Изменить стиль страницы

Нельзя не видеть в сей речи искусства и мудрости св. апостола, с какою он ведет к своей цели слушателей язычников. Когда ему приходилось говорить с иудеями, сила истины заставляла его упоминать перед ними о тяжелой вине их в предании на смерть Спасителя мира, и он, для примирения их со своей совестью и для смягчения жесткости намека на великий проступок, старался извинить его их неведением с одной стороны, а с другой — предопределением совершившегося свыше. На язычниках не тяготело это злодеяние; но у них много было других причин и явлений, которыми мог оскорбляться благочестивый дух апостола и которые могли вызывать резкое обличительное слово с его стороны. По словам Деяний апостольских, раздражался дух апостола при виде множества идолов, наполнявших город, которые для его веры казались оскорбительною мерзостью. Но он сдерживает свое неудовольствие, не нападает прямо на заблуждения и видимые его выражения, чтобы не оттолкнуть от себя сразу слушателей, а ищет в их сознании пункт соприкосновения между тем, во что они веруют, и тем, что он проповедует. Он воздает честь благочестию афинян, указывая на множество храмов и капищ, ими созданных, и между этими капищами особенное внимание обращает на одно капище, на котором было написано: «неведомому Богу». Похвалив афинян за благолепное почитание неведомого Бога, он берется указать Того, Кого они чтут, не зная Его. Это Бог, сотворивший мир и все, что в мире, всем дающий живот, дыхание и все и ничего не требующий от человека. Это Бог Промыслитель, блюдущий судьбы народов и назначающий им времена действия и места жительства, и близкий к каждому из нас, кто только хочет видеть Его действия. Указав на промышление Божие о мире и народах, апостол частнее говорит о нашей зависимости от Бога, Которым мы живем, движемся и существуем, и в доказательство своего положения приводит изречение книжников языческих. На основании этого положения он выводит заключение, что Бог не может быть подобен какому-либо земному материалу, золоту или серебру, или камню, обделанному искусством человеческим. Не останавливаясь долго на этом теоретическом положении, он переходит к нравственному чувству человека и призывает к покаянию своих слушателей, во имя воли Божией, ныне открываемой, и при этом напоминает о Муже, Которого предоставил Бог для спасения людей, через Которого Он будет судить вселенную и Которого воскресил из мертвых для уверения всех в Его значении (XVII, 22-32).

Как ни искусна по своему составу речь апостола, сказанная в афинском ареопаге, она не произвела, однако же, на слушателей того действия, какого можно было ожидать от нее. Деяния апостольские, выражая впечатление, произведенное этой речью, замечают, что только немногие пристали к апостолу и уверовали в его Учение, а большинство с недоверием и глумлением отнеслось к его Слову, особенно когда он начал говорить о воскресении мертвых.

Его слушали, когда он изъяснял общие истины, доступные религиозному чувству каждого; а лишь только начал он вводить своих слушателей в христианское учение об искуплении, оправдании и суде, слушатели тотчас же изменили свое внимательное отношение к новому учителю, и он, как видно, преждевременно должен был закончить речь свою (Деян. XVII, 32-34). Апостол сам недоволен был тем результатом, каким закончились его ученые беседы с греческими философами и образованными жителями Афин, и потому, по прибытии из Афин в Коринф, решился проповедовать одного Иисуса Христа и Сего распята, оставя все препретельные слова человеческой мудрости, что для образованных эллинов казалось безумием (1 Кор. 1, 17; 22-25; II, 1-5). (Руков. для с. п. 1874 г. № 46, стр. 337).

Стих 22

О том, почему в Афинах судилище, в котором говорил народу Павел называлось Ареопагом (ст. 22)

Cв. Исидора Пелусиота.

В Афинах судилище, в котором говорил народу Павел, называлось Ареопагом потому, что там, как говорят, понес наказание Арей; а слово пагос значит возвышенное место, ибо судилище это было на некотором холме, отчего у иных правители некоторых селений или местечек называются пагархами.

О свободе, с какою Павел говорил в народных собраниях

Его же.

Крайне дивлюсь мужеству достославного Павла, с каким и подсудимый, говорил к народу и, давая отчет, учил. Ибо учителю свойственно говорить со властью, а подсудимому — соразмерять слова с обстоятельствами. Но он вел себя вопреки сему; потому что имел в себе Подателя и Распределителя премудрости (Тв. ч. II, стр. 361).

Стих 23

О капище в Афинах (ст. 23)

Его же.

Поелику неопровержимо и неоспоримо всякое слово, признанное и противниками; то с каждым народом должно вести речь с того, что для них обычно. Так поступал Павел, этот сокровищехранитель мыслей Христовых, с иудеями, начиная беседу от Писания, а с афинянами от капища. Почему и говорил: бых беззаконным яко беззаконен (1 Кор. 9, 21). Ибо, как бы не слыхавший закона, предложил увещание, начав с капища, не потому, что капище признавал более достойным вероятия, нежели Писание, но потому, что неверующих Писаниям покорял собственными их учениями (Тв. ч. II, стр. 346).

Почему на капище написано было «неведомому Богу» (Деян. 17, 23)?

Его же.

Две, говорят, были причины, почему в Афинах на капище было написано: неведомому Богу. Одни утверждают, что, когда персы ополчились на Элладу, афиняне послали гонца Филиппида к лакедемонянам просить вспоможения; почему на Парфенейской горе явившееся видение Пана, хотя обвиняло афинян в небрежении к нему, однако же, обещало помочь. Потому афиняне, одержав победу, соорудили и надписали: неведомому Богу. Другие говорят, что Афины посетила язва и попаляла их в такой мере, что не щадила и самых тонких тканей. И как, совершая служение мнимым своим богам, не получали никакой пользы: то размыслив, что, может быть, иной какой-либо Бог, Которому они не воздавали чествования, наслал язву, построили храм и капище, надписав: неведомому Богу и принеся жертвы, немедленно были уврачеваны. Заимствовав сие из собственных афинских учений, Павел покорил себе афинян, высоко думавших о своей мудрости (Тв. ч. 2, стр. 458).

О том же

Cв. Златоуста.

Афиняне в разные времена принимали разных богов и даже иноземных, например, богиню Минерву, Пана из других стран; боясь, чтобы не нашелся еще какой-нибудь бог, неведомый им, но почитаемый в другом каком-нибудь месте, они для большей безопасности поставили жертвенник и ему; и так как этот бог был неизвестен, то написали: неведомому Богу. Этот-то Бог, говорит Павел, и есть Иисус Христос, или лучше, Бог всех. Его же убо неведуще чтете, говорит, Сего аз проповедую вам. Смотри, как он доказывает, что они и прежде принимали Его. Ничего странного, говорит, ничего нового я не предлагаю. Они твердили ему: что новое сие глаголемое тобою учение? Странна бо некая влагаеши во ушеса наша. Посему он немедленно уничтожает их предубеждение (Беседы на Деян, ап., ч. 2, стр. 151).