В письмах Фотия впервые упоминается племя "руссов", осадивших Константинополь в 860 г. Атака была отбита, но патриарх понял, что единственный способ избежать новой подобной опасности – обратить этот народ в христианство и вовлечь в византийскую среду влияния. И уже в 866 г. в окружном послании восточным патриархам он с законной гордостью сообщает им об обращении руссов и о том, что бывшие враги теперь попросили его поставить им епископа.
После окончания русской осады Константинополя Варда решил возобновить отношения с хазарами. Туда было послано посольство во главе с коллегой Фотия по академическим кругам (по всей видимости, они оба были учениками Льва-Математика), блестящим молодым филологом, лингвистом и богословом Константином. Карташев выдвигает гипотезу, что посольство было направлено не к хазарам, а к проживавшим на их территории руссам. В это путешествие Константин направился со своим старшим братом Мефодием.
Братья Константин (827-869 гг.) и Мефодий (815-885 гг.) были родом из Солуни. Так как в окрестностях города и в самом городе проживало много славян, с детства были они двуязычны. Во время своей хазарской дипломатической миссии братья проезжали через Крым, где открыли мощи св. Климента Римского и забрали их с собой. Впоследствии эта находка сослужила им большую службу.
В 862 г. моравский князь Ростислав направил в Константинополь просьбу послать ему миссионеров, которые могли бы помочь в укреплении славянского христианства. Фотий немедленно откликнулся на эту просьбу. Несомненно, тут был и политический расчет – противостоять германскому политическому и культурному наступлению. Тем не менее формально Константинополь действовал вне границ своей юрисдикции.
В Моравию были направлены Константин и Мефодий. В 863 г. они прибывают в Моравию уже со славянской азбукой (вероятнее всего, глаголицей) и готовыми переводами Евангельских (воскресные чтения) и литургических текстов. Скорее всего, они работали над этими переводами еще раньше (по версии Карташева – со времени своей хазарской миссии). Для перевода братья использовали знакомый им с детства македонский славянский диалект. Задача облегчалась тем, что тогда все славянские диалекты были очень близки между собой.
Таким образом, славяне получили христианство на родном языке, в отличие от германских народов, получавших его на латыни. Положительные стороны "переводного христианства", главными из которых являются доступность Писания и богослужения для каждого человека, быстрое восприятие их всем народом и мгновенно прививавшиеся народные корни, известны. Их трудно переоценить. Однако не следует забывать и об отрицательных сторонах "переводного христианства". Главные из них – это зависимость новообращенной страны от имеющихся в наличии переводов и предпосылки для ощущения самодостаточности, то есть некоего провинциализма. Славянский средневековый мир почти не знает типа богослова или философа-космополита, одинаково хорошо чувствующего себя в любой стране среди таких же, как он, интеллектуалов, работающих с источниками на оригинальном языке. Отсюда столь замедленное развитие славянского письменного богословия. Но отсюда же и расцвет богословия в красках и формах – в иконописи и архитектуре, столь быстро начавшийся в славянских землях. Тем не менее характерно, что когда в начале XVI в. в Москву прибыл св. Максим Грек для исправления богослужебных текстов, во всей столице громадного православного государства не нашлось ни одного человека, владевшего греческим языком.
Довольно скоро после начала миссионерского служения у солунских братьев стали происходить конфликты с франкскими миссионерами, также активно подвизавшимися в тех краях. Именно тогда начались споры о переводах. Франки утверждали, что богослужение может вестись лишь на трех языках: на еврейском, на греческом и на латыни, ибо на этих языках была сделана надпись на Кресте Христовом. Эту теорию свв. Константин и Мефодий весьма успешно опровергали, назвав ее ересью пилатизма (ересь триязычников).
