Афтартодокеты, также известные под названием "фантазиастов", организовались в весьма влиятельную партию среди монофизитов. Выше уже говорилось о беспорядках в Александрии во время правления патриарха Феодосия. Вскоре после своего восшествия на престол (535 г.) он был смещен в ходе народного восстания, возглавляемого монахами. На его место был поставлен убежденный юлианист архидиакон Гайан. Порядок был восстановлен византийскими войсками под командованием генерала Нерсеса. Таким образом, монофизит Феодосий вернулся на престол лишь с помощью имперских халкидонских войск. Однако ересь Юлиана осталась весьма жизнеспособной не только в Египте, но и в Сирии, Персии, Индии, Эфиопии, Аравии и в Армении. В конце концов афтартодокетизм был официально принят Армянской Церковью (551 г.), которая даже анафематствовала Севира.
Другая монофизитская группа называлась "тритеистами". Их учение основывалось на до конца последовательном применении следующей монофизитской предпосылки: все монофизиты, отвергая халкидонскую формулу "одна природа и две ипостаси", утверждали, что нельзя говорить о "двух природах" во Христе, так как природа неотделима от ипостаси и одной не бывает без другой; следовательно, "две природы" автоматически означают и "две ипостаси", то есть чистое несторианство. Тритеисты вполне законно прилагали эту схему и к Святой Троице, и, проявляя логическую последовательность, заявляли, что если в Божестве три Ипостаси, то значит, и три природы. А коль скоро имеются три природы, значит, нужно говорить о трех Богах.
Многие видные монофизиты приняли это учение, в том числе и монофизитский патриарх Антиохийский Сергий. Феодосий Александрийский, рукоположивший многих тритеистов в епископы, в конце жизни понял свою ошибку и опасность, исходившую от тритеизма, и опубликовал опровержение этого учения. Он также опроверг другое возможное следствие отождествления терминов "природа" и "ипостась": учение, согласно которому в Боге была одна природа и, следовательно, одна Ипостась. Воплощение такой уникальной Ипостаси подразумевало смешение природ. Результатом был откровенный пантеизм, который проповедовал известный монофизитский автор того времени Стефан Бар-Судайли.
Вмешательство Феодосия не положило конца спору. Известный александрийский ученый-тритеист Иоанн Филопон выдвинул целый ряд контраргументов, основанных на Аристотеле, для которого, действительно, и ипостась, и природа означали конкретную реальность. После смерти Феодосия (566 г.) в монофизитские патриархи Александрийские был посвящен Афанасий, замечательный лишь тем, что он являлся внуком императрицы Феодоры (через незаконную дочь). В 569 г. Филопон и его тритеизм был осужден самим Иаковом Бар-Аддаем. Разделения между монофизитами дошли до того, что в Константинополе состоялся публичный диспут между двумя их фракциями (тритеистами и ортодоксами), на котором в качестве нейтральной стороны председательствовал халкидонский патриарх Иоанн Схоластик. Это было весьма серьезным моральным уроном для монофизитов. Экстремисты оказались сильнее, и более разумная монофизитская партия проиграла.
Ко времени смерти Юстиниана (565 г.) монофизитское движение было сильно не только численностью, но и имело за собой мощные интеллектуальные и политические силы. Его поддерживали народные массы в Сирии и Египте. Богословская мощь была обеспечена интеллигентами и высшими иерархами, большинство из которых по-прежнему писали по-гречески, часто используя греческие философские категории для защиты своих позиций. Имперский двор при поддержке халкидонского епископата был всегда готов обсуждать общие формулы и объединительные исповедания веры, а также обеспечить убежище и безопасность для тех монофизитских иерархов, которые – как, например, патриарх Феодосий Александрийский, – занимали достаточно примирительную позицию. Все это давало надежду на объединение.
