Разум, не довольно покоренный вере, не довольно ею просвещенный, не вдруг усмотреть может, подлинно ли, и почему путь к царствию Божию должен лежать непременно через скорби. Что, кажется, за необходимость заставлять человека страдать, чтобы потом сделать его блаженным? Отсюда может родиться догадка, не относится ли учение о скорбях ради царствия Божия только до первенствующих христиан, которым надлежало вытерпеть гонения от иудеев и язычников, до утверждения христианства во вселенной. Сим подлинно христианам, и в сих обстоятельствах, апостолы Павел и Варнава говорили о многих скорбях ради царствия Божия и притом вскоре после того, как Павел перед их глазами, в Листре, едва не до смерти побит был камнями за проповедование христианства. Но что учение о скорбях ради царствия небесного есть не временное только и частное, а всегдашнее и всеобщее в христианстве, в сем не трудно удостовериться из наставлений Самого Иисуса Христа, не случайных и примененных к особенным обстоятельствам, но коренных и всеобщих (T. IV, стр. 42).

Никанора, Архиеп. Херсонского.

Бог есть потребность скорбящего сердца, — говорилось в старой философии. Эта истина основана на психологическом, на душевном опыте. Известно, что в счастьи человек легко забывает Бога, в несчастьи же, наоборот, вспоминает Бога и забывший Его. Самый стон скорбящей души, самый вопль боли, ею испускаемый, самое чувство беспомощности, естественно рождающееся в минуты невзгоды внешней и неисходной тоски внутренней, — все это невольно обращает очи страждущего к небу, с верой ли, без веры ли. Само безверие тогда естественно стремится переродиться в веру, сама безнадежность невольно окрыляется хотя слабой надеждой, увлекаясь естественным и невольным желанием выбиться из тоски и отчаяния, избавиться от душевно-телесной боли, устранить от себя грозу смерти, отвратить от себя, как наиболее противный и возмутительный, безысходный мрак смерти вечной, понимать ли ее, как муку вечную или же как вечное уничтожение. Бывает, что люди накликают на себя смерть, даже причиняют ее себе; но это преступное движение чувства и воли, а иногда и самоубийственной руки, всегда, по крайней мере, в самой большей части случаев, бывает порывом отчаяния и малодушия. Глядеть же всегда, или же слишком часто, в лицо смерти и смертной или посмертной муке слишком противоестественно, — тогда человеку непременно захочется жить, для света и радостей, просто даже для ощущения жизни; захочется опереться на высшую силу, способную отвратить смерть и смертную муку, как и всякое страдание; захочется прибегнуть к Богу, Владыке жизни и смерти, Богу, Подателю всех благ и Спасителю от всех зол. Частые скорби и страдания, постоянные же опасности, а особенно опасности смертные держат душу в постоянном напряжении, в постоянном обращении и стремлении к Богу Спасителю. А сохраняя и поддерживая душу в этом направлении, соблюдают ее, по возможности, от всякой скверны плоти и духа и, действительно, приближают к Богу, приближают не одним только обращением и стремлением к Богу, но и очищением и усовершенствованием, соблюдением заповедей Божиих и богоугождением. Так и достигает человек царствия Божия многими скорбями. Потому-то, его же любит Господь, наказует: бьет же всякого сына, его же приемлет за сына с любовью Отца. Потому-то, когда человек не погибельный забывается, Бог насылает на него скорби, ввергает его в пещь искушения, в которой человек и искушается, яко злато в горниле. Когда забывается и народ благоверный, Бог ввергает его в пещь или войны, или заразы, или голода и других всенародных бедствий. И смотрите, вспомните, как в годину всенародного искушения дух народа возвышается, как вера крепнет, как теплота народного благочестия возрастает, народные молитвы множатся, становятся неотступнее, доблестные подвиги терпения и самоотвержения, веры и верности, человеколюбия и милосердия учащаются, становясь даже заурядными и обычными, — и общество, в другие поры даже легкомысленное и во многих отношениях несовершенное, в годину народного бедствия больше и больше уподобляется царствию Божию на земле. Посмотрите, подумайте, как воины на войне, как моряки на море, которым смерть так часто и упорно глядит в глаза; как они, тайно ли, явно ли, но почти всегда и почти все в душе бывают невольно и естественно обращены к Богу, и как иные потрясения, в бурях ли морских, в бурях ли сражений, отражаются сильными и более или менее благотворными потрясениями в сердцах, нередко на всю жизнь до гроба, провожая и за гробовую доску (Бес. и поуч., т. IV, стр. 646).

