— Да, так и есть, — кивнул Хьюго.

— Верхом?! — выдохнул Клод. — Всю дорогу из Лондона верхом?!

— А что тут такого? — изумился Хьюго.

— Но… проклятье, не может быть! — потрясенно произнес Клод. — Я хочу сказать… нет, действительно, кузен. А как же ваш багаж?

— А, пустяки, — ответил Хьюго. — Все, что мне нужно, Джон-Джозеф погрузил на свободную лошадь. Он мой грум… То есть я хотел сказать, мой личный слуга.

— Очень оригинально, — протянул Винсент. — Я и сам редко путешествую почтовой каретой, но мне никогда не приходило в голову превратить одного из моих скакунов во вьючное животное.

— Да ну! Неужели? — добродушно удивился майор. — Может быть, вам просто никогда не приходилось путешествовать без удобств? Лично мне нечасто доводилось разъезжать в почтовой карете.

Лорд Дэрракотт беспокойно заерзал в кресле и тотчас же схватился за подлокотники:

— Не сомневаюсь! Тебе вовсе не нужно было путешествовать, как ты только что выразился, «без удобств». Я приказал, чтобы для тебя наняли экипаж, и полагал, что мои приказы беспрекословно выполняются.

— О, я и сам придерживаюсь того же мнения, — радостно согласился Хьюго. — Ваш поверенный в делах был решительно настроен обеспечить мне приятную поездку. Он сказал, что вы дали такое распоряжение, поэтому не стоит винить его. Да и меня тоже, — добавил он задумчиво и улыбнулся своему кипящему негодованием предку. — Очень благодарен вам, сэр, но не забивайте себе голову излишней заботой обо мне. Вот уже несколько лет я забочусь о себе сам.

— Не забивать себе голову? Ричмонд! Звони! А вы, сэр! Вы привезли с собой камердинера или его у вас нет?

— Ага, нету, — признался майор, словно извиняясь. — Конечно, у меня был денщик, но это совсем другое дело. У меня просто не было времени подумать о личной прислуге с тех пор, как я вернулся домой.

— Нет камердинера? — повторил Клод, глядя на него недоверчиво. — Но как же вы справляетесь? То есть… я хочу сказать — с укладкой вещей… с сапогами… шейными платками…

— Попридержи язык! — прошипел ему отец.

— Если бы ты внимательно слушал, братец, — язвительно вставил Винсент, — ты бы услышал, что наш кузен имеет обыкновение заботиться о себе сам. За редким исключением, когда у него бывает денщик.

— Да, но складывать вещи у меня никак не получается, — признался Хьюго, подтверждая свой недостаток покачиванием головы.

— Сколько можно еще ждать с обедом? — требовательно спросил лорд Дэрракотт. — Дерни этот чертов звонок еще раз, Ричмонд. Куда подевался Чоллакомб, черт его дери? О, ты здесь. Проводи майора Дэрракотта в его комнату и пришли к нему какого-нибудь слугу. Мы сядем за стол ровно через двадцать минут.

Клод тут же запротестовал, от всей души посочувствовав несчастному, которому придется одеваться к обеду за двадцать минут.

— Дайте ему час, сэр. Ну хотя бы полчаса. Это уж слишком — заставить беднягу переодеваться за такое короткое время.

— Нет-нет! Двадцати минут для меня больше чем достаточно, — поспешно заверил Хьюго, осмотрительно бросив взгляд на его светлость. — Если я не успею, не ждите меня.

Чоллакомб, сопроводив майора из салона и тихонько прикрыв за собой дверь, сказал:

— Я сам провожу вас наверх, сэр. Насколько я понял, вы не захватили с собой камердинера, поэтому лакей его светлости распаковал ваш чемодан.

— Премного ему благодарен, — промолвил Хьюго, следуя за дворецким к широкой дубовой лестнице, ступени которой не были покрыты ковром. — Мне показалось, мистеру Лиссетту следовало бы предупредить меня, чтобы я не совался сюда без сопровождения щегольского столичного камердинера.

— Да, сэр. Его светлость, как говорится, очень педантичен в вопросах этикета. Но что касается Груби — это лакей его светлости, сэр, — то он будет счастлив служить вам. Осмелюсь доложить, мы все были очень привязаны к капитану.