Но скандальные разделения в рядах самих монофизитов весьма осложняли переговоры об объединении. Экстремистское большинство отказывалось верить умеренным, т.е. тем монофизитам во главе с Феодосием Александрийским, которые пытались придерживаться позиций Севира. Возможно, если бы эти умеренные иерархи в нужное время имели больше власти и влияния, очевидный христологический консенсус, выраженный в "кирилловском халкидонстве", победил бы. Но существование параллельной церкви, созданной Бар-Аддаем; длившаяся более столетия шумная кампания против Халкидона, представлявшая халкидонскую веру как "нововведение"; и, наконец, болезненные воспоминания о насильственных высылках таких "исповедников веры", как Диоскор или Тимофей Кот, и насильственном поставлении халкидонских патриархов Александрии и Антиохии – все это делало попытки любого объединения похожими на предательство. Это не было сознательным протестом против Империи или греческой Церкви. Ведущие монофизитские богословы продолжали говорить по-гречески. Богослужение, используемое сирийцами, и в особенности коптами, оставалось двуязычным. Имперские лоялисты были весьма распространены, и, в большинстве своем, среди епископов. Но массы были чрезвычайно консервативны: они отказывались принять что-либо, что хотя бы формально отличалось от формулировок св. Кирилла.
3. После Юстиниана стал править его племянник Юстин II (565-574 гг.), женатый на племяннице Феодоры Софии.
Его царствование ознаменовано возвращением к политике примирения. Многие современные историки считают его, а особенно Софию, монофизитами, вновь, наподобие Зенона и Анастасия, отступившими от принципов Халкидона. Этот взгляд основывается на свидетельстве умеренно-монофизитского историка Иоанна Эфесского, чья "История Церкви" – один из важнейших источников по данному периоду.
Иоанн по взглядам своим был "крепким" империалистом и поэтому, очевидно, возлагал большие надежды на обращение в монофизитство Юстина. Однако и он признает, что оба патриарха того времени (Иоанн Схоластик и Евтихий) были твердыми халкидонцами, и возлагает на них вину за возобновление гонений на монофизитов.
Иоанн Эфесский сообщает (на основании слухов, как он сам признает), что София в молодости причащалась у монофизитов и что муж ее втайне делал то же самое. Однако, как отмечает сам Иоанн, оба они, чтобы взойти на трон, должны были стать формально халкидонцами. Именно это признание Иоанна, что император должен был признать Халкидон, отражает реальное положение дел в Константинополе в 565 г. Итак, возвращение властей предержащих к ситуации до 518 г., к временам Зенона и Анастасия, уже было немыслимым.
16 июля память Халкидона торжественно отмечалась во всех церквах Империи. Ну и, конечно, никакой император не мог бы отменить V Вселенского Собора (553 г.), подтверждавшего решения Халкидона, не говоря уже об отмене самого Халкидона, упоминаемого в прологе к официально принятому в Империи "Кодексу" Юстиниана. Именно поэтому Иоанн Эфесский и другие монофизиты столь радовались, когда видели, что, несмотря на это, Юстин II все же идет путем примирения и диалога.
Но предположение, что Юстин II был тайным монофизитом, весьма маловероятно еще и в свете того, что его близким другом и единомышленником был патриарх Константинопольский Иоанн Схоластик, убежденный и несгибаемый халкидонец, который и настоял на воцарении Юстина.
В правление Юстина II возобновилась война с Персией. Кроме этого, его царствование отмечено поддержкой искусств, строительством новых церквей и неослабевающим вниманием к делам церковным как на Востоке, так и на Западе. Правительство, не боясь испортить отношений с Западом, шло на диалог с монофизитами, но при этом твердо придерживалось халкидонских позиций (иначе и быть не могло, так как формальное признание Халкидона официальными властями было закреплено в законе) и всегда готово было проявить твердость, если монофизиты не пойдут навстречу.
Ученый-юрист из Антиохии Иоанн Схоластик (565-577) стал патриархом еще при Юстиниане, после того, как престарелый император отправил в ссылку патриарха Евтихия за его отказ поддержать афтартодокетизм. Иоанн, хотя и взошел на патриарший престол при довольно двусмысленных обстоятельствах, смог выждать время и избежать признания афтартодокетизма до смерти Юстиниана в ноябре 565 г. Патриарх знаменит своей ролью в кодификации канонических текстов, сравнимой с ролью Юстиниана в кодификации государственного законодательства. Неизбежно и ему пришлось войти в отношения с монофизитами.