— Ну,— сказал Конан, разливая вино по глиняным кружкам,— я жду рассказа. Полагаю, я заслужил его. И если это в человеческих силах, я обещаю помочь тебе в твоей беде, только, ради прекрасной Иштар, не топись больше.
— Не смейся надо мной, о, храбрый воин из далекой Киммерии,— тихо сказала Фейра, не поднимая глаз.— История моя проста, и помочь ты мне не можешь ничем.
— Пока человек жив, ему всегда можно помочь,— заметил Конан. — Так что рассказывай.
— Что ж, ты и сам уже многое знаешь. Мы с Юлдузом встретились прошлой осенью в доме моего отца, и с первой встречи полюбили друг друга. Солнце казалось нам черным, трава казалась золою, пока мы были в разлуке, и все цветы расцветали для нас, когда он приезжал — открыто или тайком, извещая о себе через пастушка из деревни.— Фейра говорила нараспев, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь, словно рассказывала старинное предание.— А весною состоялся сговор, и после празднеств Равноденствия должна была быть наша свадьба…
— Так вот зачем он здесь, этот красавчик!— с облегчением расхохотался Конан.— А я-то, выгрызи Нергал мою печенку, уж всерьез подумывал, не шпион ли он Мардуфа. Ты обрадовала и успокоила меня, девочка. Хочешь еще вина? Нет? Ну, я налью себе… Так почему же вы не поженились, раз так любите друг друга?
— Потому что наши отцы повздорили между собой,— вздохнула Фейра.— Я уже говорила тебе, что так и не поняла, в чем же там было дело. До свадьбы оставалось всего две луны… А мастер Тай вдруг умер от какой-то своей кхитайской болезни, а, может, просто от огорчения…
Она снова всхлипнула.
— Ну, пусть бы отец просто отказал Юлдузу, я бы ушла в храм Иштар и приняла бы обет, и молилась бы всю жизнь, чтобы мой возлюбленный смог полюбить другую…
Слезы уже вовсю текли у нее по лицу, ей было жаль себя, ей совсем не хотелось уходить в храм, этой маленькой, перепуганной девочке, у которой первая любовь обернулась таким страданием и страхом.— Но теперь он сватает меня за этого слюнтяя, Амаля!
Конан хмыкнул: томный надушенный юноша, по его мнению, заслуживал еще менее лестного имени. Но не удержался и чуть поддразнил девушку:
— Ну, слюнтяй или нет, а смотрит он на тебя…
— Как пес на течную суку,— зло сказала Фейра, поджав губы и сузив глаза.
«А девчонка с характером,— с уважением отметил Конан.— Юлдузу-то, может, несладко придется». А вслух сказал:
— Ну ладно, а топиться-то зачем?
— А что ж мне еще остается?— по-детски наивно сказала она.— Свадьба назначена на новолуние. Юлдуз говорит: «Потерпи, родная, я непременно что-нибудь придумаю». Но только что тут придумаешь?
— До новолуния еще целых семь дней. Скажись больной, тяни время. Вы, женщины, прекрасно умеете это делать, если захотите.
— А потом что? Юлдуз поступил к тебе на службу…
— Не ко мне, а к Повелителю Илдизу…— строго поправил ее Конан.
— …Да сияет над ним Око Эрлика все его дни, только мне-то как быть? Он уйдет с тобой в столицу и пока еще дослужится до такого чина, чтобы увезти меня от отца силой! А мужнюю жену по законам Пророка не может увезти и Великий визирь, чтобы не быть после этого битым палками по пяткам и лишенным мужества. Разве что я отравлю своего благоверного, да простит мне милостивая Иштар самые помыслы об этом. Но злодейством счастья не добудешь…
Слезы снова навернулись ей на глаза.
— А ведь ты права, малышка!— весело воскликнул киммериец, осененный счастливой мыслью.— Никто не может отобрать у мужа жену, даже Великий визирь Повелителя! Поэтому вам двоим нужно просто пожениться.
Девушка посмотрела на него с надеждой.
— Но ведь нужно двое свидетелей… — робко сказала она.— А у нас с Юлдузом никого нет…
— Меня и Харры будет недостаточно?
Конан вскочил на ноги, ему не терпелось осуществить свою затею. Девчонка нравилась ему все больше, а к вздорному астрологу он не питал никакой приязни, особенно после учиненного накануне скандала. Провести глупого и упрямого родителя и выручить из беды двух отчаявшихся влюбленных — что может быть благороднее? И киммериец, внутренне хохоча в предвкушении веселой проделки, велел Фейре:
— Беги-ка, надень что-нибудь подобающее, да скорее возвращайся сюда. Ты верхом ездить умеешь?
