С противоположного берега прошла через мост группа крестьян. Они шли медленно, видно, колеблясь, пройти ли им прямо в город, или же присоединиться к беседовавшим на лугу горожанам.

Один из крестьян вышел вперед, остановился перед беседовавшими, всех оглядел и хмуро поздоровался. Он был немолод, смуглое до черноты лицо его заросло черной, как смоль, вьющейся бородой. Подошли и спутники его и стали полукругом перед сидевшими горожанами.

– Благоденствия всем!, – приветствовали они, усаживаясь. Один из них, усевшись, внимательно всех оглядел мрачным взглядом и хрипло откашлялся:

– Хмм…

– Откуда вы, братья? – спросил дед Абраам.

– Из Масьяц-Вотна… Из Акори… Из Масьяц-Виха… Отовсюду! – отозвались крестьяне.

– Недавно князья в большой спешке проехали мимо, – заметил один из крестьян, по-видимому, житель какого-нибудь пригородного села. – Крепко душит нас в последнее время перс, все налоги дерут! А у вас что слышно, Оваким?

– Ты погоди, что еще после с налогами будет, брат Гор! – отозвался Оваким. – Тогда-то скажешь, что дерут…

– Все дерут да дерут!.. Совсем совесть потеряли!.. – глухо простонал сидевший немного подальше крестьянин из Акори, мучительно вытягивая шею, словно придавленную непомерно тяжелой ношей. – Персу – налог, князю – налог, монастырю – налог… Все с крестьянина дерут! Семь шкур содрали! Иссушили нас, обессилели мы…

– Так, Езрас… Правильно ты говоришь!.. – поддержали его другие крестьяне – уроженцы Акори.

– Хмм… – вновь прокашлялся хмурый крестьянин. Он, видимо, близко принимал к сердцу каждое услышанное слово.

– Разве не так я говорю, брат странник? – обратился Езрас к крестьянину, понуро сидевшему в стороне. Это был Аракэл из Вардадзора.

Аракэл молча повернул к нему лицо. К беглецам из Вардадзора по пути присоединились мятежные крестьяне, спасавшиеся! от преследований своих князей или персидских сборщиков; coбравшись в группы, они направлялись в Арташат, думая как-нибудь там устроиться.

На противоположном берегу Аракса появилась большая и беспорядочная группа людей в черном; они быстро приближались к мосту, поднимая облака пыли, и, перейдя мост, подошли к беседовавшим. Это были монахи, обросшие, длиннобородые одни в пышных одеждах, другие в рубище. Громко стуча посохами, они шагали так быстро, словно уходили от погони или сами за кем-то гнались. Впереди шествовал настоятель сюнийскогся монастыря – Григориос; подаваясь вперед всем своим грузным телом, залитый потом, который, смешавшись с дорожной пылыо, образовал корки у него на висках и на шее, – он вел за собой всех этих измученных и хмурых монахов. Непосредственно позади него, пыхтя, отдуваясь и уткой переваливаясь с ноги на ногу, шел эконом сюнийского монастыря.

Подойдя к сидевшим на лугу горожанам и крестьянам, монахи остановились, не решаясь войти в город: они еще не знали, что творится в Арташате. Их многочисленность объяснялась тем, что в эти годы монастыри полны были монашествующих дармоедов. Когда же их сытое и беспечальное существование было поставлено под угрозу, они бросили свои монастыри и стали бродить по дорогам. Так они сливались в толпы и шли в столицу. Сюнийский же настоятель, оправившись от ран, направлялся в Арташат, чтобы протестовать против беззакония персов. В числе монахов была и братия того захудалого монастыря, которая бесплодно просила Васака о защите. Были здесь и монахи из Айраратской долины; один из них – старик с длинными волосами, падавшими ему на плечи и грудь, выступил вперед.

– Да снизойдет на вас мир, дети мои! – глухим печальным голосом произнес он.

Собеседники поднялись и молча поклонились ему.

– Откуда вы, святые отцы? – спросил Оваким.

