"Поэтому, если бы кто стал, чему мы даже не верим, называть Константинопольского патриарха вселенским, или соглашаться на это, пусть знает, что он чужд православной вере и противник нашей святой кафолической и апостольской Церкви".

Какая разительная перемена по сравнению с аргументацией св. папы Григория Великого, также выступавшего против титула "вселенский" константинопольских патриархов!

Конечно, в Константинополе все эти заявления были встречены с огромным удивлением. Однако папа был очень нужен. Ввиду шаткости положения и сильной оппозиции иконопочитанию авторитет кафедры Ветхого Рима мог оказаться решающим и перевесить чашу весов в нужную сторону. Вместе с тем в Константинополе понимали, что восточные епископы послания этого никогда не примут, и поэтому перевели его весьма выборочно, опустив все спорные моменты.

Первая попытка открыть собор в Константинополе в 786 г. сорвалась. Армия помнила и почитала Копронима, поэтому соборные заседания пришлось эвакуировать из столицы.

2. VII Вселенский Собор открыли лишь в 787 г. в Никее, что было весьма символичным. Присутствовало до 350 епископов и множество монахов. Всего было 8 заседаний Собора; первое происходило в Никее, в церкви Св. Софии, 24 сентября 787 г., а последнее – в присутствии императоров в Константинополе 23 октября. Таким образом, Собор был сравнительно кратким.

Два легата Римского папы заседали и подписывались первыми; но фактическим председателем, руководящим ходом дела, был патриарх Тарасий. Императрица лично не присутствовала: ее представляли на Соборе два сановника, не имевшие заметного влияния на внешнюю процедуру заседаний.

Посреди храма было положено Евангелие. Лишь на 5-м заседании, по предложению римских легатов, постановлено было принести икону и поклониться ей. Этот эпизод весьма характерен и показывал, насколько за годы гонений все отвыкли от присутствия икон в церквах.

Особенностью Собора было еще и присутствие на нем нескольких нареченных, но не рукоположенных еще епископов в звании местоблюстителей своих кафедр, а также активное участие в нем игуменов или их представителей: они подписали заключительный орос Собора наряду с епископами. Это иллюстрирует ту важную роль, которую на Соборе играли монашествующие.

На Соборе встал весьма важный с канонической точки зрения вопрос о принятии в общение епископов, высказывавших еретические взгляды или рукоположенных еретиками. Это единственный случай, когда вопрос такого рода был поставлен и подробно расследован на Вселенском Соборе. Замешанных в иконоборческой смуте епископов разделили на три категории.

Епископы первой категории были, по всей видимости, так мало замешаны в иконоборчестве, что принятие их не вызвало никаких затруднений. Они лишь принесли свое искреннее раскаяние, исповедовали православную веру и немедленно были приняты в общение.

Принятие второй категории обсуждалось довольно долго. Было проведено тщательное расследование. В конце концов Собор пришел к следующему мнению: иконоборцев-епископов, которые не были "учителями ереси" в строгом смысле, принять в общение в сущем сане ввиду их раскаяния; если же их обращение в Православие – обман, то да судит их Бог.

Монахи выразили свое согласие с этим судом Собора. Патриарх сделал все возможное, чтобы достичь сознательного консенсуса по этому вопросу. Было указано, что имеются прецеденты принятия в общение в епископском сане таких влиятельных из еретиков, как Маркелл Анкирский, Ювеналий Иерусалимский, Фалассий Кесарийский, Евсевий Анкирский, Евстафий Виритский и др. – на Халкидонском Соборе; что признана была действительной и хиротония, полученная от еретиков: Мелетием Антиохийским – от ариан, Кириллом Иерусалимским – от Акакия Кесарийского и Патрофила Скифопольского, Анатолием Константинопольским – от Диоскора, Иоанном Иерусалимским – от севериан, большинством отцов VI Вселенского Собора – от монофелитов.

Монахи удовлетворились объяснением патриарха. Собор признал вопрос о принятии рукоположенных еретиками достаточно разъясненным; епископам предложили принести покаяние и зачитать свои исповедания веры, и наконец 28 (29) сентября состоялось их принятие в общение.

К третьей категории принадлежал лишь митрополит Неокесарийский Григорий, в свое время бывший одним из отцов копронимовского собора 754 г., упорнее остальных державшийся иконоборческих взглядов. Но, по его словам, согласие настоящего Вселенского Собора произвело на него такое впечатление, что он полностью чистосердечно раскаялся и просил у Собора прощения за свои предшествующие заблуждения. После серьезного обсуждения было постановлено все же поверить его раскаянию и принять его в сущем сане.

После этого Собор приступил к вопросу об иконопочитании. Была проведена серьезная исследовательская богословская работа, подготовившая основания для ороса. Каждая цитата сверялась с источником. 5 (6) октября был зачитан орос копронимовского собора и чрезвычайно подробное, "шеститомное" опровержение на него.

13 октября на 7-й сессии Собора епископом Таврианским (Южная Италия) Феодором был прочитан орос VII Вселенского Собора. Вот он:

"И кратко сказать, мы храним ненововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконной живописью, как согласное с рассказом о евангельской проповеди, служащее нам удостоверением подлинного, а не призрачного воплощения Бога Слова; ибо вещи, которые указывают взаимно друг на друга, без сомнения, уясняют друг друга.

Поэтому мы, шествуя как бы царским путем и следуя богоглаголивому учению свв. отцов и преданию кафолической Церкви и Духу Святому, в ней живущему, со всяким тщанием и осмотрительностью определяем: подобно изображению Честного и Животворящего Креста,

полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях,

честные и светлые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригодного к этому вещества,

иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, непорочной Владычицы нашей Святой Богородицы, также и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей.

Ибо чем чаще через изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и к любви к ним,

и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением (фймзфйкзн рспукэнзуйн),

не тем, истинным по нашей вере служением (лбфсеЯбн), которое приличествует одному только Божественному естеству, но почитанием по тому же образцу, как оно воздается изображению Честного и Животворящего Креста и св. Евангелию и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю древними.

Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней.

Вот таково учение свв. отец наших, т.е. предание кафолической Церкви, от конец до конец земли, приявшей Евангелие.

Осмеливающиеся же иначе думать или учить, или согласно с нечестивыми еретиками отвергать церковные предания и измышлять какое-то нововведение, или отвергать что-нибудь из священного Церкви, Евангелие, или изображение креста, или иконное живописание, или св. останки мученика, или замышлять что-либо с хитростью и коварством для ниспровержения какого-либо из принятых в кафолической Церкви преданий, или давать пространное употребление священным сосудам или святым монастырям, постановляем,

если это будут епископы или клирики, извергать из сана, если же монахи или миряне – отлучать от общения".

Таким образом, в оросе указаны: 1) основание для почитания икон – предание Церкви; 2) бесспорный образец иконопочитания, который не оспаривали и иконоборцы, – почитание Креста; 3) места, где полагается изображать иконы; 4) материалы для изготовления икон (интересно, что о резных иконах в оросе ничего не говорится); 5) объекты изображения; 6) нравственный смысл почитания икон; 7) его догматические нормы; 8) и, наконец, церковные прещения на непослушных.