— Смогу, если надо!— отозвалась Фейра совсем другим, звонким и веселым голосом.— Я быстро!
И, вскарабкавшись на плоскую крышу казармы по приставной лестнице, она почти бесшумно исчезла в саду.
— Ай, да девушка!— восхищенно пробормотал киммериец.— Мне бы такую сестренку! Иштар щедра к Юлдузу!
Войдя в казарму, он направился к топчану новобранца, намереваясь поднять его хорошим пинком. Но место у стены пустовало. На топчане лежало одно только свернутое одеяло, которое в темноте легко можно было принять за спящего человека. Но к пинкам ун-баши оно осталось совершенно равнодушно. Киммериец не на шутку разаозлился.
— Кхитайский ублюдок!— шепотом выругался Конан. — Где он шляется, Нергал его забери?
— Что случилось?— послышался из темноты хриплый со сна голос Харры. — Тревога? Будить всех?
— Хорошо, что ты проснулся,— отозвался Конан и еще раз пнул уже лежащее на полу одеяло Юлдуза.— Вставай, Харра, и иди за мной.
Выбравшись из душной тьмы общей спальни, Конан быстро пересказал своему помощнику события этой ночи.
— Ну, и где же он, этот пылкий влюбленный?— хмыкнул Харра.
— Шляется где-то рядом, ищет возлюбленную в озере — может, догадался, что не вовремя оставил. Вот и он!
В калитке, ведущей из двора в сад, появился Юлдуз. Увидев ун-баши и его помощника, явно его поджидающих, юноша растерянно застыл на месте.
— Где ты был?— спросил Конан самым суровым тоном, на какой был способен. Харра тихо хрюкнул у него за спиной.
— Там, где ты запретил мне бывать, мой ун-баши,— глядя Конану прямо в глаза, честно ответил Юлдуз.
— Если бы ты был чуть-чуть поразговорчивее, сын мой, — сказал ун-баши тоном Магриба,— я смог бы помочь тебе гораздо раньше.— И, с удовольствием глядя на недоумевающего новобранца, велел:— Оседлай четырех лошадей, мы едем в город.
Юлдуз, не говоря ни слова, отправился в конюшню. Конан обернулся к Харре.
— Что скажешь, старый друг? Надо помочь несчастным детям. Нет ли у тебя в городе знакомого казия или жреца Эрлика, мой хитроумный Харра? Сойдет даже младший жрец.
— Найдем,— ухмыльнулся Харра.— Где-то у нас тут было вино, а то гортань у меня пересохла, как заброшенный колодец.— Разыскав кувшин, он приложился к нему, не утруждаясь поисками чистой чаши.— Ах, хорошо, клянусь Оком Эрлика, под чьими лучами созрел виноград для этого вина!.. Мне тоже не по нраву вздорный старикан. Хорошо бы сыграть с ним эту шутку. Эй, Юлдуз!— окликнул он юношу, который уже вывел четверых оседланных скакунов и подтягивал подпруги.— А сохранил ли ты запись о сговоре?
— Каком еще сговоре?— очень натурально изображая неведенье, отозвался Юлдуз.
— О вашей свадьбе с несравненной Фейрой!— невозмутимо заявил Конан, веселясь от души.— Я ее сегодня вьпащил за косы из озера, так надоело малышке ждать, пока ты наконец решишься назвать ее своей!— И, словно не замечая, как резко побледнел Юлдуз, киммериец добавил с самой серьезной миной:
— Я тебе просто завидую, парень. Не каждый день топятся из-за меня прекрасные девушки!
— Да, если б каждый, это было бы приятно,— заметил хохочущий Харра.
— Что с Фейрой?— тихо сказал Юлдуз таким жутким голосом, что начальник, дабы тут же на месте не лишиться подающего надежды воина, поспешил его успокоить:
— Жива она, жива. Ручаюсь, сейчас она выпрыгнула из окна отчего дома и со всех ног бежит сюда — слышишь шорох в кустах? Нынче ночью мы едем в город тайно вас женить.— Конан закатил глаза и загнусил, весьма искусно подражая казию: — Согласен ли Юлдуз, сын ремесленника Тай Цзы, взять в жены Фейру, дочь астролога Бахрама, сына… Кого-то ибн Такого-то…
— Горшечника Мирада,— приглушенно выкрикнул девичий голос, и перед пораженными мужчинами предстала преобразившаяся Фейра — в белом платье и белых же шелковых шальварах, в золотом халате и тонком покрывале. Расшитые жемчугом маленькие туфли не годились для скачки, и ун-баши ворчливо распорядился: