ГЛАВА XXIII

Стих 1-5

Апостол Павел на суде пред первосвященником и Синедрионом (XXIII, 1-5)

Хотя возмущение было делом толпы, однако Синедрион не показал в отношении его ни особенной снисходительности, ни правосудия. Лишь только Павел открыл уста, объявляя, что он, «жил пред Богом всею доброю совестию», как первосвященник Анания приказал бить его по устам, что служило, как кажется, обычным наказанием богохулителям. Для апостола легче было перенесть осуждение на смерть, чем такое грубое и бесчестное насилие, «Бог будет бить тебя (самого), стена подбеленная! — сказал он, — ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня» (XXIII, 3). При сих словах некоторые закричали на него: «Первосвященника Божия поносишь?» Павел отвечал на это: «Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: начальствующего в народе твоем не злословь» (5).

Читая этот рассказ и принимая его за достоверный, некоторые обвиняют Павла сначала в грубом насилии, с каким он обращается к первосвященнику, потом в хитрости и даже во лжи, когда он объявил, что не знал первосвященника. Другие же, желая оправдать его, прибегают к доказательствам, иногда очень странным. — Разберем сначала, насколько основательны обвинения первых.

Во-первых — на чем основано обвинение в насилии? Единственно на том, что Иисус Христос, Которого также ударили в лицо, не говорил так, как Павел. Но если мы захотим осуждать всякого, кто не владеет таким же терпением, как Спаситель, — то кого мы оправдаем? Кроме того, и самое сравнение не вполне точно: Иисус Христос, во время Своих страданий, получил удары по лицу, но не по приказанию Своих судей. Если бы они даны были по приказанию Каиафы, то Спаситель, может быть, что-нибудь и сказал ему на это неприличное забвение своего первосвящсннического достоинства и обязанностей судьи. Выражение, «стена подбеленная» не тождественно ли с выражением Спасителя: «крашенные гробы»? Возражают, что Павел сам признал себя виновным, говоря: «Я не знал, что он первосвященник». Если Павел извиняется, — значит, признает себя виновным. Но в чем? В том, что говорил так первосвященнику? Нет. Он отвечает только, что не знал, что говорит с начальствующим в народе своем. Значит, он не берет своих слов и, в сущности, усиливает вину, потому что дает понять, что он замолчал бы из уважения к достоинству первосвященника, но не изменяет своего мнения о его поведении.

Но, говорят еще, искреннее ли это извинение? Мог ли Павел не узнать первосвященника по его костюму, по месту, которое он занимал как председатель Синедриона? — Ответ на это находится в самом возражении. Если Анания председательствовал в собрании — в одежде первосвященника и сидел на своем обычном месте — против обвиняемого, — то извинение было бы ложью, но и явной нелепостью, в чем однако его не обличили. Следовательно, необходимо предположить какое-нибудь, не известное нам, обстоятельство, объясняющее ошибку и оправдывающее извинение.

В рассказе, вероятно, опущено это обстоятельство, как и другие подробности. Автор, по обыкновению, указывает только выдающиеся черты и мало заботится о пропусках. Так, мы видим в рассказе только начало заседания, отмеченное упомянутым случаем, и затем — конец его, без всякого указания промежуточных действий. (Воскр. Чт. 1873 г., т, 2, стр. 186).

О том же

Фаррара.

