в жизни я так не боялся. Затрясло меня, как Жигули на русских колдобинах. Мысли сжались, не разожмёшь, так, что и думать не чем. А что думать то? Кое-как разжал я мысли, зашевелились они, ползать по голове начали. Сталь я логически размышлять. Я его не знаю, он меня тоже, а значит, общих знакомых у нас нет. А стало быть «кани мордачи» из органов на меня не выйдут. И это меня ой как успокоило.

Однако проблема оставалась. Через какое-то время он же начнёт разлаживаться, а это запах. А оно мне надо? Вообщем решение проблемы в голове мелькнуло.

А я ж хозяйственный. Ножовочку там по дереву, по металлу имею. Да и топорик есть, мало ли, порубить что-нибудь, и всё такое.

Голову быстро отпилил. Чтобы там не говорили, а отпилить голову — это не самое сложное в человеке. Сложнее это тело. И всё из за долбанного позвоночника. Я когда по нему ножовкой елозить стал, такой скрежет поднялся, что у меня зубы свело. Да и испугался я, соседи что заподозрят. Пришлось топориком надрубливать, примерно через каждые четыре позвонка. Вспотел невозможно. Шесть раз на кухню курить выходил. У нас в залах не курят. Голову в пакет, и в холодильник. Всё остальное туда же. На маленькие кусочки разделал, и кое-как запихнул. Слава богу, холодильник у меня большой, просторный. До сих пор, блин, кредит за него не выплатил. Ох уж мне эти кредиты. Хуже чем порося. Сутки маялся, пока с болезным закончил.

Ну и решил всё это потихоньку выносить, по вечерам. Куда-нибудь за город, на пустырь. В первый вечер пакет с головой взял, и на тебе, «кани мордачи» из органов останавливают. Документы спрашивают.

У меня всё, что могло упасть, упало. Даже пакет. Стою, как в тумане, вспоминаю, прогноз погоды. Сколько там, в Магадане, ниже нуля было? А тут драка метрах в тридцати завязалась. «Кани мордачи» на шум ломанулись, а я пакет схватил, и домой на крыльях страха. За пять минут долетел. Дверь захлопнул, на пол сел, сижу, трясусь.

Нет, думаю, вынести не получится. Поймают, в Магадан повезут. А я в Магадан не хочу. Мне юга ближе как-то. Задумался я. Что делать то?

И тут решение проблемы в голове снова мелькнуло. Сперва конечно я поморщился, но морщись не морщись, а делать нечего. Да, и новый год на носу.

Вообщем, котлет получилось, ешь, не хочу. Голова на холодец вся ушла. Не новый год, а прямо пир какой-то. Столько мясного я за всю свою жизнь не ел. Президент меня поздравляет, а я холодец наяриваю за обе щёки. И главное, затрат то никаких. И кредит за холодильник можно побыстрее отдать, и опять таки, улик не остаётся.

А тут на днях заглянул я в свой большой, просторный, смотрю, а мясо то кончается. И вновь в голове мелькнуло. А что тут такого? Жизнь тяжелая, кризисы всякие буйствуют, кредиты висят, как ярмо на шее. Вот только теперь в другую пивную идти надо. Ну, чтобы… ну вы понимаете…

Производство

Это моё дело, мой бизнес, моё детище, созданное мною совершенство, и созданное за столь короткое время, что глядя на своё творение, вышедшее таким техническим абсолютом, я невольно и вполне оправдано наполняюсь безграничной гордостью, такой же безграничной, как само производство. С самого начала, когда существовал лишь расплывчатый проект этого гиганта, где-то в туманных низинах моего разума, я неоднократно подвергал свою задумку миллионам сомнений и терзаний. Мне казалось, что такую огромную махину попросту не удастся запустить, мне казалось, что затраты ушедшие на её создание не окупятся никогда, мне казалось, слишком сложной и запутанной получается технология, но несмотря на все эти порывы неверия, я ни на секунду не прекращал работу над своим детищем. Внутри меня вместе с развитием идеи словно формировался положительно наэлектризованный стержень, и все отрицательные мысли и ощущения прилипали к нему, нисколько не вредя его прочности, а лишь усиливая её. И чем ближе подходил я к завершению этого грандиозного проекта, тем уверенней смотрел я в его будущее.

На этом производстве я работаю так долго, что совсем не помню того момента, когда впервые пришёл сюда, хотя точная дата трудоустройства наверняка прописана жирным шрифтом в моих личных документах, лежащих где-то в отделе кадров. Но и это, лишь моя внутренняя уверенность, так как никаких документов подписанных самим руководством я ни разу не видел, впрочем как и все работающие здесь, а видел лишь непонятные бумажки, которые наши непосредственные начальники иногда заставляют собирать у них по одному листочку, а затем, сложив всё это в одну толстую папку, снова им же отдавать. Цель этой простой, и в то же время путанной операции для меня всегда оставалась неясной, и ни один из дающих и собирающих бумажки ни разу не сказал мне об этом ничего путного. Так надо — единственный ответ, которого я добивался от них. Но всё это не столь интересно, как интересно само производство, или, как называю его я — завод.

Во-первых, он огромен. Видимо, создававший эту махину, ставил своей целью абсолютную и непререкаемую монополию в выбранном секторе. Во-вторых, это потолки. Они настолько высоки, что их никак невозможно увидеть, отчего создаётся впечатление, что их нет и прямо над головой нависает бездна. В-третьих, трубы проходящие через наш цех, исчезают во мраке сотен коридоров, и мне не дают покоя мысли — куда они идут, что течёт, или летит по ним, и в конце концов, можно ли следовать вдоль них, не опасаясь затеряться в ветвистых коридорах?