Изменить стиль страницы

Когда мы оба изнемогли до потери дыхания и иссякли до капли, мы просто лежали, прижавшись друг к другу, и наши тела, казалось, растаяли, словно воск, и слились воедино. Несмотря на жару, мы и подумать не могли о том, чтобы уснуть, отодвинувшись друг от друга. Стиви смотрел на меня и улыбался. Его взгляд был расфокусирован — следствие страсти и крайнего утомления.

— Лаура, я так рад, что встретил тебя. Так рад. Мне очень повезло. — Он шепотом рассмеялся. Это были последние слова, услышанные мною перед тем, как провалиться в сон.

Это было вчера.

Сегодня все по-другому. Сегодня самое большее, на что я могу надеяться, — это чтобы мое отчаяние не перехлестнуло через край. Я должна не терять голову и сохранять независимость. Такси останавливается возле моего дома. Я беру сумочку и неприлично долгое время вожусь с «молнией» на капюшоне. Стиви, похоже, не собирается выходить из машины.

— Не хочешь зайти? Я сварю кофе, — говорю я. Я хотела, чтобы это прозвучало как предложение, от которого невозможно отказаться, — а получилось беспомощно, жалко и испуганно.

— Уже поздно. И хочется спать.

— Ты можешь переночевать у меня. — Опять в голосе страх и тревога.

— Мне нужно выспаться.

— Выспишься у меня. — Никакой независимости, голое отчаяние.

Я вздыхаю и собираюсь уже выйти из машины, но тут Стиви бормочет:

— Ну тогда хорошо, — и достает кошелек, чтобы заплатить водителю.

Я провожаю няню до ее машины, а потом принимаюсь варить кофе. Я не особенно хочу кофе, но этим хотя бы можно занять руки. Стиви ходит из угла в угол, как тигр в клетке, — не слишком утешительное сравнение.

— Ты присядь, — говорю я ему.

Он садится на жесткий стул, не способствующий объятиям и ласкам. Я понимаю намек.

Мне в голову приходит кошмарная мысль. Неужели Стиви принадлежит к тому типу парней, которые до того, как ты с ними переспишь, ведут себя как ангелы, а после — как полное дерьмо? Это возможно. Жизненный опыт, а также все, чем наполнены женские журналы, и огромное количество рассказанных знакомыми историй позволяют сделать вывод, что большой процент мужчин — именно такие. Не исключено, что я в нем ошиблась. Я полагала, что его взгляд излучает искренность в те моменты, когда он проникал глубоко в меня. Что, если он был просто искренне удивлен моей доверчивостью и испытывал искреннее отвращение к мелким складкам у меня на шее? Несколько минут назад я практически умолила его зайти ко мне домой. Похоже, я произвела на него настолько слабое впечатление, что он даже не хочет утруждать себя еще одним коитусом. Я чувствую себя обесчещенной — так, наверное, чувствует себя посыпанный солью червяк.

Я собираю в кулак те крохи достоинства, которые завалялись где-то в самых дальних углах моей личности, и бормочу:

— Если хочешь, можешь уйти.

На лице Стиви промелькнуло удивление — естественная в общем-то реакция после того, как я только что почти силой затащила его к себе.

— Я не хочу уходить, — говорит он. — А ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет-нет, — торопливо открещиваюсь я. — Просто… мне кажется, тебе не очень понравился сегодняшний вечер.

— Ну да, не очень.

По крайней мере, он честен. Я собираюсь с духом. Я отношусь к тому типу людей, кто грудью встречает все, что посылает им судьба.

— Стиви, ты, случайно, не из тех парней, которые носят девушку на руках, пока не переспят с ней, а потом превращаются в таких уродов, что с ними нельзя иметь дело? Потому что, если ты из них, я это переживу. Ничего страшного.

Это, конечно, чистой воды вранье, но, по крайней мере, я уже не чувствую, что стою на краю глубокой пропасти. Я же все-таки современная женщина. Мир не рухнет, если я потеряю этого мужчину. От его ответа будет зависеть, как я буду действовать дальше: есть вариант, что я без разговоров вышвырну его за дверь или огрею по голове новехонькой, тяжеленной сковородой «Тефаль».

— Нет, я не из них, — улыбается Стиви. — Ты не любишь околичностей, верно?

