– Ну да, в Эчмиадзин!

– В Эчмиадзин, чтобы слушать обедню и воевать за веру?

– Зачем тебе воевать за веру? Ты за себя воюй! Враг-то у нас общий.

– Не забывайте, братья, что дело идет о родине, о стране нашей! Все мы – воины родины!

– Верно! – подхватили со всех сторон.

– Верно-то верно, а что же нам делать?

– Что? Пойти вместе с ними, сказать, что нужно бороться! Разве ответ, который послали царю персов, не война? Война и кровь! Значит, придется воевать.

– А кто говорит, что не придется?.. Аракэл пристально взглянул на говоривших.

– Погодите! – сказал он. – Значит, власть у них в руках и они пошли решать свои дела. Нас ни о чем не спрашивают. Может, и спросят, когда очень уж тую придется Чго ж, подождем! А пока должны решить и мы, что нам делан, – мы, простой народ, который хочет встать на защиту своей родины! Помните, одним нам сделать это будет трудно. Однако мы должны ясно понимать вот что: подымутся они вместе с нами – хорошо; не подымутся, не замутят сражаться – мы все раьпо сражаться будем!

А теперь пойдем посмотрим, что они намерены делать. Постараемся, чтобы они делали то, что только мы можем их заставить делать!

– Правильно! – послышалось опять со всех сторон.

– Идем!..

На эчмиадзинской дороге показались бегущие люди. Когда они приблизились, стало видно, что это крестьяне. Их лица говорили, что произошло или должно произойти что-то необыкновенное.

– Где можно найти людей из Арташата, которые дали обет? – спрашивали они. – Знайте, нахарары решили подчиниться Азкерту. Они едут в Тизбон!

Когда Васаку донесли, что нахарары и духовенство собрались в Эчмиадзине, он решил, что настал час выехать туда и ему. Его сопровождал Гадишо, который в последнее время почти не выходил из его дворца.

Долина Айрарата была напоена душистым дыханием полей и садов. Раскаленное солнце обжигало глиняные ограды виноградников. Дорога, по которой ехали Васак и Гадишо, вилась среди зарослей камыша.

С юга двигался караван. Верблюд-вожак надменно глятл в сторону Васака и с пренебрежением проплыл мимо. Хозяин каравана и погонщики пали ниц, когда Васак и Гадишо поровнялись с ними.

Васак придержал коня и знаком подозвал к себе хозяйка каравана – смуглого коренастого человека с заметно пробивающейся сединой. Тот подбежал и со сложенными на груди рукамч остановился у обочины дороги.

– Откуда? – спросил Васак.

– Из Тизбона, государь марзпан… – ответил караванщик – По дороге войско встретил?

– Встретил, государь. Оно шло в Нюшапух.

– Много? – равнодушно спросил Васак.

– Тысяч сорок-пятьдесят. Прошел слух, что Азкерт собирается на кушанов…

– А сам он где?

– Еще в Тизбоне.

– Ступай! – сухо и неприязненно бросил Васак. Гадишо последовал за ним.

– В Нюшапух направляется!.. А мои лазутчики спят! -пробормотал Васак. – Не свернул бы вдруг сюда…

– Вряд ли! – спокойно отозвался Гадишо.

– Ведь он коварен, как змей…

– Но и мудр!.. – пояснил Гадишо. – Если б он желал добиться своего силой оружия – не начал бы с посылки указа. В ожидании нашего ответа он пока будет действовать мирными способами…

Васака и раньше изумляли хладнокровие и рассудительность Гэдишо. Он чувствовал невольное почтение к этому человеку, никогда не терявшему самообладания.

Издали донесся постепенно усиливавшийся перезвон колоколов. Васак натянул поводья.

– Эчмиадзин?

– Эчмиадзин! – подтвердил Гадишо.

– Там таронец… нет сомнения! Прибыл раньше нас и уже начал действовать!..

– Как видно…

Васак со злобой и отчаянием взглянул на Гадишо:

– Что же это? Он хочет весь народ поднять на ноги? Да я вызову из Зареванда персидские войска!

– Вот теперь ты дело говоришь! – отозвался Гадишо.

