Очень скоро выяснилось, что мы недалеко от выхода. Причем мой сопровождающий столкнулся с двумя, молодцеватого вида, парнями, которым сообщил, что одну суку он повязал (для тех кто не догадался, как я сначала, повязанная сука-это я), и что наверняка здесь еще их целая кодла, так что пусть Джек их ищет.

Джек оказался симпатичной немецкой овчаркой, к которой, я было полезла знакомится, но быстро разочаровалась из-за его первоначального равнодушия, и последующей агрессии. Тут меня затолкали в милицейский уазик и куда-то повезли.

Я была в смешанных чувствах. С одной стороны, мне дико хотелось спать. С другой, я ничего не понимала и мне становилось все страшнее. Отсутствие Гарика повлияло на меня, в крайней степени, угнетающе. И больше всего на свете, я хотела, чтобы он оказался рядом со мной и сказал какую-нибудь гадость. Но Гарика рядом не было.

Позвонить я не могла, потому что у меня были скованы руки, и потому что телефон у меня сразу же отобрали.

Привезли меня в какой-то кенгурятник, с несколькими клетками и грубо затолкали в одну из них. Слава Богу, пустую. На все мои вопросы, а за что? По какому праву, и вообще? я слышала отборнейший мат или молчание.

Осознав, что на данный момент я ничего сделать не могу, и никто со мной не разговаривает, я решила, хотя бы поспать.

Поверьте мне, это было не лучшее место для сна. Воняло мочой, было грязно, холодно, однако, я умудрилась как-то свернуться на лавке калачиком и подложив руки под голову попыталась заснуть. Не удалось. Через некоторое время, меня в довольно грубой форме вытолкали наружу и отвели в какой то кабинет, где сидел человек в чине лейтенанта, с красной мордой и злобными маленькими глазками, бегающими туда-сюда.

Я не буду пересказывать вам его вступительное слово, так как я все еще страдаю провалами в памяти, во всем, что касается этой истории. И потом, такого отборнейшего мата, я все равно не смогу воспроизвести, так как большую часть не поняла. Однако из того, что я поняла, я выяснила для себя, что этот замечательный потомок народного ополчения хочет, чтобы я выдала ему сообщников, рассказала, чем я занималась на кладбище в такое время, подписала признание в совершении нескольких убийств и все в таком роде. На мой робкий вопрос, где бы мне найти адвоката, мне недвусмысленно объяснили где именно, и каким образом туда идти.

Скажу вам честно, не знаю, как бы я повела себя, будь я в другом состоянии, но как я уже говорила, я дико хотела спать, и совершенно ничего не соображала. Поэтому, вместо того чтобы что-то выдумывать, я молчала, пытаясь смириться с ужасным чувством тошноты, которое я всегда ощущаю по утрам, когда не высыпаюсь.

Чувак начал орать, захлебываясь слюнями, но мне было все равно. Я не понимала, что я тут делаю, за что меня держат, поэтому отвечать ему что-либо, кроме избитых фраз из американских фильмов: я хочу поговорить с адвокатом, я была просто не в состоянии.

Наконец, он сдался, проорав мне что-то на прощание, и меня отвели уже в другую клетку. Там сидели какие-то странные женщины. Нетрезво-грязноватого вида… Но даже не это было самым неприятным. Что меня расстроило больше всего, что эти женщины жаждали общения. А я нет. Все же, стычки у нас не вышло, потому, что я посмотрела на них так, как меня научил мой друг, служивший в развед. войсках. У Мишки, взгляд безоговорочно действовал на всех живых существ, включая собак. У меня пока только на некоторых, в основном женщин и детей. Но ведь действовал же.

После того, как этикетные вопросы нежелания знакомства были разрешены, я все-таки уснула. Мне удалось подремать минут 20, после чего меня опять вывели. И привели уже в другой пустой кабинет.

Я посидела, встала, осмотрелась, опять села. Спать хотелось невероятно, и я уже прикидывала, как бы мне устроиться, как в комнату зашел молодой симпатичный человек в костюме.

— Здравствуйте, — кивнул он мне, — меня зовут Андрей Иванович. — Ну, что, Машенька, — (дяденьки милиционеры с которыми я общалась до этого записали все необходимые им биографические данные- это называется написать протокол), — боюсь у тебя неприятности.