– Из монастыря Святого Акопа, брат мой во Христе! – простонал старый монах. – Есть и из других монастырей; все бежали от сборщиков. Вот, – показал он на настоятеля сюнийского монастыря, – отец Григориос из Сюника, он ведет нас в Арташат. Мы с жалобой к владыке и к нахарарам. Ворвался в монастыри перс Деншапух, обложил непомерной данью… Не по силам бремя! Горько и тяжело! Ненасытны они, аки волки, и безжалостны, аки звери…

– Будь они трижды прокляты! – яростно прогремел, задыхаясь и отирая пот со лба, сюнийский настоятель. – Руку подымают на духовенство, алтарь веры стремятся разрушить, хотят завладеть всем достоянием нашим, властью, нам от бога данной, монастырями, паствой нашей верующей, дабы в бездомных и нищих нас обратить!

– Истребить нас хочет перс! Истребить! – простонал старый монах. – Все хватает, не разбирая – монастырское перед ним или нахарарское…

– Азкерт с нахарара тянет, и оба вместе – с крестьянина… Ваше дело легкое, вам-то что? Знай молись да хлеб уминай… – усмехнулся Аракэл.

– Дай бог вам долготерпения! – без обиды благословил его старый монах. – Правду ты сказал, тянем и мы… Кругом послышался смех. Отец Григориос злобно глянул на Аракэла и вдруг узнал его:

– Врага от друга не различаешь, сын мой! Не по-христиански говоришь!

– Врагов я видел, отец Григориос, друга не встречал!

– Не знаешь ты еще врага… Погоди, узнаешь! – злобно посулил настоятель.

Мимо собеседников шагом проехал Арцви.

– Арцви, что это с тобой приключилось? – окликнул его дед Абраам.

Арцви застенчиво усмехнулся, придержав коня.

– Арцви, верно, что от персидского царя недобрый приказ получен? – спросил кузнец Оваким.

– Верно, – отвечал Арцви, подбрасываемый плясавшим под ним скакуном. – Готовьте копья – будет война!

Он поскакал к городским воротам и въехал в город.

– Готовы копья у нас! – успели крикнуть вслед ему юноши.

– Опять война?! Вот дела!.. – безрадостно покачал головой худой, истощенный крестьянин.

– Э-э, братец ты мой, – повернулся к нему дед Абраам. – Как же иначе? Где царь да князь – там всегда война и кровь! – Он громко расхохотался.

Крестьянин из Акори косо, с неодобрением взглянул на него:

– Не говори так, Абраам: ведь нагрянет перс, принесет нам иго, поборы, рабство, резню…

– А чем лучше перса наш князь? – пренебрежительно бросил Аракэл.

– Братец ты мой, да ведь перс что волк: попадет в стадо, так не довольно того, что нажрется, – он всех овец передушит, разорвет! Наш князь хоть страну-то защитит…

– Защищать-то он свою страну защитит! – грубо и насмешливо отрезал Аракэл. – Страна-то у нас ведь княжья…

Дед Абраам круто повернулся и строго взглянул на Аракэла:

– Если страна княжья, то ты где живешь? У тебя свое место в стране есть?

– Почему нет? – пожал плечами Аракэл и насмешливо прибавил:- Вот когда дело дойдет до моей страны, тогда я и отвечу!

– Э-э, да о чем вы тут? – заволновался Езрас, передергивая выглядывавшими из ветхого рубища худыми голыми плечами. – Столько времени разговариваете, а того понять не хотите, что Азкерт прислал приказ: отдавайте, мол, мне всю вашу страну с народом вместе!

Аракэл пренебрежительно взглянул на Езраса:

– Ты о чем? Страна с народом – что это тебе? Птичье гнездо? Взял в руки и передал? Как это можно – отдать страну? – Он даже привстал от изумления.

– Вот станет он над душой, возьмет – тогда и узнаешь, как отдают!..

– Как бы не так! Не возьмет! – стоял на своем Аракэл. – Кто ему страну отдаст?!

– Да нахарары – вот кто!

– Нахарары?!. – так резко повернулся Аракэл, что все испуганно отодвинулись. – Налогами нас притесняли, из камя хлеб выжимали и отбирали, а теперь страну им отдать?! Вот для чего съехались нахарары и духовенство? Не будет этого!

– Будет, брат странник! Будет! – простонал Езрас. – Душит нас проклятый! Плохо нам, поистине плохо! Веру нашу отнять хочет!..*

* До принятия армянами христианства (в 301 г. н.э.) в их пантеон входило много богов персидского языческого пантеона. (Прим. перев.).