Тем временем католикос начал жаловаться на перса Деншапуха, на притеснения церкви и на тягчайшие поборы, которыми тот обложил монастыри и церкви.

Ваан Аматуни, которого в качестве смещенного персами азарапета Армении больше всего касались интриги и произвол Ден-шапуха, лишь в угрюмом молчании внимал жалобам католикоса.

Вардан был грустен, говорить ему не хотелось. Он видел, как удручающе подействовал на нахараров непререкаемый тон указа о вероотступничестве и как затрудняются они сказать что-либо решающее. И действительно, вот прошло уже сколько времени после его прибытия и встречи с нахарарами, но никто не произнес еще ни единого прямого слова об указе. Как будто указ этот относился не к ним, а к кому-то другому, чьего решения они и ждали…

Это подавленное настроение возникло у Вардана еще в ту ночь, когда он посетил аштишатский монастырь. Он тогда же осознал, что на его народ надвигается беспримерное, небывалое еще испытание, размеры коего он и затруднялся и избегал определять. И через невиданное это испытание должен был пройти весь народ в целом – со своими крестоянами, сепухами, нахарарами и марзпаном, равно как и со своим духовенством. Что скажет этот народ, когда испытание подступит, нависнет над головой?.. Вот что занимало сейчас все мысли Вардана. Он чувствовал, что медлить далее нельзя, необходимо перейти к делу.

Посланный к марзпану гонец вернулся и сообщил об отказе Васака Сюни участвовать в собрании нахараров и духовенства.

– Государь марзпан просил ответ по написании представить ему, – закончил гонец.

– Значит, остались только мы и с нами совесть наша! – сдерживая возмущение, сказал Вардан – Приступайте же, святые отцы!

Католикос поднялся и, обращаясь к Езнику Кохпаци, торжественно вымолвил:

– Возьми указ царя царей!

Все присутствовавшие встали. Езник Кохпаци взял в руки истрепавшийся от частого изучения свиток указа и выжидающе взглянул на католикоса.

– Обернитесь лицом к западу! – повелел католикос. Все повернулись к западу. Католикос продолжал:

– Святые отцы и нахарары земли армянской! Пробил последний час раздумья для составления нашего ответа. Прочитаем же в последний раз указ царя. Читай, святой отец!

Езник Кохпаци начал читать звучным голосом:

– «Михрнерсэ великий, азарапет Ирана и не Ирана вождям армянским посылает привет великий.

Знайте, всякий, кто под небом живет и законов маздаизма не придерживается, глух тот и слеп и дэвами Аримана совращен!»

В указе восхвалялось вероучение Зрадашта.

Далее следовала основная часть – осмеяние христианства: выставлялась как заблуждение вера христиан в то, что бог создал добро и зло, равно как и смерть.

– «…Если страна Румов (Византия), по причине великого безумия своего, заблуждается и к великому своему урону нашей совершенной веры не приемлет, то почему следуете вы ее заблуждению? Какой веры ваш повелитель держится, ту примите и вы…»

Езник дошел до заключительной части указа:

– «Ныне выбор перед вами: или отвечайте на мое послание слово за словом, или явитесь ко Двору и перед великим судилищем предстаньте!»

– Повернитесь к стороне молитвенной! – повелел католикос. Все повернулись лицом к востоку. Никто не нарушал молчания. Католикос обратился к присутствовавшим:

– Государи нахарары и святые отцы! Что решили вы? Молчание было ему ответом. Католикос вновь обратился к нахарарам:

– Ужели нет у нас друзей во всем мире? И никто не придет нам на помощь?

– Никто! – отозвался желчный и обычно молчаливый Манэч Апахуни. Холодом повеяло от его ответа.

Католикос сдержал свое возмущение.

– Воззовем ко всему человечеству! Пусть оно вступится за нас!

– К кому же воззовем, владыка? – сумрачно спросил Вардан.

– К византийцам, сирийцам, иверам, агванам!.. Вардан ответил не сразу:

– Будем искать помощи – я не возражаю. Надо обратиться ко всем врагам персов. И мы обратимся. Но прежде всего объединимся мы сами, обратимся к самим себе. Готовы ли вы объединиться, чтобы сообща противостоять тирану?

