Изменить стиль страницы

Заключение в темницу.

Ст. 10. Раздор увеличился, и произошел шум. Был ли это только спор фарисеев с саддукеями, или Павел снова сделался предметом раздора и угроз? Историк говорил только, что тысяченачальник, боясь, чтобы Павел не был растерзан на части, приказал воинам сойти взять его из среды их и отвести в крепость (10). Синедрион обыкновенно собирался в святилище, куда, следовательно, запрещен был доступ римским воинам. Но возле крепости было другое место собрания, и там-то, вероятно, воины взяли Павла.

Видение Господа.

Ст. 11. В темнице, куда отвели его, его ожидала лучшая и вернейшая защита, чем какую представляли самые стены крепости. В следующую ночь ему явился Господь и сказал: «Дерзай, Павел, ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме» (11), когда и как, Господь не говорит, да и Павел не спрашивает Его. Он уже готов запечатлеть своей кровью это свидетельство, где угодно — в Иерусалиме или в Риме. Но Господу угодно, чтобы это совершилось в Риме. Значит, Павлу еще остается время поработать Господу.

Заговор иудеев и открытие его

(XXIII, 12-22) Ст. 12-15. Но иудеи не знали, какой невидимой защитой Господь окружил Своего служителя: они ожидали его при выходе из крепости, скрывшей его от их ярости. Ожидание длилось, и некоторые хотели сократить его. На следующее утро, около сорока человек собрались и поклялись, говорит историк, торжественно, страшной клятвой, дали обет не есть и не пить, пока не убьют апостола (12); этот обет и план исполнения его они тотчас открыли членам Синедриона. Едва ли все в собрании склонны были запятнать себя убийством; но достаточно было согласия некоторых, чтобы признать обет и убедить Синедрион потребовать Павла в собрание еще раз; достаточно было обратиться к одному первосвященнику, способному, по свидетельству Иосифа Флавия, принять участие в каком угодно преступлении, — первосвященнику, насильственная смерь которого скоро подтвердила пророческое слово Павла: «Бог побьет тебя самого!» — Итак, решено было потребовать еще раз Павла из крепости в Синедрион; убийцы будут ожидать его на дороге.

Ст. 16-20. Об этом намерении, неизвестно как, узнал племянник Павла «сын сестры Павла», он пробрался к Павлу и открыл ему заговор. Если бы Господь не сказал Павлу, что он нужен Ему в Риме, то он, вероятно, смело пошел бы навстречу опасности, предоставляя свое освобождение воле Божией. Но поелику он должен жить, то и рассудил, что, следовательно, Господь хочет его спасения. Посему он отослал этого молодого человека к тысяченачальнику; последний понял всю ответственность свою за предположенное убийство и решился отослать Павла, под охраной воинов, в Кесарию, где жил римский правитель (Воскр. Чт. 1873 г., т. 2, стр. 187).

Стих 23-35

Отправление и прибытие узника Павла в Кесарию к Прокуратору Феликсу (XXIII, 23-35)

В Кесарии, куда отправили ап. Павла из Иерусалима, жил правитель Иудеи — Феликс. Это был тип порочнейших правителей того печального времени. Хотя Деяния Ап. не представляют очевидных данных для оценки характера этого жестокого правителя, державшего невинного Павла два года в темнице, но есть другое свидетельство, — история Тацита, изображающая неизгладимыми чертами нравственную сторону его. «Император Клавдий, — говорит Тацит, — отдал разоренную Иудею в управление всадникам или вольноотпущенникам. Одним из последних был Антоний Феликс, запятнавший свое правление жестокостью и грабежом и соединявший в себе почти безусловную царскую власть с душою раба» (Ист. Тац. V, 9). Он был братом другого раба — Палласа, который, по милости Агриппы, захватил в свои руки управление Римом и всей империей. Несмотря на поддержку со стороны своего всемогущего брата, Феликс хотел придать своему положению в Иудее некоторого рода национальное основание: он женился на Друзилле, дочери Ирода Агриппы и жене царя Емисийского, Асиза, бросившей своего мужа ради Феликса. Но его суровый нрав, порочная жизнь, отсутствие блестящих талантов, жадность, низость и заискивание у народа, — словом, все отталкивало от него иудеев и возбуждало в них ненависть к нему. Насколько они были основательны и справедливы в этом случае, показывает то обстоятельство, что Нерон, через два года правления Феликса, должен был разобрать их несогласия и оправдать иудеев. Феликс был отозван и, не будь его сильного брата, поплатился бы головой за свой гнусный деспотизм в управлении Иудеей. Таков был правитель Иудеи, к которому привели Павла. При наступлении вечера, четыреста пеших воинов и семьдесят всадников отправились из Иерусалима, посадив Павла на лошадь и ведя его в середине. Такая сильная охрана, по-видимому, свидетельствует, что существовали и другие планы, кроме плана сорока заговорщиков, и что тысяченачальник боялся народного восстания. Иерусалимский тысяченачальник написал Феликсу довольно беспристрастное письмо, в котором объявлял (Деян. XXIII, 26 и след. ), что он не нашел Павла виновным ни в каком преступлении, достойном смерти или оков, что приводил его в Синедрион и увидел, что его «обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона иудейского». Узнав потом, что его жизнь — в опасности, он отправил его в Кесарию и объявил иудеям, что они могут, если хотят, обвинять его перед правителем (Воскр. чт. 1873 г., ч. 2, стр. 228).