— Послушайте, — я глубоко вздохнула, — я совершенно не понимаю в чем дело. Почему меня задержали, что такого я сделала?

— То есть, ты считаешь, что спать на кладбищах это нормально?

— У нас типа свободная страна, — сказала я, — сплю, где хочу. Это не повод чтобы меня забирать в кутузку.

— Маш, — товарищ проникновенно наклонился ко мне. — Ты знаешь, у нас в последнее время участились случаи осквернения могил, всякие секты творят свое непотребство, да вообще странные вещи на кладбище происходят.

— А я то тут причем? Вы думаете, я могилы оскверняю или жертвы приношу. Вы с ума сошли?

— Нет, Машенька, я, конечно я так не думаю. Я знаю, что что-то ты делаешь. Иначе, зачем молодой симпатичной девушке быть ночью на кладбище. Я не думаю, что ты туда пошла по собственной воле, думаю, что тебя просто туда кто-то направил. А вот зачем, и кто, ты мне расскажешь.

— Послушайте, — я посмотрела товарищу в глаза, — я ужасно хочу спать, ужасно хочу помыться, и если бы меня туда кто-нибудь послал зачем-нибудь я бы вам все рассказала, честное слово. А так меня туда никто не посылал. Могу дать честное слово.

Вы, конечно, можете меня осудить. Мол, честное слово и все такое. Но я ж не никого не обманывала. Меня ведь туда никто не посылал. Меня туда привели вот и все. Так что я с чистой совестью взглянула в глаза "гражданину начальнику".

— Маш, — его голос стал еще мягче, — я тебе клянусь, я порву все эти бумажки, как только ты скажешь кто и что, и ты пойдешь домой спать и мыться. Подумай. Чистая постелька Горячая вода.

По правде, я до сих пор не понимаю, почему я так упиралась.

Не то, чтобы мне было жалко Гарика, или я вступалась за честь организации. Думаю, я просто была уверена, что мне никто не поверит. Даже для меня, деятельность моей организации, была чем-то абсолютно ирреальным, и если бы не вампиры и не призраки, я бы вряд ли сочла, что все это возможно. Так, что я лишь пожала плечами.

— Вот вы мне скажите, какая организация может послать девушку на кладбище ночью? — я посмотрела на него

— Это ты мне скажи?

— Не скажу, — я покачала головой, — потому, что такой организации нету.

— Тогда, что ты делала на кладбище?

Я ответила первое что пришло в голову и что казалось мне довольно разумным.

— Я с друзьями поспорила, что переночую на кладбище, вот и все.

— Значит с друзьями, — он поджал губы. — Ну, — ладно, — глубоко вздохнув Андрей Юрьевич вышел из комнаты, сказал что-то стоящим там дяденькам милиционерам и они меня увели обратно в камеру.

Я не знаю, что они делали там, пока я отсутствовала, но она стала еще грязнее, воняло там еще сильнее, хотя всех присутствующих там дам удалили. И я снова была предоставлена своим мыслям.

Я стал думать, что же происходит.

Куда делся Гарик? Когда он начнет меня искать, и вообще, начнет ли. Как? Меня это не очень волновало, с его связями в этом городе, плевым делом было выяснить, кто и куда меня захомутал. Но если его до сих пор нет, а по моим расчетам я находилась в это месте, уже часа 3–4, значит с ним что-то случилось. Что такого с ним могло случиться? А если не начнет? Если все было специально подстроено…Об этом я старалась не думать. К тому же, конечно мой напарник был хамом, козлом, но вряд ли подлецом. Он должен был вытащить меня отсюда.

Второе о чем я думала, это о возможных последствиях. То есть, грубо говоря, что мне могут пришить. Конечно, моя правовая грамотность ограничивалась американскими фильмами и какими-то рассказами знакомых, тем не менее, способность логически мыслить у меня была.

Меня нашли утром на кладбище. Я ничего такого не делала. Вряд ли эти дяденьки могут вот так вот, с ходу мне что-то предъявить. Самое главное, продумать, что я говорю и держаться одной версии. До конца.

Ну и надеяться, что меня отсюда все-таки вытащат.