Чтения о св. Апостоле Павле: Кипр, Антиохия Писидийская. Воскр. чт. 1872. I, 205-207.

Ст. 1. Манаил. Библ. поп. сл. Воскр. чт. 1876. II, 144.

Ст. 6-13. Пафос. Б. п. сл. Воскр. чт. 1877. I, 175.

Ст. 7. Проконсул. Там же, 320.

Ст. 9. Павел или Савл. Там же, 123-128.

Ст. 13. Пергия. Там же, 176.

Ст. 14. Писидия. Там же, 223. Антиохия Писидийская. Б. п. сл. Воскр. чт. 1874. I, 158.

Ст. 21. Икония. Б. п. сл. Воскр, чт. 1875. II, 64.

XIV гл., ст. 22. Объяснение. Воскр. чт. VII, 306.

О необходимости скорбей на пути к царствию Божию. Христ. чт. 1839. I, 336-349.

Чтения о св. ап. Павле: Икония и Листра. Воскр. чт. 1872. I, 295-298.

Ст. 6. Дервия. Б. п. сл. Воскр. чт. 1874. II, 288. Ликаония. Б. п. сл. Воскр. чт. 1876. II, 96. Листра. Там же, 96.

Ст. 12. Меркурий или Ермий. Б. п. сл. Воскр. чт. 1876. II, 238-239.

Ст. 25. Атталия. Б. п. сл. Воскр. чт. 1874. II, 288.

XIII гл. 14-41 ст. Ранинского. О речи св. ап. Павла в Антиохии Писидийской. Стран. 1890. III, 15-17.

XIII-XIV гл. Прот. Михайловского. Первое миссионерское путешествие Павла и Варнавы (45) г.). Св. ап. Павел. 21-26.

Иннокентия, Архиеп. Херсон. Первое апостольское путешествие св. Павла ?. IX, 387-397.

О том же. Фаррара, Жизнь и труды св. ап. Павла. I, 208-244.

Прот. Горского.

Тогда как христианство все более и более распространялось между язычниками в Антиохии, а отсюда в Сирии и Киликии, — угрожало возникнуть между новыми Церквами несогласие, или раскол, который мог вести за собой и постоянную вражду двух главных составных частей христианской Церкви. Пришли в Антиохию из Иерусалима державшиеся строгого фарисейства христиане, которые говорили язычникам, что они без обрезания не могут иметь части в царстве Божием, и спорили с Павлом и Варнавой относительно проповедуемого ими учения. Церковь Иерусалимская, по всей вероятности, состояла из одних обращенных иудеев. Обращаясь ко Христу, они, как иудеи, еще продолжали соблюдать уважение к своему иудейскому закону не только в делах гражданских, но и в церковных; так как те и другие тесно были соединены между собой. Таким образом верующие иудеи соблюдали, как и прежде, праздники и другие обряды иудейской религии, подобно тому, как Сам Спаситель во время земной жизни подчинялся закону (Деян. 21, 20, 21). В этом они оказывали более ревности, нежели обратившиеся иудеи из рассеяния, или эллино-евреи.

Жившие вне Иерусалима иудеи и прежде не так тесно были привязаны и к храму, и к жертвам. Они только от времени до времени посещали Иерусалим на праздники или довольствовались и тем, что посылали деньги на содержание храма и на жертвы; между тем собирались в синагогах для чтения священных книг и наблюдали иудейские законы о пище и очищениях. Теперь, когда обращались они в христианство, то или совсем оставляли закон, или, по крайней мере, еще слабее были привержены к нему; им не стоило большого труда войти в общение с обращающимися язычниками, от которых не требовалось соблюдение закона иудейского. Сначала они, может быть, не оставляли своих синагог, но с течением времени, не находя в них такого назидания для себя, как в собраниях христианских, и не видя надежды подействовать благоприятно в пользу христианства на своих единоплеменников, оставляли мертвые училища; сближаясь с обращенными язычниками в церковной и домашней жизни, с ними вместе принимали пищу; от того и правила иудейские о пище и очищениях мало-помалу приходили в забвение. Через несколько лет (лет через 10) некоторые иудеи, обращенные в христианство вне Палестины, перестали совершать обрезание и над своими детьми: — последний решительный признак того, что они совсем отказывались от иудейства.