Синедрион собрался в полном числе членов. Президентом (Nasi), по обычаю, был первосвященник. После предварительных вопросов, св. Павел, устремив взор на Синедрион, начал свою защиту словами: «Мужи братия! Я всею доброю совестию жил пред Богом до сего дня». Что-нибудь в этих словах в особенности неприятно было первосвященнику. Может быть, ему не нравилось употребление слова «братия», которое можно допустить только с равными, тогда как он ожидал бесчисленных выражений рабской покорности, так как эти последние шли гораздо более к положению узника перед собранием мудрецов. Но св. Павел был не человек низкого сословия, а равви. Легко может статься; что он употребил слово «братия» вместо «отцы» намеренно, потому что сам был некогда членом Синедриона. Еще более могли раздражить первоприсутствующего смелые суждения невинного человека, ибо, хотя и с прискорбием, но первосвященник должен был сознавать в душе, что его общественную жизнь нельзя назвать добросовестной перед Богом или перед людьми. Первосвященником же в то время был Анания, сын Небедоея, возведенный в это звание Иродом халкидским. По характеру и образу жизни, это был самый развращенный из саддукеев самого худшего периода иудейских иерархов. История передает об его неразумном мщении самарянам и о далеко неблагородных средствах, употребленных им для избежания последствий участия в произведенных при этом убийствах. Талмуд для довершения картины прибавляет, что Анания был грабитель-тиран, который своей ненасытной алчностью довел до нищеты низших священников, обсчитывая их в десятинах, и что он посылал своих любимцев с дубинами выбивать десятины силой. Но Анания держался в этом звании в течение такого периода времени, который по тем временам был необычайно продолжителен. Срок этот прерывался только временным отсутствием, когда Анания в виде узника отослан был в Рим для ответа. Но при этом случае, благодаря заступничеству какого-то актера и наложницы, по-видимому, выиграл дело, однако же, почти вслед за тем был низложен для предоставления этого звания Измаилу Бен Фаби, и немногие пожалели о нем, когда он был вытащен из водосточной трубы, в которой скрывался и погиб под кинжалом сикариев, которым покровительствовал и которыми руководил сам в дни своего благоденства.

Поведение его в отношении св. Павла представляет образчик его характера. Едва только апостол высказал первые слова, как Анания с явным пренебрежением ко всякой законности «стоявшим пред ним приказал бить его по устам». Возмущенный таким явным оскорблением, св. Павел, несмотря на свое обычное смирение, вспыхнул сильным гневом. Нет между людьми такого совершенного характера, который бы, при всем великодушии и снисходительности, не носил в себе зародыша негодования к невыносимой неправде. Чувствуя жестокую боль от удара, св. Павел воскликнул: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! Ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня». Приводя это выражение, блаж. Иероним задается вопросом: где же то терпение Спасителя, Который, будучи ведом, как агнец, на заклание, не отверзает уст Своих и так кротко спрашивает ударившего: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня! Но кто же осмелится произнести осуждение на действие апостола, сравнивая самообладание человеческое с самообладанием Богочеловека, Который, страдая телом, стоял превыше всякой плотской неправды и человеческой слабости». Но мы считаем необходимым привести на память читателям, что не один раз Сам Господь Иисус Христос, обличая лицемерие и дерзость, давал полную свободу Своему праведному гневу. Присутствующие были, по-видимому, поражены смелостью возражения св. Павла, потому что спросили его: «Первосвященника Божия поносишь?» «Я не знал, братия, что он первосвященник», и прибавил, что если бы ему это было известно, то он не назвал бы его «стеной подбеленною», ибо ему ведомо Писание: «начальствующего в народе твоем не злословь».

Может показаться удивительным неведение св. Павла о том, что Анания был первосвященником, и нет повода объяснить причину произнесенного им же жесткого слова тем, что апостол не придавал никакого значения первосвященству Анании, который был первосвященником только по имени или тем, что говорил в эту минуту, осуждая в нем человека, а не первосвященника, или не признавал первосвященником человека, допустившего себе такую противозаконную дерзость. Но, принимая во внимание бесславие и ничтожество, в которые повергнуто было первосвященство людьми, добивавшимися хотя на короткое время занять первосвященническое седалище, — принимая во внимание, что некоторые из них носили шелковые перчатки, чтобы не замарать рук в жертвенной крови, принимая во внимание, что римляне и Ироды постоянно меняли их, возводя в это звание одного и смещая другого по своему произволу, а народ признавал первосвященство, как за настоящими первосвященниками, так и за смещенными, так что в одно и то же время бывало по нескольку первосвященников, — принимая во внимание, что таким образом первосвященство этих беспрестанно менявшихся саддукеев стало призраком того, что понималось некогда под этим словом, и что во мнении народа перенесено было на более знаменитых раввинов, — становится весьма понятным, что св. Павел, после продолжительного отсутствия в Иерусалиме, в течение нескольких и притом деловых дней, не принял на себя труда узнать, носил ли какой Камит, или потомок Воифы, или Канферы звание первосвященника. Ему известно было, что первосвященник был Нази Синедриона, но среди многочисленного собрания апостол мог не расслышать, кто именно произнес оскорбительное приказание (Жизнь и труды ап. Павла, т. 2, стр. 182).