– Мы, пастыри духовные, к сопротивлению готовы. Готовы ли к тому же и вы?

– Готовы! – произнес Вардан.

Католикос обернулся к остальным нахарарам.

– Мы готовы… – отозвалось большинство нахараров.

– Я имею замечание, государи… – поднял голос Гадишо, по своему обыкновению с непроницаемым выражением вперив взор в Землю. – Послание царя направлено «вельможам армянским»… Как же попало оно в руки духовенства и почему отцы духовные участвуют в составлении ответа?

Волна смятения прокатилась по собранию. Вопрос нахарара Хорхоруни показался метким.

– На основании чего полагаешь ты так, государь Хорхоруни? – спросил Ваан Аматуни.

– На основании слов самого указа: «Не верьте пастырям вашим, ибо они обманщики. То, что словом проповедуют, на деле сами не выполняют…» Ясно, что послание обращено к нахарарам и направлено против духовенства!

Католикос вздрогнул и взволнованно обратился к Гадишо:

– Государь Хорхоруни, вождями армянского народа являются все те, кто в дни испытаний проливали за него кровь и будут ее проливать и впредь. А мы свою кровь пролить готовы!

Князь Вахевуни с глубоким удовлетворением заметил, что слова Гадишо задели католикоса, и, будучи не в силах сдержать злорадство, насмешливо сказал:

– Поскольку святейший владыка сам признает, что указ относится к духовенству, которое давно уже стремится присвоить себе нахарарскую власть, – пусть духовенство и держит ответ перед Азкертом!

– Государи нахарары, танутэры страны Армянской! – воскликнул, дрожа от волнения, католикос. – Знайте, мы духовной властью не поступимся! Кровью своей будем защищать завет и дело Григория Просветителя! Не отдадим монастырей и владений наших!

– Не препятствуем вам, святейший отец! Идите и сражайтесь! – усмехнулся Гют.

– Не отмежевывайся, государь Вахевуни! – сурово упрекнул его католикос. – В этой борьбе принуждены будут принять участие и нахарары!

– О каком принуждении идет речь? – вспылил Гют. – Вы применяете власть? Уж не возомнили ли вы себя и впрямь властью?

Толпа вокруг храма волновалась. Со всех сторон слышались встревоженные голоса.

– Почему так тянут? С кем они ссорятся? Персы есть между ними, что ли? Почему не принимают решения?

– Нет единодушия, видно!..

– Почему нет единодушия? Не хотят сохранить страну, что ли?

А страсти разгорались в храме все сильнее и сильнее. Вардан поднял руку.

– Оставьте споры, владыка, и вы, государи нахарары! – сказал он спокойно, но властным голосом. – В час, когда мы всем народом стоим перед вопросом жизни или смерти, нет ни сильных, ни слабых мира сего. Ответ держать нужно всем народом… Завершим дело, встанем на защиту родной страны, а за старые споры можно и после приняться! Добровольное отречение не спасет нас, государи, как бы в душе ни надеялись на это некоторые из нас! Азкерт знает, что, сколько бы мы ни отрекались, все же мы останемся армянами и будем ему угрозой в его споре с Византией. Вот почему он стремится уничтожить нас! Отдадим ли мы нашу власть, страну, нашу родину?!

– Не дадим, Спарапет! – откликнулись нахарары и духовенство.

– А если так, то подумайте о том, что на войну необходимо выйти всем народом! Следовательно, нам необходимо единение – единение нахарарства, духовенства, народа! Необходимо всенародно записаться в воины отчизны!

– Господь истинный! – откликнулись многие нахарары, воодушевленные и словами Вардана и волнением народных масс, голос которых проникал в храм.

– Пусть не пытается здесь никто принуждать нас! – решительно заявил Гют. – Мы не намерены ставить под угрозу свою власть ради духовенства!

– Государь Вахевуни, – обратился прямо к Гюту Вардан, – скажи, ужели ты дашь согласие на вероотступничество?

– Государь Мамиконян, я не настаиваю, чтоб мы дали согласие на вероотступничество. Но допустим на мгновение, что мы Для виду согласимся. Разве не останемся мы теми же нахарарами и владетелями, господами своей самостоятельности и свободы? Напрасны опасения!