ГЛАВА XXIV

Стих 1-27

Апостол Павел в Кесарии — перед судом прокуратора Феликса (XXIV гл.)

Обвинение его иудеями. Ст. 1-9. В Кесарии Павла поместили в темнице старого дворца Ирода Великого, занимаемого в то время правителем и носившего римское название «претории». Через пять дней после прибытия в Кесарию Павла, явились к Феликсу иудеи, пришел и сам первосвященник Анания, в сопровождении членов Синедриона и некоторого ритора Тертулла, взятого для обвинения Павла. Начался суд. Тертулл, по правилам риторики, начал обвинительную речь льстивой похвалой Феликсу, с наглым бесстыдством хвалил распоряжения Феликса, говорил о счастьи, каким наслаждались иудеи в его правление, об общественной благодарности, и просил Феликса выслушать его с обыкновенной добротой. Затем он перешел к главному предмету своей речи — обвинению Павла, называл его язвою, нарушителем общественного спокойствия, основателем ереси Назореев, возбудителем мятежа между единоверцами. Мы находим «сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими по вселенной, и представителем ереси назорейской» (XXIV, 5), или назаретской — (Назореи — последователи Иисуса Назаретского). Перемена буквы а на о — простая игра слов, изменяющая значение слова Назареи (Назореи — люди ничтожества). Таким образом, иудейский оратор хотел выставить на вид преступление Павла, которое мог судить сам правитель; но ему хочется также настоять, чтобы он судился, или вернее, был осужден самими иудеями. «Он отважился, -прибавляет оратор, — осквернить храм», так что «мы взяли его и хотели судить по нашему закону. Но тысяченачальник Лизий, пришедши, с великим насилием взял его из рук наших и послал к тебе» (6, 7). Затем он передает о событии, уже известном нам. Заключение речи, хотя и не высказанное определенно, ясно: Павел должен быть предан суду Синедриона, как осквернитель храма.

Защитительная речь его. Ст. 10-21. Не будь Павел римским гражданином, Феликс, вероятно, выдал бы его иудеям, радуясь, что так дешево может купить доброе мнение их о себе. Но право римского гражданина Павла заставило его быть осторожнее и даже дозволить Павлу говорить в свою защиту. По знаку Феликса, Павел начал говорить. Сначала он высказал удовольствие, что судится таким человеком, который так долго управляет страной. В этих словах нельзя видеть лести Феликсу и его правосудию, на которое Павел, конечно, мало рассчитывал: он хотел сказать этим, что Феликс должен знать иудеев, особенно их старейшин, и понимать, на что они способны. Но он не высказывает этой мысли ясно, не желая пользоваться ненавистью Феликса, которому он отвечал на взаимную ненависть к нему иудеев, особенно Анании. Посему Павел в своей речи только защищается, говорит, что он пробыл в Иерусалиме только несколько дней и во все это время не вступал в споры ни во храме, ни в синагоге; признает, что он служит Богу отцов своих по учению, отличному от иудейского, а это учение они называют ересью; но служит так по учению, написанному в законе и пророках, веруя в воскресение. Чаяние воскресения руководит всей его жизнью и действиями. Давно он не был в Иерусалиме и теперь пришел туда, чтобы доставить братьям милостыню, собранную в других странах, и вошел в храм только для исполнения формальностей своего обета. Там асийские иудеи узнали его и схватили. Синедрион не может обвинить его ни в каком преступлении, и он судится за то только, что учит о воскресении мертвых (Воскр. чт. 1873 г., ч. 2,. стр. 228).