— Я просто хочу понять, чего мне от тебя ждать. — Я складываю руки на груди, надеясь, что таким образом принимаю гордый и даже немного устрашающий вид. Также этим жестом я маскирую свои дрожащие руки.

— Я из тех парней, кто понимает, что у него началось что-то очень хорошее в жизни, и кто ощущает сильное чувство по отношению к той женщине, с которой он недавно переспал. Это понятно?

В процессе этой тирады лицо Стиви приобрело пунцовый цвет, и, даже если бы у меня и был повод подвергнуть сомнению его слова, я все же не настолько бессердечна, чтобы намеренно неправильно понять его реакцию. Я с облегчением — и радостью, чего уж там — улыбаюсь.

Он отодвигает стул от стола и хлопает себя по колену, сигнализируя мне о возможности использовать его в качестве сиденья. Я послушно сажусь на эту шаткую и неудобную опору и сижу, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Никогда не любила сидеть у кого-нибудь на коленях. Даже когда мне было четырнадцать — а это, я полагаю, самый поздний возраст, когда такое еще можно допустить. Стиви целует меня в шею, таким образом чуть-чуть облегчая мою участь.

— Не люблю я ни устриц, ни сыр рокфор, — тихо говорит он.

— Ни моих друзей, — в тон добавляю я.

— Я бы так не сказал.

— Слушай, я понимаю, что вечер получился не очень. Белла слишком уж пережимала с соблюдением приличий. Но она правда очень хорошая, когда узнаешь ее поближе. Просто лапочка.

— Лапочка? Ну, раз ты так говоришь…

— Да. А Амели сегодня как-то не очень ладила с Беллой. Они, наверное, поспорили из-за чего-нибудь.

— Может быть, из-за температуры булочек к устрицам? — с улыбкой говорит Стиви.

— Не язви, — говорю я, легко пихая его в плечо.

Мы целуемся — долгим, медленным, тягучим поцелуем.

— Пойдем в постель, — предлагает он.

— Пойдем.

Я соглашаюсь, не думая о том, как это будет выглядеть: достойно, независимо или уверенно, — но подозреваю, что это выглядит так, будто я сейчас запрыгаю от радости. Я выключаю свет в кухне, и мы со Стиви рука об руку идем в спальню. Там он, повернувшись ко мне спиной, стягивает через голову футболку. Он такой красивый. Мне нужен этот мужчина.

23. ТАК ПЛЕЛАСЬ ПАУТИНА

Белла

Понедельник, 7 июня 2008 года

— Можно угостить тебя выпивкой? Кажется, нам обоим она не помешает.

— Это самое малое, что ты можешь сделать.

Стиви прав — это самое малое, что я могу сделать, но мне все равно не нравится, что он так прямо на это указывает. Я не уверена, что правильно себя вела на званом вечере, но, в конце концов, разве существует свод правил, предписывающих, как нужно действовать, когда на ужин, который ты устраиваешь у себя дома с настоящим (незаконным) мужем, приходит твой бывший (законный) муж? И я не знаю, что мне сейчас делать: то ли очаровывать его, то ли запугивать, то ли пытаться восстановить связь, но уже на дружеской основе.

Весь день я думала о том, как не ходить самой на эту встречу. Я хотела послать кого-нибудь вместо себя — но только кого? Амели ясно дала понять, что не желает в это ввязываться, — она в обиде на меня за то, что я не последовала ее, мягко говоря, наивному совету и не объяснилась с Филипом. Адвокат? О нем не может быть и речи — я ведь нарушила закон. Я даже в спальне наручников не терплю — никаких, даже отделанных мехом, — так что мысль о настоящих, стальных «браслетах» неминуемо вызывает у меня сильнейший приступ паники. Я думала и о том, чтобы нанять частного детектива, но представила себе мужчину в лоснящемся костюме, чуть не до дыр протертом на локтях и коленях, — низенького и толстого, сующего в рот самокрутки одну за одной и брызгающего слюной при смехе. Этот образ был настолько отвратителен, что мне стало дурно. Да, это неприятное дело, но Стиви ведь не всегда был моим грязным секретом. Когда-то я его очень любила. И хотя бы ради этого, несмотря на всю неловкость ситуации, я должна явиться на встречу лично и попробовать все объяснить.