Все это происходило на фоне "фотианского" ("николаитского") раскола между Римом и Константинополем, что еще более осложняло позицию византийских миссионеров. Чтобы как-то урегулировать положение, братья отправились в Рим. С собой они взяли мощи св. Климента, папы Римского. Преемник Николая I Адриан II устроил византийским братьям, привезшим ему мощи его святого предшественника, торжественную встречу. Возможно, в том, что уроженцы Солуни, которую он считал своей территорией, направились к нему за помощью, он усматривал признание ими его юрисдикции над их родным городом. Но, каковы бы ни были его побуждения, славянское Евангелие было положено на престол базилики св. Марии (Santa Maria Maggiore), а славянское богослужение совершено во многих римских храмах. Таким образом, славянский богослужебный язык был легитимизирован в Риме.
Константин скончался в Риме в 869 г., приняв перед смертью великую схиму с именем Кирилла. Мефодий не смог вернуться в Моравию, захваченную германцами. Он остановился южнее, у паннонского князя Коцелла, где и был поставлен архиепископом Сирмийским. Он перенес много скорбей от германцев и даже провел 2,5 года в темнице. В числе прочего, франки обвиняли его в ереси – в изъятии (!) филиокве из Символа веры.
К тому времени Filioque уже стало неотъемлемой частью франкского Символа веры. Оно было официально утверждено в 809 г. на соборе Карла Великого. Папа Лев III воспротивился этому решению собора, написав, что хотя он богословски и согласен с ним, но не считает себя равным всем отцам Церкви и возражает против решений собора, не имеющего власти изменять Символ веры в одностороннем порядке. В пику решению франкского собора текст символа (без filioque) был высечен на мраморной плите у базилики Св. Петра.
Но, несмотря на поддержку пап, неоднократно за него заступавшихся, гонения на св. Мефодия не прекращались до его смерти. Это показывает, что при всей своей "западности" франки были весьма относительными папистами. В непрестанных трудах св. Мефодий дожил до 885 г. За это время им и его учениками были переведены громадные объемы христианских текстов.
После его смерти указом папы Стефана, уступившего давлению франков, славянская миссия была ликвидирована, а ученики св. Мефодия изгнаны из страны. Но, хотя миссия свв. Кирилла и Мефодия не удалась среди западных славян, она принесла неожиданные плоды среди славян южных.
3. Тридцатилетним миром, подписанным в 816 г. болгарским ханом Омуртагом и византийским императором Львом V Армянином, начался длительный процесс сближения между Болгарским государством, уже полтора века существовавшим на византийских землях, и Империей. Однако в течение последующих пятидесяти лет отношения продолжали оставаться напряженными и двусмысленными. С одной стороны, болгарские ханы очень хорошо сознавали ни с чем не сравнимый престиж Византии и то уважение, которое они могли бы получить от своих подчиненных и от иностранных государств, если бы они восприняли плоды ее цивилизации. Но, с другой стороны, войны Константина V Копронима и Крума помнились очень хорошо. Ханы не могли позволить себе забыть, что в глазах византийцев болгары были непрошеными гостями на Балканах, чье государство если невозможно стереть с лица земли, по меньшей мере, необходимо привести в подчинение императору. Влиятельные круги болгарского общества, в особенности потомки боярской аристократии, пересекшей Дунай вместе с ханом Аспарухом, по-прежнему рассматривали Византию как наследственного врага. Наконец, Болгария оставалась языческой страной: религия, которую болгары принесли с собой на Балканы, сочетала в себе веру в Верховного Бога, прославление войны и культ предков. Она виделась правителям способом сохранения их культурной идентичности и независимости: ведь принятие христианства означало и признание политического верховенства Византии.
Вместе с тем византийское влияние на Болгарию медленно, но верно возрастало. Дворцы болгарской знати имитировали византийские образцы. Надписи того времени выполнены отчасти на болгарском языке, переданном греческими буквами, но большинство из них – на греческом. Более того, именно греческий язык был официальным письменным языком болгарского государства в первой половине IX в.