— К моему отцу? Я его не знал. Он был убит, когда мне исполнилось три года от роду. Боюсь, я не слишком на него похож…

— Что вы, сэр. Хотя, признаться, внешностью вы пошли не в него. — Дворецкий замолчал, а потом, когда они дошли до верхнего вестибюля, деликатно сказал: — Не сочтите это вольностью с моей стороны, но если вы вдруг захотите что-нибудь узнать — его светлость временами бывает не в духе и немного несдержан, — прошу вас, не стесняйтесь спрашивать у меня. Конечно, это между нами, сэр.

— Непременно, — пообещал Хьюго, весело сверкнув глазами.

— Иногда трудно сориентироваться в чужом доме, особенно если вы в нем новичок, — продолжал Чоллакомб. — Любой может ошибиться. Сюда, пожалуйста, сэр. Мы разместили вас в западном крыле.

— Будем надеяться, что я не заблужусь, — заметил Хьюго, следуя за дворецким под аркой в длинную галерею. — Никогда не видел ничего подобного.

— Дом и в самом деле довольно большой, сэр, но уверяю вас, есть гораздо больше.

— Не может быть! — изумился Хьюго.

— О да, конечно, сэр. Вот ваша комната. Мне следует сообщить вам, сэр, что мистер Ричмонд спит в спальне в конце галереи и что его ни в коем случае нельзя беспокоить.

— Это почему же? — поинтересовался Хьюго.

— Мистер Ричмонд страдает от бессонницы, сэр. Он просыпается при малейшем шуме.

— Что? В его-то возрасте?! — воскликнул Хьюго.

— Здоровье мистера Ричмонда не слишком цветущее, — объяснил Чоллакомб, открывая дверь в большую, обитую выцветшим синим Дамаском комнату, откуда открывался вид на далекое море за болотистым берегом. — Это Груби, сэр. Его милость сядет за стол через пятнадцать минут, Груби.

Камердинер, пожилой мужчина со скорбной миной, поклонился майору и сказал голосом, преисполненным печали:

— Я все приготовил для вас, сэр. Позвольте мне помочь вам снять ваш мундир.

— Если вы хотите действительно помочь мне, стащите с меня сапоги, — попросил Хьюго. — И не беспокойтесь, можете снять их в перчатках. Я должен быть готов через пятнадцать минут, поэтому мне следует поспешать, как говорят у нас в Йоркшире.

Когда майор уселся и вытянул ноги, Груби, опустившись перед ним на колени, принялся стаскивать с него грязный сапог, но прервал свое занятие на середине и, подняв голову, искренне попросил:

— Не надо, мастер Хью!

— Что не надо? — осведомился Хьюго, стаскивая с шеи платок и отбрасывая его в сторону.

— Говорить, как у вас в Йоркшире, сэр. Постарайтесь избегать этого. Прошу прощения, но я уверен, что вам неизвестны привычки его светлости, поэтому вам следует быть осторожным, сэр, чрезвычайно осторожным.

Хьюго бросил на лакея загадочный взгляд своих синих глаз.

— А-а-а, — задумчиво протянул он, — возможно, ты прав…

Груби издал вздох отчаяния и вернулся к прерванному занятию. Разделавшись с сапогами, он хотел было помочь Хьюго снять мундир, но тот мягко, но решительно выпроводил его из комнаты, сказав, что сможет переодеться гораздо быстрее, если его оставят в покое. Он закрыл дверь за протестующим Груби, глубоко вздохнул, потом с громким «уф!» выдохнул и принялся проворно стягивать с себя грязные мундир и штаны.

Когда он наконец вышел из комнаты, то обнаружил Груби, бесцельно расхаживающего по галерее. Лакей объяснил — он ждет мастера Хьюго, чтобы проводить в салон, на случай если он забыл туда дорогу. Но на самом деле по профессиональному взгляду, которым он окинул своего подопечного, было ясно: его целью было убедиться, что не совершено никакого непростительного промаха. О том, что майор не надел панталон до колен, можно было только пожалеть, но назвать это непростительной ошибкой было нельзя. Ведь его долгополый фрак оказался достаточно добротным, рубашка накрахмаленной, а завязки туфель тщательно отглаженными. Майор предпочитал более скромный стиль одежды, нежели положенный по моде, не носил никаких драгоценностей, не щеголял невообразимо высоким воротничком, а шейный платок завязывал аккуратно, но без всяких изысканных складок, которые отличают шейный платок настоящего денди или спортсмена. Груби пожалел об отсутствии лорнета и брелка, но в конце концов решил, что такой великан поступает правильно, придерживаясь скромного стиля одежды.