– Едем в Эчмиадзин! Я запрещу ему мутить страну! Я изгоню оттуда этого сумасшедшего Гевонда…

Но едва они подъехали к Эчмиадзину, как справа на дорогу хлынула многолюдная процессия, возглавляемая иереем Гевондом. То были жители Айраратской равнины, направлявшиеся в Эчмиадзин. Казалось, море выступило из берегов и нет никакой силы, которая могла би преградить ему путь. Оно бурлило и рокотало, грозя все смести и уничтожить.

Внезапно появилось еще большее скопление народа, возглавляемое Варданоы и нахарарами. Обе процессии слились воедино. Вардана Мамиконяна и пахараров несло течением навстречу Васаку. Вардан не сводил с марзпана сурового взгляда.

Сотник Врам придвинулся к Васаку, Гадишо поднял руку, как бы призывая толпу к спокойствию. Страх охватил Васака.

Князья въехали в Зчмиадзин и вошли в храм. Под его мрачными сводами было полно духовенства: многие прибыли издалека, по собственному почину все были встревожены.

Католикос обратился к князьям:

– Подчиняетесь ли вы? Поедете ли вы в Персию? Воцарилось тягостное молчание.

– Государь марзпан, отвечай! Подчиняешься ли ты вызову?

– Я – марзпан и подданный царя царей. Какое иное решение могу я принять – А ты, государь Арцруни, старейший из нахараров армянских? Подчиняешься ли ты вызову?

– Нет иного выхода, святейший отец! Возможно, что это к добру…

– Не к добру! – повысил голос католикос. – Не к добру! Венец мученичества вы можете принять и здесь!

– Венец мученичества ждет нас и там, владыка! – возразил Нершапух. – Неужели ты сомневаешься?

Католикос с тревогой оглядел остальных йахараров.

– Обращаюсь и к вам, танутэры и князья! Что предпочтительное- ехать или не ехать? Нужно ли ехать?.. Государь Мамиконян, дай ответ перед богом и народом!

– Надо ехать, святейший отец, – ответил Вардан. – Ехать необходимо, владыка, – повторил он. – Быть может, там, на месте, нам удастся предотвратить беду. Необходимо выиграть время!

– А если испытания породят смятение в ваших сердцах?.. Если кто-либо из вас ослабнет духом?!

– Слабые духом падут от нашей руки, прежде чем успеют примкнуть к врагам! – с непоколебимым спокойствием произнее Вардан.

Присутствующие со страхом взглянули на него.

Католикос высоко поднял евангелие и воскликнул:

– Поклянитесь на этом евангелии, что останетесь верны богу и народу своему! Государь марзпан, государь Арцруни, государь Мамиконян!..

Васак, Нершапух и Вардан подошли один за другим и, положив руку на евангелие, по очереди произнесли:

– Клянусь!..

После них присягнули и остальные нахарары.

Воцарилось торжественное молчание, какое наступает после принятия больших решений. Внезапно послышался нарастающий гул толпы, собравшейся под стенами храма.

– Люди добрые, они ехать согласились!.. – раздался чей-то полный злобы и тревоги возглас у самых дверей.

– Едут?

Толпа стала ломиться в храм.

– Эй, вы там! Потише! – крикнул один из сепухов, стоявших у входа.

Толпа на миг притихла.

– Князья и танутэры земли армянской! – возгласил католикос. – Натуре человеческой свойственно поддаваться соблазну, сатанинскому наваждению и впадать в малодушие… Помните же – на вас уповает народ армянский! Останьтесь верны вашей родине и святой вере! Да будет вам опорой народ армянский! Идите! Да будет с вами мир!..

– Оставайтесь с миром!.. – отвечали нахарары и, приложившись к руке католикоса, двинулись к выходу. Едва они показались, как народ хлынул им навстречу. Площадь огласилась гулом тысячи голосов. Напрасно пытались телохранители проложить нахарарам дорогу – толпа не расступалась.

После событий у Арташатского храма это было уже вторым проявлением дерзости и неповиновения. Васак потемнел от бешенства и взглянул на Гадишо. Но тот, скризая яросто, хранил молчание. Васак еще обдумывал, что предпринять, когда раздался окрик.

– Братья, преградите им дорогу! Не давайте им уезжать!..

– Разойдись! Разойдись! – кричали конные телохранители, размахивая плетьми и напирая на народ. Но толпа не поддавалась. Она оттеснила телохранителей и вплотную окружила нахараров.

Васак и некоторые другие хотели было приказать телохранителям разогнать народ силой. Но вмешался Вардан.